Обвинение и оправдание - Эдвард Бис

Обвинение и оправдание

Эдвард Бис

© Эдвард Бис, 2017

ISBN 978-5-4485-4385-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Знаком ли я с преступным миром? Отчасти. Полагаю, с его ничтожной частью. Но при всем этом я уверен, что если уважаемый читатель ознакомится с представленным ниже взглядом, то у него может сложиться верное представление о преступном мире вообще. Говоря «верное представление», я имею в виду, что, к огромному сожалению, суждение масс о преступлении и самих преступниках ощутимо хромает ложным или искаженным мнением, которое вызывает смех, негодование или даже бешенство у людей с определенным складом ума и характером.

Чтобы знать, что представляет собой преступный мир, достаточно, казалось бы, задаться простыми вопросами: кто такой преступник и что есть преступление? Не так ли? Да, так. Но ответы на них могут быть двойственны и даже противоречивы. Смотря с какой позиции к ним подойти. Если с позиции разума, то ответы могут быть отталкивающие и даже шокирующие. Если с позиции сознания, то обнадеживающие и успокаивающие. Собираюсь ли я умиротворять вашу душу, уважаемый читатель? Нет. Убаюкивание не входит в мои планы.

Предлагаю рассмотреть природу преступления и природу наказания не с насиженных мест, к которым уже подведены подъездные пути, а прогуляться туда, откуда открывается редкий объемный, а потому перспективный вид. Начнем с простого и коварного вопроса: «Кто такой преступник?» Как определяет толкование: преступник – это личность, нарушающая закон и… Нет. По этой утоптанной тропе мы продвигаться не будем. Она может привести нас в загон для стада. Данный ответ въедается в сознание масс, подобно мазуту в белую хлопковую ткань. Вывести это вонючее пятно можно только отбеливателем, именуемым «разумение». Оставим на время этот вопрос. Он разрешится далее проще, чем сама простота.

Попробуем ответить на другой вопрос. Что такое преступление? Преступление – это акт, противный цивилизованному… Ууу! Эту заезженную песню юриспруденции нам также придется оставить. Иначе она заведет нас в дебри. Данный ответ заседает в мозгу, подобно ржавому гвоздю в отсыревшей древесине, выдернуть который можно исключительно клещами цепкого разумения.

Я предлагаю не повторять понятия, прописанные в толкователях или учебниках права, а смотреть себе в сердце, отвечать не увиливая. Кто такой преступник? Это человек. Что есть преступление? Это человеческое деяние, и оно олицетворяет само человечество. Вот оно! N.B. Мы на острие истины, с которого можно соскользнуть и провалиться в края абсурдов. Но вид явный: преступник – человек; преступление – жизнь человечества.

Я искренне надеюсь, что уважаемый читатель не склонен впадать в истерику, утверждая, что преступник – это зверь, это оборотень общества, а не человек. Либо идти еще дальше: преступление – это не человеческое деяние, оно противно человечеству.

Преступник – это человек. Преступление – это человеческое деяние, друзья мои. У преступления нет расы. У преступления нет национальности. У преступления нет религии. У преступления нет границ и вообще лица! Те, кто олицетворяет преступление с преступником, заблуждаются. Преступление даже не продукт определенного класса общества, а продукт всего человечества. Это и есть человечество.

Нет ни одного класса, ни одной должности, ни одного статуса, ни одного мало-мальского положения или титула, из которых не было бы преступников. Преступниками были крестьяне и помещики, дворяне и придворные, служащие и трудящиеся, министры, короли, падишахи, цари, президенты и духовные наставники. Были и будут. Так говорит история и здравый смысл. Ко всему трудно характеризуемому колориту примешивается еще и тот факт, что самыми злостными, коварными и кровавыми преступниками были те, кто занимали верховное положение власти.

Многие полагают, что преступник – это нарушитель закона. Данная мысль кажется неопровержимой, если проталкиваться среди теснящихся прохожих своего двора. Но как скоро мы сумеем освободиться от давления пространства и времени, так же сразу поймем, что самые злонамеренные, циничные и безжалостные нарушители закона и порядка судимы не были! А совсем наоборот, именно они судили и судили тех, которые олицетворяли законы и порядки. Достаточно взглянуть на перевороты и революции. В те времена эти люди переступали законы, как лужицы, объявляя себя кем угодно, но с неизменным правом судить других и наказывать. Собственно, никто их этим правом не наделял, но они наделялись им условно и отвлеченно. Как мы знаем, такие судили жестоко, не пытаясь даже изменить существовавшее законодательство и не волнуясь о том, что законы, по которым они действовали, не допускают подобного.

Они руководствовались единственным правом, которое исключается юриспруденцией, которое с умыслом изымается из всех возможных кодексов, и более того, даже прописывается как нарушение. Это – право силы. Вот оно! Единственное право, по которому судятся преступники. Из чего получается, что осужденный, какой бы то ни был человек, даже действующий по прописанным законам, является проигравшим. Да, преступник – это человек, но он проигравший.

Победитель – это тоже человек, – ошибочно допускается, что еще больший человек и не простой, а особенный, – но он олицетворяет силу. Победителей не судят. Судят проигравших. Оттого проигравшие платят своими жизнями или годами заключения.

Это не парадокс или уловка мысли. Нет. Закон олицетворяет силу. Закон теряет силу, если ему противопоставляется другая, подавляющая сила.

Отчетливо видно, что природа преступления – это природа людей. Также верно, что природа наказания – это природа человеческого страха. Но раз уж все это людское, то возникает другой вопрос: а кто же НЕ преступник в таком случае? Ведь все мы, как ни крути, одного цвета крови.

По какому-то нелепому заключению признается, что преступник определяется судом. Конечно же, в праве прописывают, что суд определяет вину подсудимого, но подразумевается, что судом определяется преступник. Это заблуждение везде. Даже в детских поговорках, подобных «Не пойман – не вор». За такие извинительные утехи прячется половина человечества.

Если смотреть на явление преступления проницательным, вдумчивым взглядом, то нельзя не увидеть, что преступление определяется деянием и помыслами. Преступник также определяется не судом, не трибуналом, а не чем иным, как деяниями и помыслами. А как же! Разве может насильник, убийца, террорист, вор или другой преступник не быть таковым, если он не пойман или оправдан судом? То, что такой считается или признается невиновным, лишь удобное название стечению обстоятельств.

Более того, зачастую случается, что даже пойманный и судимый преступник не считается таковым массами, независимо от его преступных деяний. Это может происходить, когда человек действует по идейным соображениям и если ему, как и окружающим его массам, кажется, что поступки продиктованы благими намерениями.

А если судом подсудимый признается виновным в преступлении, которого он не совершал? Такое случается, и мы все это знаем. Неужели если он считается или признается преступником, то становится таким по факту?

Как скоро рассудительная личность задастся подобными вопросами, то так же сразу ей будет трудно не признать: почти все преступны в деяниях и помыслах! Но я не хотел бы быть понимаем узко, то есть быть ограниченным суждениями. Можно было бы добавить сравнения, подобные: кто не проезжал на красный свет? Кто не превышал ограничение скорости? Кто не лгал? Кто не изменял супруге (-у)? Или кто без греха? К сожалению, подобные вопросы хоть и выявляют человеческую природу, но тем не менее раскрывают ее лишь частично. Человек преступен по своей людской природе. Тот, кто не замечает всей его очевидной греховности, просто смотрит не с той стороны.

Вы думаете, уважаемый читатель, я стал философствовать здесь, в заключении? Простите, не отрекомендовался. Склоняю голову: российский заключенный тайской тюрьмы высшей охраняемости. Бывший грабитель, повинный в смерти полицейского. А может, полагаете, что с помощью интриг мысли пытаюсь оправдаться в своих и ваших глазах? Нет. Здесь я научился выражать свои мысли, и мне приятно изъясняться с самим собой, излагая мысли на бумаге. С выражением «уважаемый читатель» сегодня и сейчас я обращаюсь к самому себе. Ведь я перечитываю свои рукописи. И если я не буду уважаем самим собой, то не напишу ничего достойного даже для самого себя. Но при всем этом я болею надеждой, что данные рукописи станут в свое время достоянием публики, и в этом случае я заочно признаю своего читателя уважаемым. Иначе и быть не может!