Мир до и после дня рождения - Лайонел Шрайвер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я бы не сказал. Хотя уверен, увидев тебя в этом платье, она станет ревновать.
— С какой стати? Она сама с тобой развелась.
— Женщины обычно не любят, когда кому-то нравится то, что они выбросили. Вот, например, если тебе понравится что-то из вещей, которые она приготовила выбросить, она немедленно выхватит вещицу у тебя из рук: «Ой, отдай! Она мне очень нужна!»
— Я беспокоюсь, что Джуд может решить, что мы встречались еще до вашего развода.
— И что? — Рэмси сцепил руки за спиной. — Пусть думает.
Ирина была настолько озабочена появлением Лоренса, что почти забыла о Джуд, хотя их дороги не пересекались с момента разрыва отношений пять лет назад. Поскольку они с Рэмси пользовались гостиничным лифтом, встреча была неизбежна. Большинство людей чувствовали бы себя неловко в подобной ситуации и постарались бы скорее ретироваться — поздравили бы с номинацией на премию, даже мельком не вспомнив о прошлом, когда они состояли в браке, который треснул по швам. Ирина всегда неловко чувствовала себя в обществе, сейчас же она переживала, что несдержанность могла бы подтолкнуть Рэмси к вспышкам ревности, желанию напиться и устроить скандал — многие женщины пожелали бы воспользоваться случаем и очернить Ирину в его глазах.
Взяв Рэмси под руку, Ирина вошла в зал и сразу же увидела Джуд у дальнего стола с напитками — хотя в восточном платье цвета слоновой кости в пол ее легко можно было принять за шатер. Джуд резко повернулась в их сторону, и, прежде чем смогла взять себя в руки, на лице на несколько секунд появилось выражение веселого удивления. Как Лоуренс Аравийский, бросившийся штурмовать Акабу, Джуд, раскинув руки на манер дервишей, понеслась им навстречу. Больше всего Ирина боялась, что сейчас не сможет скрыть охватившего ее ужаса.
— Дорогая! — Джуд заключила бывшую подругу в блестящий синтетический плен. — Выглядишь божественно!
Ирина пробормотала: «Ты тоже», но ее слова никто, кажется, не расслышал. Мгновенно стало ясно, что свободному наряду предназначалось скрывать располневшую фигуру Джуд. Однако ее истерически восторженный настрой остался прежним, как и разочарование в жизненном везении, которое, как комар, улетало от нее, прежде чем удавалось его поймать.
— О, Рэмси. Милый мой человек! — Джуд, словно благословляя, коснулась губами его лба.
— Джуд, — кивнул Рэмси с таким видом, словно сказал все, что хотел и должен был сказать.
На заднем плане показалась высокая квадратная фигура. По одному взгляду на мужчину становилось ясно, что он не задумывается о том впечатлении, которое производит на людей, что, как правило, соотносится с большими деньгами.
— Дункан Уиндервуд, — представила Джуд и добавила что-то похожее на «завладевший моими чувствами».
— Страшно рад с вами познакомиться, — произнес мужчина со знакомым акцентом. Использование стандартных фраз заставляет чувствовать не заинтересованность говорящего, а лишь дает возможность оценить уровень его воспитания. Ирине он сразу не понравился, и она была уверена, что мужчине это небезразлично.
Будучи британцем, Дункан оказался единственным человеком в зале, сразу узнавшим Рэмси Эктона, однако общение с ее мужем было кратким и несколько формальным.
— Какое странное совпадение, — произнесла Ирина. — Я имею в виду премию Льюиса Кэрролла.
— Ерунда! Честно говоря, это вовсе не совпадение! — воскликнула Джуд и весело рассмеялась. — Талант не утаишь, ты так не думаешь? — Казалось, она забыла, как называла работы Ирины «примитивными» и «безжизненными».
— Моей книге не суждено победить, — продолжала Ирина. — Боюсь, описываемый род занятий не будет понятен читателю. — Когда Рэмси слегка повернулся в ее сторону, она поспешила добавить: — Я хотела сказать, американскому читателю.
— Честно говоря, твои иллюстрации к истории о снукере кажутся мне слишком веселыми, — сказала Джуд. — Разве ты не считаешь, что эта игра страшно нудная?
— Так случилось — мне она очень интересна, — после паузы произнесла Ирина.
— Полагаю, у тебя не было выбора!
— Насколько я помню, выбор был у тебя, — грубо вмешался в их разговор Рэмси, — и ты использовала любую возможность наговорить гадостей о моей профессии.
— Полагаю, Рэмси хотел сказать, что нам всем пора выпить, — поспешила добавить Ирина.
Вооружившись бокалом вина, ставшим ярким пятном на парусиновом фоне, Джуд опять обратилась к Ирине:
— Я была просто шокирована, когда прочитала, что вы поженились!
— Это и для нас стало сюрпризом, — подхватила Ирина. — Надеюсь, ты ничего не имеешь против.
— «Против»! Честно говоря, думаю, в былые времена нам стоило сразу поменяться местами, это спасло бы всех от множества проблем!
Речевой тик Джуд начинал раздражать, честно говоря, это было похоже на распространение генитального герпеса в среде британской буржуазии. Заразная, как чума, она с той же скоростью инфицирует всю молодежь — понимаете, о чем я? — глядя на которую возникает ощущение, что они постепенно теряют возможность говорить по-английски, и если в их речи не будет этого утверждения о честности, то можно решить, что они непременно лгут.
— Рэмси, старый пес, — продолжала Джуд, — а я-то волновалась, что пропустила сообщение в «Гардиан» о большом и веселом празднике. Конечно, ты не выглядишь старше сорока девяти, но, если не ошибаюсь, в прошлом году тебе стукнуло пятьдесят? Я представляла, что увижу тебя на фотографиях в отеле «Савой» в окружении светского общества.
— Мы не устраивали ничего шумного, — сдержанно ответил Рэмси, а Ирина вспомнила, как прошлым летом, приняв за чистую монету его высказывание о нежелании «устраивать шумиху», приготовила домашний ужин с суши, как сделала когда-то в 1995-м. Его глаза сверкали в пламени свечей, видимо, она никогда не умела верно истолковывать его намеки, за исключением сексуальных фантазий.
Зал постепенно заполнялся людьми, и организаторы мероприятия разбили две беседующие пары, чтобы представить номинанток директору фонда, журналистам и членам жюри. Взгляды судей казались ей извиняющимися («Простите, но мы голосовали не за вас»), однако они произнесли все полагающиеся слова похвалы в адрес ее книги, отметили впечатляющую яркость цветовой гаммы, свежесть материала…
Лишенная за все время своей карьеры возможности слышать восторженные отзывы, Ирина словно не слышала их и сейчас. Комплименты — это бесполезные калории и в этом похожи на попкорн.
Ирина объяснила, что яркий красный, лимонный желтый и густой зеленый — цвета шаров в снукере.
— На самом деле, — добавила она, — снукер приобрел бешеную популярность в Британии лишь с появлением цветного телевидения. Би-би-си делала ставку на зрелищные передачи. Так появился кубок «Пот блэк», игроки стали национальными героями, а игра, появившаяся случайно, как любительская, превратилась в увлекательный спорт с высокими ставками и международными турнирами.
Джуд смотрела на нее с жалостью.
— О, бедная моя, сколько же ты наслушалась сплетен.
— Рэмси, — Ирина подтолкнула мужа вперед, — каждый год принимает участие в «Пот блэк»! — Она уже потом поняла, что напрасно это сделала. Ему не довелось услышать ничего лучше, как: «А, так вы играете в снукер!» Рэмси же в свою очередь смог лишь пробормотать: «Да». Повисла тишина.
В самый разгар беседы в зале появился Лоренс. Такого же успеха Ирина могла добиться, пригласив боевика с западного берега реки Иордан или Маску Красной смерти. Однако стоило ей взглянуть в карие глаза Лоренса, как по телу разлилось тепло, от которого она забывала обо всем, в том числе о необходимости проанализировать размеры своей ошибки.
Серо-голубые глаза Рэмси по цвету напоминали океан, такие же глубокие, как его бескрайние воды, они странным образом иногда словно покрывались льдом. Несмотря на презрительные фразы, часто слетавшие с уст Лоренса, его амбровые глаза выражали ограниченную палитру эмоций: нежность, благодарность, боль, мольбу. Когда они жили вместе, она не раз критиковала его манеру одеваться, теперь же воспоминания о коричневых брюках-докерсах и клетчатых рубашках вызывали улыбку. Поразительно, но все, что раньше раздражало ее в нем, сейчас казалось милым. Ей нравилась его принципиальная сдержанность, сочетающаяся с самоуверенностью Эксперта. Ей нравилась его походка непритязательного человека. Ей нравилось, что в любой ситуации на него можно было положиться, он всегда был готов поддержать; Лоренса можно было бросить в водоем любой социальной среды, и он бы выплыл. Она любила его жесткость и дисциплинированность, являвшуюся всего лишь прикрытием страсти к обжорству, лености и несдержанности, которые, несомненно, проявятся в нем, если он сойдет с прямого и верного пути. Она ценила то, что Лоренс Трейнер по-настоящему мог «радоваться» за другого человека, как он открыто выражал, что счастлив за нее. В то время как она давно потеряла желание сорвать с него одежду, лицо все еще привлекало ее. Она любила его резко очерченное, всегда тревожное, красивое лицо.