Придорожное кафе - Яна Батчаева

Яна Батчаева

Придорожное кафе

Старенькое придорожное кафе на заправке расцвело в лучах утреннего солнца. Золотисто-розовые лучи окрасили собой стены и разлились по стеклам четырех больших окон, которые теперь сияли и ослепляли светом каждого, кто мог застать этот прекрасный рассвет.

Голубые двери слегка скрипнули и распахнулись настежь. На порог вышла улыбчивая официантка, хорошенькая и, кажется, совсем юная. Она тщательно подмела порог и принялась протирать окна. Девушка сопровождала работу легким звучным мотивом, напевая с душой, а на более высоких нотах забавно вскидывала подбородок. В ней кипела жизнь и безграничное счастье. Здесь и сейчас. Пока она энергично натирала стекла, пела и перебирала тонкими ножками, подбрасывая полы зеленого платья, ее наполняло счастье.

Я залюбовался ею. Как мало нужно было человеку, чтобы излучать восторг и радоваться началу дня. И не огорчала ее работа официантки, и даже то, что служить приходилось в захудалом кафе у трассы, а вокруг только пустошь.

Возможно все дело было в молодости. Ах, молодость – пора грез о путешествиях и будущих свершениях, когда кажется, что впереди много лет и точно успеешь получить все, о чем мечтаешь. Но проходит год за годом, а персональная копилка все больше собирает груды упущенных возможностей, сожалений и разочарований. Вот и моя наполнилась ими доверху.

Я мог стать музыкантом, известным на весь мир, каким сейчас был мой бывший друг, но вместо этого, погряз в рутине: на неплохой, но совсем не перспективной работе; в семье, где творится ежедневный хаос от трех маленьких бесят и вечно усталой жены; в круговороте бесконечных мелких расходов, что магическим образом превращаются в такой себе приличный чек. Моя жизнь – это жизнь неудачника. Тем не менее, я влачил свое жалкое существование с безвольным смирением, но вчера, когда увидел передачу о моем давнем друге, с которым вместе взялись за гитары и мечтали о великом будущем, такая злость пробрала и такое отчаяние, что я подорвался с кресла, схватил куртку, ключи от машины и вылетел из дома, даже словом не удостоив домашних.

Всю ночь ехал куда глаза глядят. Вспоминал, как по телевизору говорили о славе обычного паренька из провинциального города, который всего добился сам, о его нынешней роскошной жизни и знаменитых друзьях. Я представлял себя на его месте и зависть огнем клокотала во мне. Почему не я? Почему он? Отчего при всем моем таланте, я удостоился лишь той жизни, что была сейчас. На миг подумал о семье, ведь если бы сложилась карьера музыканта, то вряд ли бы встретил жену, а дети не появились бы на свет. Пустое. Была бы другая женщина, другие дети, а если и нет, то признание мира того стоило бы, верно?

Из кафе повеяло сладким запахом. В нем неслось вихрем с десяток разных оттенков. То была и карамель, и ваниль, запах теплой выпечки, цветочный мед, корица. Как манил запах кофе и дурманил шоколад. Пройти мимо было не под силу даже самым стойким.

Я вылез из машины и поплелся к голубым дверям. Все так знакомо, словно я был уже здесь однажды. Внутри светло, тепло, спокойно. У окон стояли столы, два из которых были заняты молодой путешествующей парой и мамой с девочкой, на вид лет десяти, за стойкой сидел непонятный скрюченный мужчина. Я сел через один стул от него. Теперь, когда я мог не спеша разглядеть обстановку, то понял, что действительно здесь уже был. Старомодные серые обои в цветочек, голубой потолок, точно небо над головой и стойка из светлого дерева, а в углу горшок с зеленым лимоном. Почти ничего не изменилось. Это то, самое кафе, где я застрял и потерял драгоценное время, помогая незнакомой старухе – будь она трижды проклята – дозвониться до сына, чтобы тот приехал за ней. В общем, я опоздал на встречу и контракт заключили только с моим другом.

Напротив, как и в прошлый раз, возник все тот же самый пожилой мужчина. Я бы сказал даже, старик, хотя однозначно не ясно сколько ему лет. Высокий, бодрый телом, но с глубокими морщинами на лице и полностью седой. А вот глаза сохранили свой цвет. Они были карими, как крепко заваренный черный чай, и излучали одновременно тепло и суровость.

– Один черный кофе, потерявшемуся путнику, и оладьи с медом. Угадал? – спросил он.

– Я не потерявшийся путник, – проворчал я.

– Как скажешь, приятель, – улыбнулся старик.

Он кивнул одной из девушек и та, вооружившись подносом, поспешила на кухню. Мужчина подвинул мне крепкий кофе в белой фаянсовой чашке и приступил к заказу другого посетителя.

Я устало наблюдал за тем, как старик – похоже, что он был владельцем кафе – не спеша наливает кофе, чередуя напиток с молоком. Удивительно, но горькая черная жижа не смешивалась с белой и вскоре в прозрачном высоком стакане оказался кофе, напоминающий зебру в крупную полоску. Напиток отправился в руки к мужчине средних лет с сокрушенным видом. Тот склонился над стаканом и некоторое время просто сидел над ним. Потом он сделал первый глоток темного слоя, скривился и ссутулился еще сильнее.

– Неудачный день? – спросил его хозяин кафе.

Тот фыркнул и снова сделал глоток.

– Скорее жизнь, – ответил незнакомец.

– Сочувствую дружище. Но не уж то, в твоей жизни не было совсем ничего хорошего?

– Не то, чтобы уж совсем не было… Но раз за разом одно и то же. Только все налаживается – на работе тишь да гладь, с проблемами понемногу разбираюсь, появляются деньжата – так нет, снова все наваливается, как снежная лавина. Кажется, что я только тем и занимаюсь всю свою жизнь: разгребаюсь со старыми проблемами, чтобы освободить место для новых. Я нахожусь в вечной борьбе с реальностью. А ведь хочется уже вздохнуть наконец, жить лучше и дать большее семье, детям.

Он сделал снова глоток. Я заметил, что теперь мужчина отхлебнул слой молока, но несмотря на это опять нахмурился, словно на язык попала все та же горечь. Старик тоже наблюдал за ним. Карие глаза озорно смотрели на погрязшего в людской суете мужчину. В конце концов, гость выпил причудливый кофе до дна, а напоследок сморщившись кинул: «ну и кофе у вас… гадость редкостная» и недовольный заковылял к своей машине.

Старик покачал головой и ухмыльнулся. Он тут же подхватил грязный вытянутый стакан, вымыл его до блеска и поднял на уровень глаз. Сквозь чистое стекло проходили лучи солнца.