Мой муж Одиссей Лаэртид - Олег Ивик

Олег Ивик

Мой муж Одиссей Лаэртид

РОМАН

Автор благодарит В. И. Генкина,

в ходе общения с которым

родилась идея этой книги.

Предисловие

Специалистам по микенской цивилизации известны сенсационные раскопки, проводящиеся Янинским университетом на Итаке с 1994 года. В ходе этих раскопок в северной части острова, вблизи поселения Эксоги, был открыт дворец, в котором найдены в том числе фрагменты керамики, датирующиеся XIII—XII веками до н.э.[1] Это позволило предположить, что в один из периодов своего существования дворец принадлежал легендарному царю Одиссею (не путать с дворцом, который был раскопан Генрихом Шлиманом и, как выяснилось, относился к значительно более позднему времени). К сожалению, результаты этих раскопок до сих пор почти не публиковались, а русскоязычной читательской аудитории они и вовсе мало известны.

Тем большее значение имеет недавно вышедшая в английском издательстве «Archaeological Discoveries» книга, в которой опубликованы тексты (переведенные на английский язык проф. Джеймсом Уотерфилдом) глиняных табличек, найденных на Итаке учеными Янинского университета. Таблички были обнаружены в подвале небольшого помещения, несколько отстоявшего от дворца и, вероятно, имевшего хозяйственное назначение. Следы пожара, уничтожившего эту постройку, позволяют понять, почему таблички в сохранности долежали до наших дней. Греки крито-микенской эпохи, в отличие от, например, древних жителей Междуречья, не обжигали сделанные на глине записки, поэтому последние сохраняются достаточно редко. Лишь сильные пожары, превращавшие глину в вечную керамику, позволяли табличкам оставаться неизменными на протяжении трех с лишним тысячелетий — именно так сохранились таблички Кносского и Пилосского дворцов, погибших в огне.

К большому сожалению археологов, пожары нечасто уничтожали дворцы той эпохи, и количество дошедших до наших дней греческих табличек не так уж велико — до последнего времени оно не превышало шести тысяч. Поэтому грандиозная находка на Итаке — около полутора тысяч табличек отставит ее в один ряд с величайшими археологическими открытиями нашего времени. Тексты табличек написаны от имени Пенелопы, жены знаменитого царя Одиссея, и существует предположение (впрочем, достаточно безосновательное), что записи на итакийских табличках действительно были сделаны рукой самой царицы.

По свидетельству археолога Микиса Аргиропулоса, руководившего работой на этом участке, таблички располагались на некоем подобии полки, вырубленной в скальной породе (трехуровневый дворец, равно как и многие его пристройки и хозяйственные помещения, примыкал к скале). Кроме того, две таблички валялись на полу отдельно от прочих. На некоторых табличках сохранились следы перекрещивающихся лоз, и это наводит на мысль, что когда-то они содержались в плетеных корзинах. После того как таблички отсырели, нижние из них, под тяжестью верхних, впечатались в днища корзин и приобрели соответствующие оттиски. Корзин, судя по кучкам, в которых лежали таблички, было десять. Сейчас от них остались лишь следы пепла, который, к сожалению, не был вовремя передан на радиоуглеродный анализ, поэтому датировка находки, даже и приблизительная, все еще вызывает серьезные разногласия в научном мире.

Все тексты на табличках написаны линейным письмом Б, так же, как и соответствующие тексты из Кносса, Пилоса и Микен. Письмо это было в употреблении примерно с середины XV века до н.э. и вплоть до дорийского нашествия рубежа XII— XI веков. Это позволяет датировать итакийский архив временем не позднее XI века до н.э. Никакие другие датирующие предметы (да и вообще никакие другие предметы) в подвале найдены не были. Что же касается самого «Дворца Одиссея», как назвали его археолога, он просуществовал достаточно долго, по крайней мере с конца среднеэлладского периода (некоторые его слои относятся к XVII веку до н.э.) и до римского времени включительно.

Линейное письмо Б давно дешифровано совместными усилиями английских исследователей М. Вентриса и Дж. Чедвика, и перевод табличек на современные языки не представляет особой проблемы для ученых. Однако специалисты, изучавшие находку, столкнулись с затруднениями другого плана. Дело в том, что почти все ранее найденные таблички крито-микенской эпохи (а их, как мы уже говорили, около шести тысяч) представляют собой хозяйственные заметки — опись содержимого подвалов, сообщение о количестве продуктов, животных, а иногда и людей, использованных при жертвоприношениях, списки рабов, занятых на тех или иных работах. Порой среди этих документов встречается деловая переписка. Но ни одна из тысяч табличек, найденных до настоящего дня, не содержала даже намека на художественную прозу или дневниковые записи. Что же касается итакийских табличек, то их содержание совершенно недвусмысленно представляет собой попытку создать литературное произведение в жанре психологического или, возможно, автобиографического романа (если этот громкий термин применим к неумелому произведению древнего автора). И это вызывает в научном мире серьезные сомнения по поводу датировки всего архива.

Большинство специалистов сходятся в том, что тексты итакийских табличек, если судить только по их содержанию, не могли быть созданы ранее VIII века до н.э. — века Гомера и Гесиода. Более того, если учесть глубокий (для своей эпохи) психологизм записок и принимая во внимание, что «Дворец Одиссея» был обитаем еще в римское время, таблички вернее было бы отнести к периоду расцвета латинской литературы, эпохе Апулея, Сенеки, Петрония и особенно Овидия с его «Героидами» — писателей, творениями которых автор записок, возможно, пытался по мере сил вдохновляться в своей работе. Но в период после нашествия дорийцев никто не использовал линейное письмо Б, и, даже если мы заподозрим мистификацию, следует понимать, что ни один самый образованный человек римского времени (и тем более позднейших эпох) не мог быть знаком с этой давно забытой письменностью. Таким образом, таблички представляют дополнительный интерес для грядущих ученых, которым, возможно, удастся разрешить их загадку.

Одними из факторов, наводящих на мысль о мистификации новейшего времени, считаются некоторые места в исследуемом тексте, которые при известной фантазии можно принять за реминисценции из текстов гораздо более поздних эпох, — в частности, сравнение человека с мыслящим тростником, сделанное автором табличек почти за три тысячи лет до Паскаля. Впрочем, эта точка зрения представляется достаточно безосновательной, ведь мысли людей во все времена развиваются по одним и тем же законам. Таких реминисценций в настоящем тексте немало, но переводчик не счел возможным фиксировать на них внимание, поскольку они и так заметны (иногда чересчур заметны) вдумчивому читателю и должны лишний раз утвердить его во мнении, что нет ничего нового под солнцем.

Еще один сложный вопрос, который встал перед исследователями,