Богач, бедняк - Ирвин Шоу

— Когда? — опять стал канючить Билли, упрямо стараясь вырвать свою ручку.

— Когда тебе исполнится десять, я тебе уже сказала.

— Но это только через год, — заныл он.

— Ты и оглянуться не успеешь. Время летит так быстро, — успокаивала она его. — А теперь ну-ка застегни пальто! Не то простынешь.

Он только что играл в баскетбол на школьном дворе и сильно вспотел. Холодный воздух позднего октября покусывал щеки, и к тому же с Гудзона дул сильный ветер.

— Целый год, — разочарованно повторил Билли. — Это бесчеловечно!

Она, засмеявшись, нагнулась, поцеловала его в макушку, но он от нее резко отстранился.

— Никогда не целуй меня при всех, — строго сказал он.

Бродячая собака подбежала к ним, и ей пришлось сдержаться, чтобы не запретить ему ее погладить.

— Старенький песик, старенький, — он погладил собаку по голове, потрепал ее за уши, он, казалось, сейчас был в своей стихии. Он уверен, подумала Гретхен, что никакое живое существо никогда не причинит ему вреда, кроме родной матери.

Собака убежала, махнув на прощанье хвостом.

Теперь они уже были на своей улице и, слава богу, живы-здоровы. Гретхен, отпустив его руку, позволила Билли лениво ковылять позади, переступая через трещины в тротуаре. Они подошли к подъезду своего построенного из желтоватого песчаника дома. Возле дома их ждали Рудольф и Джонни Хит. Они стояли, облокотившись на высокое крыльцо со ступеньками. У каждого в руках — по бумажному пакету, а в них по бутылке. На Гретхен было старое пальто, голову она замотала шарфом — в общем, вид у нее был затрапезный. Но она не хотела переодеваться, снимать брюки, которые обычно носила дома, чтобы пойти и встретить Билли. Гретхен, конечно, сейчас было неловко за себя, тем более что Рудольф с Джонни были одеты, как и подобает молодым бизнесменам, и на головах у них были модные фетровые шляпы.

Она уже привыкла к частым визитам Рудольфа в Нью-Йорк. Последние полгода он приезжал в город дважды или даже трижды в неделю, всегда безупречно одетый. Калдервуд и он занимались заключением какой-то сделки в брокерской конторе Джонни Хита, но сколько бы ни объяснял ей Рудольф детали, она так ничего и не поняла. Речь шла о создании какой-то корпорации «Д. К. Энтерпрайсиз», по инициалам имени Дункана Калдервуда. Ясно только одно, что после этой сделки Рудольф наверняка станет человеком состоятельным, уйдет из магазина и, по крайней мере, на полгода будет уезжать из Уитби. Он уже попросил ее подыскать ему приличную меблированную квартиру в Нью-Йорке.

Оба они, и Рудольф и Джонни, были «на взводе», видимо, до этого где-то выпили. По золотистым оберткам на горлышках бутылок, торчавших из пакетов, она догадалась, что они принесли шампанское.

— Привет, мальчики, — поздоровалась она. — Почему не предупредили?

— Мы сами не знали, что придем, — ответил Рудольф. — Это экспромт.

Он поцеловал ее в щечку. Нет, он ничего не пил.

— Привет, Билли, — поздоровался он с мальчиком.

— Привет, — небрежно ответил тот. Виной тому — натянутые отношения между дядей и племянником. Билли называл его Руди. Сколько раз Гретхен пыталась заставить своего сына быть повежливее с Рудольфом, называть его дядя Рудольф, но на выручку Билли всегда приходил Вилли, который при этом говорил: «Ах, эти старинные напыщенные манеры. Нечего делать из ребенка лицемера!»

— Пошли наверх, ко мне, — сказала Гретхен. — Там и разопьем.

В гостиной царил ужасный беспорядок. Теперь она превратилась в ее рабочий кабинет, так как пришлось отдать комнату на чердаке Билли, и он был там полновластным хозяином. У письменного стола на полу валялись фрагменты двух статей, которые она пообещала написать к первому числу следующего месяца. Повсюду — книги, записи, обрывки газет. Даже кушетку она не пощадила. Гретхен, несомненно, не была образцом аккуратности, и все предпринимаемые ею время от времени героические усилия по наведению порядка давали обратный результат — хаос становился еще больше, чем прежде. Когда она работала, то курила одну сигарету за другой, и в комнате повсюду в самых неожиданных местах стояли пепельницы с горой окурков. Вилли, который тоже не отличался большой аккуратностью, время от времени даже бунтовал:

— Это не дом, а редакция городской газетенки, черт бы ее побрал!

Гретхен сразу отметила недовольное выражение на лице Рудольфа, когда тот быстро оглядел ее комнату. Может, сейчас, в эту минуту, он сравнивал ее с той дисциплинированной и слишком аккуратной девушкой, какой она была в девятнадцать лет? Вдруг Гретхен почувствовала беспричинную вспышку гнева из-за своего безукоризненно одетого, такого благопристойного брата. «У меня на руках семья, — мысленно оправдывалась она, — я зарабатываю себе на жизнь сама, не стоит забывать об этом, дорогой братец!»

Повесив с подчеркнутой аккуратностью, чтобы чуть сгладить неприятное впечатление от беспорядка в комнате, пальто и шарф на вешалку, она сказала Билли:

— Иди к себе наверх делать уроки.

— Ах, да, — вздохнул Билли, скорее для проформы, а не из-за желания остаться в компании взрослых.

— Иди, иди, Билли!

Сын с искренним удовольствием пошел к себе наверх, но изобразил при этом такой несчастный вид, как будто ему ужасно этого не хотелось.

Гретхен достала бокалы.

— Ну, по какому случаю пьем? — весело спросила она Рудольфа, открывавшего первую бутылку.

— Мы наконец добились своего, — сообщил ей Рудольф. — Сегодня состоялось официальное подписание документов. Теперь мы сможем пить шампанское всегда — утром, днем, вечером, когда угодно, пить до конца жизни.

Он наконец вытащил тугую пробку и стал разливать шампанское по бокалам, искрометные пенистые брызги фонтаном падали ему на руку.

— Просто замечательно, — воскликнула Гретхен, хотя так и не поняла до конца, как это Рудольфу удалось без посторонней помощи проникнуть в область крупного бизнеса.

Они чокнулись.

— За процветание корпорации «Д. К. Энтерпрайсиз» и председателя совета директоров, — предложил тост Джонни. — Самого молодого из всех новых магнатов!

Оба они засмеялись, но все равно чувствовалось, что нервы у них напряжены. Как это ни странно, но они напоминали Гретхен людей, которым чудом удалось уцелеть после дорожного происшествия, и теперь они истерически поздравляли друг друга со счастливым исходом.

Рудольф не мог сидеть на месте. Он все время ходил по комнате с бокалом в руке, открывал книжки, разглядывал ее письменный стол с царящим на нем беспорядком, торопливо перелистывал газеты. Какой-то нервный, загнанный, с лихорадочно блестящими глазами и провалившимися щеками.

Джонни являл собой полную противоположность Руди: полнощекий, гладенький, спокойный и собранный. Теперь, после нескольких глотков шампанского, вид у него был довольный, даже сонный. Он, конечно, куда лучше был знаком с миром денег, чем Рудольф, знал, куда и как их лучше вкладывать, и всегда был готов к неожиданным поворотам судьбы.

Рудольф включил радиоприемник как раз посередине исполняемой первой части «Императорского вальса» Иоганна Штрауса.

— Послушай, они играют наш гимн, — сказал он, обращаясь к Джонни. — Музыка в честь миллионов.

— Не заноситесь, ради бога, — воскликнула Гретхен. — Вы, ребята, заставляете меня чувствовать себя нищенкой.

— Если бы у твоего Вилли было побольше мозгов, — сказал Джонни, — то он бы выпросил, занял или, наконец, украл деньги и вложил бы их в «Д. К. Энтерпрайсиз». Я не шучу. Трудно даже представить, как высоко взлетит эта компания. Предела нет.

— Вилли слишком горд, чтобы у кого-то просить деньги, его слишком хорошо знают, чтобы дать ему в долг, и он слишком труслив, чтобы украсть их.

— Что ты, Гретхен, какие ужасные вещи ты говоришь о моем друге, — сказал Джонни, притворяясь, что шокирован ее словами.

— Когда-то он был и моим другом, — печально парировала Гретхен.

— Выпей еще шампанского, — предложил он. Она кивнула, Джонни налил.

Рудольф поднял с ее стола листок бумаги.

— «Век лилипутов», — прочитал он вслух. — Что это за заголовок?

— Я хотела написать статью по поводу одной новой телепрограммы этого сезона, — ответила Гретхен, — но потом занялась чем-то другим. Прошлогодние пьесы, пьесы нынешнего года, куча новых романов. Деятельность кабинета Эйзенхауэра, вопросы архитектуры, общественная нравственность, проблемы образования. Я просто в ужасе от того, чему учат Билли в школе, и, вероятно, это меня и подвигло на обличительные статьи.

Рудольф прочитал первый абзац.

— Ты довольно резка, — прокомментировал он.

— Мне платят за то, чтобы я всех ругала, — оправдывалась Гретхен. — Это мой рэкет, так и знай!

— Ты что, на самом деле считаешь, что все так безнадежно? — спросил Рудольф. — Или притворяешься?