НКВД и СМЕРШ против Абвера и РСХА - Анатолий Чайковский

Коренной перелом в войне заметно повлиял на улучшение служебно-боевой деятельности войск по охране тыла действующей Красной Армии[160]. Она приобрела более четкий и планомерный характер, выросло и профессиональное мастерство личного состава. В структуре войск от батальона и выше определились и закрепились разведывательные отделы (отделения), главная задача которых заключалась в организации и осуществлении агентурно-разведывательной и контрразведывательной работы в прифронтовой полосе. Основным составным элементом их деятельности стали оперативно-чекистские группы (ОЧГ). Функция последних заключалась в очистке районов, освобожденных советскими войсками, путем «агентурного выявления и ареста шпионов и диверсантов противника, его пособников, ликвидации резидентур, обнаружения и захвата документальных источников спецслужб и карательных органов врага» и др.

Вместе с тем, практика и результаты деятельности войск по охране фронтового тыла свидетельствовали: эффективность работы по обеспечению безопасности прифронтовых районов повышается неоправданно медленно[161]. Начальник Главного управления генерал-майор Иван Горбатюк в указаниях (январь 1944 г.) начальникам фронтовых управлений требовал: руководство ОЧГ возложить исключительно на квалифицированных и опытных офицеров-оперативников, усилить контроль за их деятельностью, агентурно-оперативные мероприятия планировать и проводить только на предполагаемых путях следования ОЧГ, не допускать нарушений законов, особенно во время обысков и задержания подозрительных лиц. Недочетом в работе разведывательных отделений стало отсутствие в районах, подлежащих освобождению, их агентурно-осведомительной сети. Действовать приходилось наощупь, на основании только что полученной оперативной и другой информации.

«Во втором полугодии 1943 года, – отмечал в справке заместитель начальника разведотдела ГУ войск подполковник Ф. С. Цукарев, – из общего количества разоблаченной разведотделениями агентуры противника задержано: по агентурным данным – 29 %, по другим разведданным – 15 %, служебными нарядами – 56 %. В сравнении с первой половиной года общее количество задержанной и разоблаченной агентуры снизилось на 22 %… Причину снижения результатов работы следует искать…» Подписант самокритично признал, что имеющиеся недостатки кроются в неудовлетворительной организации розыскной работы, отсутствии целевой агентуры, «слабом обучении розыскного актива уменью распознавать ухищрения и фиктивные документы агентов», а также в низком качестве фильтрации задержанных.

Акцентируя внимание на процентном соотношении задержаний числа агентов с участием служебных нарядов, констатировал: последнее «со всей очевидностью подтверждает все еще неудовлетворительное состояние агентурной работы по розыску шпионов, диверсантов и террористов, заброшенных и оставляемых противником в тылу Красной Армии… Состояние розыскной работы разведотделов, отделений войск НКВД по охране тыла фронтов требует серьезного качественного улучшения…».

Несмотря на просчеты и ошибки, разведотделения войск по охране тыла в лице оперативно-чекистских групп в целом действовали успешно, в частности, в период освобождения Киева, Одессы, Днепропетровска, Минска, других городов. Достаточно умелой, например, оказалась работа одной из них в полосе наступления 3-го Украинского фронта. В Днепродзержинске в бывшем помещении полиции безопасности и СД ей удалось выявить вербовочные материалы и индивидуальные доносы 40 осведомителей, 36 следственных дел, заявления 36 предателей, списки на более 500 пособников. По «горячим следам» аресту подверглись 64 вражеских «доверенных лица».

В ходе войны и в послевоенный период часть немецкой агентуры и многих пособников оккупантов удалось выявить благодаря «нетрадиционным» оперативным методам. Начало одному из них было положено в августе 1943 г., когда Тюремное управление НКВД СССР направило в адрес подведомственных органов распоряжение, в котором требовалось «по мере освобождения Красной Армией от немецко-фашистских войск городов организовать тщательный осмотр тюремных помещений на предмет обнаружения на стенах надписей, произведенных содержащимися под стражей при немцах в этих тюрьмах».

Накануне обследованию подверглись 47 тюрем и бывших мест содержания заключенных. Выявленные надписи «в том виде, в каком они были скопированы в момент осмотра камер», нашли отражение в 88-страничном документе[162]. В нем упоминались фамилии и имена нескольких тысяч людей, побывавших в разное время в гитлеровских застенках.

В большинстве случаев, видимо, надписи делались в последние часы жизни, а некоторые уже дописаны после казни их товарищами по несчастью. Стены многих камер пестрели словами: «Кулябкин Леонид – партизан … расстрелян …; Расстреляны партизаны 10 октября 1942 г.: Щеголев Лев – 20 лет, Рудаков Саша – 22 года, Сорокин Егор – 22 года, Бычков Витя – 22 года, Кашнин Саша, Гайдуков Михаил – по 23 года…

Глухов Степан Пантелеевич, расстрелян 18 августа 1943 г. …; Борковицкий А. С., расстрелян 29 февраля 1944 г. вечером…; Дубовицкий Петр Петрович, погиб 25 сентября 1943 г., с ним 30 человек через расстрел. Прощайте, товарищи, помните фашистскую власть…

Камарник Антон – 28 лет, оставил жену и 3 детей.

4 июня 1944 г. Убиты Гиго Н., Гиль А., Бой С., Гранковский Иван. Пострадали смертной казнью 250 человек…

Дрались мужественно, по гвардейски, верные сыны еврейского народа и погибли, как следует гвардейцам… Фуксман Саша и Земнин Михаил… Расстрел произошел 13 августа 1943 г.…».

В коридоре женского корпуса тюрьмы г. Днепропетровска сохранилась и такая надпись: «Ст. л-нт Герой Советского Союза, звание присвоено 13 августа 1941 г. Орден Красной Звезды 20 марта 1942 г. т. Пателин П. И.»[163].

Во многих из надписей читается неприкрытая боль, отчаяние, страдание и… жажда жизни. Камера № 1 тюрьмы в Брянске: «Знайте, что делается в этом проклятом фашистском плену. Если останусь жив, отомщу за все муки и зверства… Меня пытали, били резиновыми палками. Мое тело черное от немецких побоев, на нем нет живого места… Я, гвардии ст. лейтенант 48-й армии 6-й стрелковой дивизии, пулеметная рота Вахромеев М. А., 1922 г. р., город Горький. В плен взят 20 февраля 1943 г. Расстрелян 18 апреля 1943 г.…».

В одиночной камере корпуса № 1 тюрьмы в Харькове: «Кто прочтет, очень прошу дать известие в адрес: Киевская область, Звенигородский район, село Казацкое, Пидопличко Нина, о том, что ее племянницу Лену 25 мая 1943 г. расстреляли в этой тюрьме как партизанку. Пусть мать знает, что дочери не надо ожидать… Писала сама смертница – Бондаренко Лена Семеновна, рождения 15 февраля 1926 года … Я умираю, смерти не боюсь, потому что защищаю Вас всех. Лена».

Тюрьма г. Каунас, Литва: «Бронюс Карпичус, м. Искибарту. Сегодня распрощался с жизнью. До свидания, Родина, любимая свобода. 15 июня 1944 года». Там же: «6 июля 1944 г. было привезено … 500 человек, 400 из них расстреляно, а 100 еще живы и не знают свою судьбу».

Черниговская тюрьма: «Пальчик Наташа Ивановна, Пальчик Поля Федоровна погибли 8 сентября 1943 г. Прощайте мамочка и любенький тато…».

Сохранились и надписи, учиненные другими по духу и внутреннему содержанию людьми, судя по всему, откровенными циниками и предателями. Не желая, они письменно засвидетельствовали свое человеческое ничтожество. Так, «след» в тюрьме г. Острова Псковской области в камере № 26, по всему, оставила «подсадная утка» – некий Петров Иван: «Посажен 14 октября, кормят хорошо, дают 2 пайки хлеба и банку супа в 12 часов дня»[164].

В камере № 7 тюрьмы г. Витебска: «За проституцию здесь 2 месяца была Дурнова Нина. Освобождена 20 июля 1942 года».

Город Лида: «Здесь сидел украинский шуцман 54/5 Вах-батальон, Зиферман А. С. 28 марта 1943 г.»

В одиночной камере Харьковской тюрьмы, по его словам – «за маленькое преступление», томился некий Беляев Павел Антонович из села Старо-Покровка Чугуевского района Харьковской области. «При советах, – плакался он, – сидел 3 года, с 1937–1941, только вышел, тут война началась. Выждал 6 месяцев, забрали в лагерь, вышел с лагеря, попал в эту камеру, вот какой я счастливый – солдат немецкой армии».

За неизвестные нам грехи перед оккупационной властью в той же тюрьме находилась осужденная к высшей мере наказания и оставившая чистосердечное признание еще одна «патриотка»: «Здесь сидела Новикова Вера Александровна, 1923 г. р., уроженка г. Астрахань, в армии у красных с 5 января 1943 года. Перебежала к немцам 19 июня 1943 г. Почему я ушла от красных? Не хочу проливать кровь за коммунизм и евреев, хочу жить, мне жизнь дорога. Хочу жить и работать при новом германском правительстве и помогать германской армии для скорейшего разгрома большевиков и евреев…».

Как сложилась дальнейшая судьба Веры Новиковой, история умалчивает. Можно лишь предполагать, что если «освободители» даровали ей жизнь, есть основания с уверенностью утверждать – служила она им осознанно и верно.