Дом Для Демиурга. Том первый - Татьяна Апраксина

Мальчик был доволен своей судьбой: нескольких седмиц в лагере рекрутов ему хватило, чтобы понять, что ему улыбнулась редкостная удача. Судьба денщика была несравнимо лучше судьбы рядового солдата, даже если господин отличался дурным нравом и срывал на прислуге злобу. Денщики спали в офицерских палатках, подъедали остатки обедов и допивали вино, донашивали старые вещи и считали, что процветают.

— Я вновь ваш должник, господин флигель-адъютант. Как вас отблагодарить? — спросил Алви, встретив Олуэна.

— Пустяки, граф. Сущие пустяки, — улыбнулся тамерец. — Такая услуга не стоит даже слов.

— Но вы рисковали своими средствами…

— Я выиграл достаточно, поверьте. Впрочем, не откажусь выпить вина.

Вечером они встретились в палатке Алви. Вино разыскал все тот же Вир, прекрасно знавший, где что добыть в огромном лагере и в его окрестностях. Парень хорошо ездил верхом и нередко отправлялся в одно из ближайших поместий, чтобы купить свежей дичи, вина или молока для хозяина. Ему почему-то казалось, что северянин мало ест.

— Ваше высокородие, — ныл он, если Алви съедал только половину обеда. — Ну курица ж, ну жирная была, как масло! Ну что ж вы!..

— Доешь сам, — кивал Алви.

Денщик оскорблялся:

— Да я разве о том? Ваше высокородие! Разве для себя старался?

К визиту Олуэна Вир расстарался еще пуще, приготовив ужин из трех блюд. Тушеная с овощами рыба, печеная на углях курица и столь обожаемый всеми местными рис с мясом и пряностями. Вир помнил о том, что господин терпеть не может слишком острую пищу, рыба и курица были приготовлены нормально, но вот рис оказался наперчен по-местному, и ладно бы только наперчен: в нем было вдоволь какой-то желтой дряни с резким горьковатым привкусом, за которую Алви же и платил бешеные деньги. Пряности стоили неимоверно дорого, а потреблялись едва ли не горстями. Хорошо еще, что содержание, назначенное императором графу Къела позволяло покупать столь милые сердцу денщика пряности в приличных, по мнению Вира, количествах. Похоже, денщики между собой мерили благородство господ по количеству поглощенного перца и прочей жгучей или едкой пакости.

Острые блюда запивали вином. Вир ухитрился добыть бочонок отменного красного вина, настоянного на травах и вишневой косточке. Здесь подобные вина называли "черными" и ценили выше прочих марок. Это графу Къела нравилось. Дома вино на травах настаивали только лекаря, чтобы замаскировать горечь и неприятный привкус своих снадобий.

Алви сам взялся наливать вино по кубкам, а Вира отправил отдыхать. Денщик удалился в свой угол, но спать не стал. Из-за загородки раздавался шелест: позавчера мальчишка выклянчил у графа Къела иллюстрированную историю Тамера. Читал он ее или только рассматривал картинки, северянин не интересовался: тянется юный денщик к знаниям — и славно, тем более, что парень клятвенно пообещал мыть руки перед тем, как брать господскую книгу.

— И все-таки я не понимаю вашу страну, — после пятого или шестого кубка сказал Алви. — Торговать живыми людьми, играть на них в карты…

— Граф Къела. Я вас понимаю. Я пять лет учился в Оганде. Там меня часто спрашивали об этом.

— В Оганде? — удивился Алви.

— Да. Там прекрасная военная Академия.

— Оганда не воюет уже лет триста, откуда там быть хорошим военным? — еще больше удивился северянин.

— Может быть, потому и не воюет, — пожал плечами Олуэн. — На них опасно нападать. Я видел их армию. Все офицеры там учатся своему делу. Младшие — три года, потом, перед повышением — еще два. У вас и у нас все не так. Дворянин поступает в армию. Становится сразу поручиком. Иногда капитаном. В Оганде иначе. Там любой может стать офицером, если сдаст вступительный экзамен. Очень суровый экзамен. Один для всех. Я сдавал. Мне было трудно, — мальчишеская улыбка, нежный пушок над губой.

— Пять лет, — повторил Алви. — Тогда вы старше меня?

— Мне — двадцать три. Мы ровесники. В Академию поступают в двадцать один год, но за меня просил император. Огандцы сказали — если я сдам экзамен, они меня примут. Я окончил ее год назад.

— Это там вас выучили драться?

— Нет, это мой отец. Он — генерал от кавалерии в Восточной армии.

— Вот как… — Алви усмехнулся. Именно Восточная армия раз в два-три года нападала на земли Скорингов, а теперь он пьет вино с сыном врага и считает его лучшим другом. — Так что вы отвечали огандцам?

— Не мы создали этот порядок, а наши дальние предки, — задумчиво выговорил Олуэн, глядя на свечу. В агатовых глазах плясали желтые блики. — Время показало, что это неверный путь. Но если телега попала в колею, вытащить ее сложно.

— Так вам самому не нравится этот порядок? — подколол приятеля Алви.

— Граф Къела, — серьезно ответил Олуэн. — Я считаю, что не вправе судить о нем. Я военный. Моя семья богата. Все, чем я владею, создано трудом рабов. Нравится мне это или нет, я… Я не могу плевать в суп своему отцу и деду.

Алви не нашелся с ответом, и разговор свернул в другую сторону.

Подготовка к весенней кампании шла полным ходом. К озеру Шадра прибывали все новые и новые полки. В офицерском лагере появлялись новые лица, скоро граф Къела отчаялся запомнить имена и титулы. Каждый день он присутствовал на утренних совещаниях, но от него ничего не требовалось, только сидеть с прочими офицерами за столом. Иногда ему задавали вопросы — насколько верны карты, действительно ли проходим тот или иной участок, — и по ним Къела понимал, что на северных землях активно действуют тамерские лазутчики.

Часто ему приходилось писать письма своим вассалам. Основное содержание диктовали тамерские генералы, Алви только добавлял несколько строк от себя — приветы, обещания скоро восстановить привычный уклад, ободрения. По плану, составленному в Тамере, армия должна была действовать вместе с жителями Собраны, в первую очередь — с вассалами Къела. Каждый должен был получить от графа письмо и пообещать свою помощь.

Вскоре начали поступать ответы. Каждый, кто был жив, ответил согласием — в ответном письме или на словах, переданных лазутчику.

Настораживало лишь молчание владетеля Эйма. Граф Къела помнил, на ком женат владетель, и кому служила его супруга многие годы. Он предупреждал Олуэна, что с владетелем Эйма вступать в переписку не стоит, но тот решил поступить по-своему: неблагонадежный вассал тоже получил письмо с просьбой о помощи и поддержке, однако, его текст разительно отличался от прочих.

Понял ли Эйма, или, что важнее, его супруга, что их водят за нос, или попросту решил не вмешиваться — неизвестно; он просто промолчал.