Тюремная энциклопедия - Александр Кучинский

Слабые сдаются, твердые начинают вдумываться и кончают тем, что обращаются за советом к бывалым людям, к законникам. Около законников новичок в скором времени становится тем, кем он должен быть, то есть – арестантом. Потом вновь поступивший уже без руководства и объяснений понимает весь внутренний смысл тюремного быта на практике, и через какое-то время он – полноправный член этой общины. Арестанты неохотно и очень редко рассказывают о своих похождениях, о злодействах же никогда. Не привыкая хвастаться своими преступлениями, арестанты все-таки с большим уважением относятся к тому из бродяг, который попробовал уже и кнут и плети, стало быть, повинен в сильном уголовном преступлении.

Старинные «мастырки»

Казенная работа изо дня в день одна и та же, тяжелая и однообразная, поэтому все стараются как-нибудь от нее уклониться. Летом арестанты надрезывают чем-нибудь острым кожу какой-нибудь части своего тела (чаще всего половых органов) и в свежую рану пропускают свой или конский волос. Добившись местного воспаления, нагноения, он идет к лекарю и попадает в госпиталь с подозрением на сифилис.

К врачам зимой идут арестанты с распухшими щеками, когда, по их опыту, стоит только наколоть внутри щеки булавкой и выставить эту щеку на мороз, она сильно распухает.

Смачивают также палец и высовывают в форточку. Палец отмораживается, фельдшер его отрезает, но теперь арестанта посылают на более легкую работу. Вот почему заключенные любят добывать всякие едкие, разъедающие жидкости, кислоту, известь, колчедан.

Вытяжкой сонной одури они делают искусственную слепоту, пуская жидкость в глаз, увеличивают зрачки и при осмотре кажутся как бы действительно слепыми.

Принимая натощак столовую ложку нюхательного табаку, арестанты добивались того, что их клали в больницу, потому что наступала тошнота, бледность кожи, биение жил и общая слабость.

Принимавшие ложку толченого стручкового перца с сахаром добивались грыжи и пили потом натощак такую же ложку соку из репчатого лука, когда грыжа надоедала и делалась ненужной.

Симулируя глухоту, клали в ухо смесь из травяного сока, меда и гнилого сыра. Сыр, разлагаясь, вытекал наружу жидкостью, по запаху и белому цвету похожей на гной.

Порошком, который остается в древесных дуплах после червей, дули в глаза желающему симулировать бельмо, которое, однако, скоро проходит. Хороший флюс для арестантской практики тоже дело не мудреное – стоит наделать внутри щеки уколов иголкой, пока не хрустнет (но не прокалывать насквозь), а затем, зажав нос и рот, надувать щеку до флюса: щека раздуется, покраснеет, и это похоже на рожистое воспаление. Чтобы вылечиться – стоит проколоть щеку снаружи насквозь и выпустить воздух. Стягивая под коленом кожу в складки (с захватом жил) и продевая сквозь эти складки свиную щетину на иголке, добивались искусственного све1сния ноги – щетина оставалась в жилах. Распарив ногу в бане и вынув щетину, можно и в бега уйти. Из нерчинских каторжных тюрем, да и вообще из тюрем Восточной Сибири и Сахалина побеги совершались очень часто и в огромном числе.

А.П. Чехов. «Остров Сахалин»: «Три надзирателя… приходятся на 40 человек… В тюрьмах много надзирателей, но нет порядка. Почти каждый день в своих приказах начальник острова штрафует их, смещает на низшие оклады или же совсем увольняет: одного – за неблагонадежность и неисполнительность, другого – за безнравственность, недобросовестность и неразвитие, третьего – за кражу казенного провианта… а четвертого – за укрывательство, пятый, будучи назначен на баржу, не только не смотрел за порядком, но лаже сам подавал пример к расхищению на барже грецких орехов, шестой – состоит под следствием за продажу казенных топоров и гвоздей…

Надзиратели во время своего дежурства в тюрьме допускают арестантов к картежной игре и сами участвуют в ней: они пьянствуют в обществе ссыльных, торгуют спиртом. В приказах мы встречаем также буйство, непослушание, крайне дерзкое обращение со старшими в присутствии каторжных и, наконец, побои, наносимые каторжному палкой по голове, последствием чего образовались раны…

Ссыльное население не уважает их и относится к ним с презрительной небрежностью».

А между тем жалованье надзирателя составляло в то время 480 рублей, причем через какие-то сроки оно постоянно увеличивалось на треть и даже вдвое.

Для сравнения: жалованье школьного учителя в те же годы было 20–25 рублей.

В России на 1906 год – 884 тюрьмы.

«Седлецкая рассчитана на 207 мест, фактически заключенных – 484.

Сувалкская 165 – 433.

Петроковская 125 – 652».

Вообще во всей Сибири на 1900 год должно было находиться 310 тысяч людей, сосланных туда за различные преступления и правонарушения, но из этого числа по меньшей мере треть, то есть около 100 тысяч, было «в бегах». Они в основном оставались в той же Сибири, но бежали с мест приписки, бродя– «. жили, воровали, порой грабили и убивали местное 1 население.

Процент ссыльных, которые находились «в безвестной отлучке», был чрезвычайно высок, но в некоторых областях, к примеру – в Амурской и Приморской, из каждых ста ссыльных бежали до 70–80 человек.

Касты

В дореволюционных тюрьмах и на каторге к началу XX века сложилась довольно строгая иерархия среди заключенных. Власть в тюрьме принадлежала тюремным «иванам» – ее аристократам, старожилам. От их воли напрямую зависела судьба каждого тюремного сидельца. Заслужить высший титул можно было только преданностью своей профессии, многократным отсидкам. «Иван» ловок, зачастую умеет увернуться от всякой кары. С ним считается тюремное начальство. Он – властелин тюремного мира, и только ему принадлежит право распоряжаться жизнью или смертью сидельцев.

Второе сословие – «храпы». Эти всегда и всем возмущаются, все признают неправильным, незаконным и несправедливым как со стороны администрации, так и со стороны сотоварищей. От них главным образом исходят всякие слухи и сплетни. Ничто так не умиляет их, как какой-нибудь конфликт в тюрьме. Чаще всего они их и затевают, но при этом сами уходят в тень. Многие из них сами хотели бы быть «Иванами», но у них не хватает для этого необходимых личных качеств.

Третье сословие – «жиганы». Мошенники, насильники, проигравшиеся в карты и т.д.

Четвертое сословие – «шпанка». У этих в тюрьме не было никаких прав, одни обязанности. Они вечно голодные и всеми гонимые. Их обкрадывали голодные жиганы, их запугивали и обирали храпы. Случайно попавшие в тюрьму, они были не способны к объединению, а отсюда и соответствующее к ним отношение.

В тюрьме каждый заключенный, вне зависимости от сословной принадлежности, должен был соблюдать «правила-заповеди арестантской жизни», традиции, обычаи, нормы поведения. Любая измена этим правилам влекла за собой кару. Кто «засыпал» товарищей по делу, всех «язычников» (доносчиков) ожидала неминуемая смерть. Избежать возмездия мало кому удавалось. «Записки», указывающие на изменника, направлялись по всем тюрьмам от Киева до Владивостока и требовали от находившихся там воровских авторитетов при обнаружении изменника «прикрыть» его дело. Отступника следовало не только зарезать, но и обязательно провернуть нож в ране.

«Прописка»

Публика в камерах постоянно обновлялась, новичков ждали всегда с большим нетерпением, чтобы посвятить в «арестантство». Стоило только надзирателю закрыть за новичком дверь, как в камере начинали раздаваться возгласы: «Подать оленей!» Тут же находилось двое любителей и становились плотно спиной друг к другу. Помощники связывали их у пояса полотенцем. После этого каждый наклонялся в свою сторону. Их накрывали одеялом, и «олени» были готовы. Новичку дружно предлагали прокатиться на «оленях». Если он не садился добровольно, то усаживали силой. Как только тот усаживался, связанные распрямлялись и зажимали его словно в тисках, а остальные начинали хлестать его скрученными в жгуты полотенцами. Кому эта забава была известна, те развязывали «оленей», садились на них поочередно и катались по камере. После этого им определялись места и присваивались клички.

Суды революции

Сначала на волю из тюрем хлынули «птенцы Керенского» – мазурики, фармазоны, жиганы и уркаганы, выпущенные либеральным правительством по случаю падения 300-летней монархии. А к власти в итоге пришли большевики, которые не знали никаких нравственных норм и законов, которые не останавливались ни перед чем, добиваясь своих целей.

С первых же дней новая власть стала очень широко применять смертную казнь, которая санкционировалась и судом и без суда. Расстрелу на месте без суда и следствия подлежали спекулянты, германские шпионы, контрреволюционные агитаторы, погромщики, хулиганы. Безграничные права предоставлялись ВЧК. Приговоры к смерти, без права обжалования, выносились «тройками», «пятерками» ЧК, которые должны были руководствоваться лишь «революционным правосознанием».