Родная старина - В. Сиповский

При княжеском дворе, рассказывает Герберштейн, был дьяк Василий Третьяк Далматов. Он пользовался особенной милостью великого князя. Но вот был он назначен государем в посольство в Германию. Издержки предстояли немалые. Стал Далматов жаловаться, что у него нет денег на дорогу и другие расходы. За это, по приказу Василия Ивановича, он был схвачен и отвезен в Белоозеро в заключение. Именье его движимое и недвижимое было отобрано в великокняжескую казну, братьям и наследникам не досталось и четвертой части. Если послы, отправленные к иноземным государям, привозят какие-нибудь драгоценности, то князь отбирает это в свою казну, говоря, что даст боярам за то другую награду. Так, когда послы, ездившие к императору германскому, привезли с собой подарки: золотые ожерелья, цепи, испанские дукаты, серебряные чаши и пр., то почти все более ценное отобрано было в государеву казну. «Когда я спрашивал у русских послов, правда ли это, – говорит Герберштейн, – то один из них отрицал, боясь унизить своего князя в глазах иноземца; другой же говорил, что князь приказал принести к себе подарки, чтоб посмотреть их. Но придворные не отвергали того, что более ценные вещи отбираются у бояр великим князем.

А. М. Васнецов. «В Московском Кремле». Начало XX в.

– Так что же, – говорили они при этом, – государь вознаградит их другою милостью».

Он имеет власть как над светскими, так и над духовными особами и беспрепятственно по своему желанию распоряжается жизнью и имуществом всех. Из советников его никто не пользуется таким значением, чтобы осмелиться в чем-либо противоречить ему или быть другого мнения. Они открыто признают, что воля князя есть воля Бога и что князь делает, то делает по воле Божией. Они даже называют своего государя «Божьим ключником» и верят, что он является исполнителем воли Божией. Сам князь, когда его умоляют о каком-нибудь заключенном, обыкновенно отвечает:

– Будет освобожден, когда Бог велит.

Если кто-либо спрашивает о неизвестном или сомнительном деле, то обыкновенно говорят:

– Про то ведает Бог да великий государь!

Личность Василия Ивановича, видимо, сильно занимала Герберштейна: к своим запискам он приложил даже рисунок, изображающий великого князя в шубе и меховой шапке.

Грановитая палата. Современный вид

Военное дело

Большая военная сила Московии тоже обращала на себя внимание иноземцев. Московские послы с гордостью заявляли иноземцам, что по первому требованию московского государя в несколько дней может слететься, подобно пчелам, огромное войско в двести или триста тысяч всадников… Если это немного и преувеличено, то все же известно, что московская рать обыкновенно бывала очень многочисленна. По словам Герберштейна, у Василия был уже и постоянный, но небольшой пеший отряд воинов, состоящий из 1500 наемных литовцев и всяких иноземцев. Главные же военные силы состояли из конницы, которая являлась во всеоружии лишь во время войны.

Через год или через два великий князь приказывает делать набор и переписывать боярских детей, чтобы знать их число и сколько у каждого из них людей и лошадей. Военную службу отбывают все те, которые могут по своему состоянию. Редко они наслаждаются покоем: почти постоянно идет война то с литовцами, то со шведами, то с татарами. Даже если и нет никакой войны, то все-таки ежегодно выставляется на южной украине около Дона и Оки тысяч двадцать войска для охраны от набегов и грабежей крымских татар. Эти отряды обыкновенно каждый год сменяются; но в военное время все, обязанные службою, должны служить там, где великий князь укажет, и столько времени, сколько понадобится.

Русское войско в те времена было плохо устроено.

Лошади у конницы были хотя крепкие и выносливые, но мелкие, некованые, и с самой легкой уздой. Седла были устроены так, чтобы можно было без труда оборачиваться во все стороны и пускать стрелы. Всадники сидят на лошадях, до того подогнув ноги, что ударом копья нетрудно их выбить из седла. Немногие употребляют шпоры, а большая часть – плетку, которая всегда висит на мизинце правой руки, чтобы ее можно было употребить в дело тотчас, как представится надобность.

Обыкновенное оружие – лук, стрел ы, топор и кистень. Саблю употребляют по большей части богатейшие и благороднейшие. Длинные кинжалы, висящие наподобие ножей, бывают нередко так запрятаны в ножны, что их трудно вытащить; употребляли также копья и дротики или небольшие пики. Повод у узды обыкновенно длинный, на конце разрезанный; его надевают на палец левой руки, чтобы можно было свободно действовать луком. Хотя в одно и то же время всадник держит в руках узду, лук, саблю и плеть, однако довольно ловко управляется со всем этим.

Знатные и богатые люди употребляют на войне хорошее охранительное вооружение: разного рода латы, кольчуги, поручи и проч. Весьма немногие имеют шлем, заостренный сверху и с украшенной верхушкой.

Те, которые победнее, довольствуются часто одеждой, плотно подбитой хлопчатой бумагой или пенькой, так называемыми тегиляями и такими же колпаками. В толще тех и других вделывались куски железа, так что прорубить тегиляи было очень трудно. Вооружение русских воинов недалеко ушло вперед с XIV в.

С пушками и вообще с огнестрельным оружием русские еще плохо справлялись. Частые войны с татарами, причем надо было больше всего рассчитывать на быстроту движения и приходилось проезжать большие пространства по степи, повели к тому, что пешего войска, за исключением упомянутого небольшого отряда, не было. Быстрое, внезапное нападение на врага, преследование его или бегство от него, – вот в чем главным образом, по понятиям русских, состояла война. Понятно, что пехота и пушки при таком способе войны были бы лишь бременем.

Но при Василии Ивановиче все же положено было начало пехоте, а также стали мало-помалу пускать в дело и пушки, особенно при осаде городов (осада Смоленска).

Русские редко брали города с бою, приступом, обыкновенно брали «измором», т. е. принуждали жителей сдаться долгой осадой, голодом или пользовались изменой. У Василия Ивановича были пушечные литейщики из немцев и итальянцев: лили они пушки, ядра и пули. Но русские, по словам Герберштейна, вовсе не умеют ими пользоваться в сражении, полагаются больше всего на быстроту нападений. «У разных народов, – говорит он дальше, – большое различие в образе войны, как и в других делах» и приводит такое сравнение между русским, татарином и турком: «Московит, как только ударится в бегство, уже не помышляет о другом средстве к спасению, кроме бегства. Когда враг догонит его или хватит, он уже не защищается и не просит пощады, а покорно предается своей судьбе. Татарин же, сброшенный с лошади, оставшись без всякого оружия, даже тяжко раненный, обыкновенно защищается до последнего издыхания, – руками, ногами, зубами и чем только может. Турок, лишившись всякой надежды на помощь и спасение, бросает оружие, умоляет о помиловании, складывает руки, чтоб его вязали, протягивает их победителю, надеясь сохранить жизнь своим пленом».

Особенно удивляла иностранцев необыкновенная выносливость русского воина. Если есть у него, говорит Герберштейн, толченое просо в мешочке длиною в две ладони, потом фунтов восемь или десять соленого свиного мяса и соль, смешанная, если он богат, с перцем, то он вполне доволен. Кроме того, всякий воин носит с собою топор, трут, кастрюлю, и если приходит куда-нибудь, где нет никаких плодов, – ни чесноку, ни луку, ни дичины, то разводит огонь, наполняет горшок водою, в которую кладет полную ложку проса, прибавляет соли и варит, – и господин, и холопы живут, довольствуясь этой пищей. Если господин слишком голоден, то съедает все, а холопы иногда постятся дня два-три. Если господин хочет отобедать получше, то к этому прибавляет кусочек свинины. Это говорится о людях посредственного состояния. Вожди же войска и другие начальники иногда приглашают к себе этих бедных людей, которые, хорошо пообедав, иногда в течение двух-трех дней воздерживаются от пищи. Когда у воинов есть овощи, лук, чеснок да хлеб, то они легко могут обойтись без всего другого.

В сражениях они полагаются на многочисленность своих сил более, нежели на мужество воинов и на хорошее устройство войска, стараются обойти неприятеля и напасть на него с тылу.

Нравы и обычаи

Любопытны также некоторые, хотя и отрывочные, сведения у иноземных писателей о нравах и обычаях русских пятнадцатого-шестнадцатого столетий. Более известий находим опять у Герберштейна.

Набожность наших предков и соблюдение ими внешних обрядов бросались в глаза иноземцам. Герберштейн сообщает, что русские не только соблюдали все большие посты, причем в Великом посту некоторые воздерживаются не только от рыбы, но принимают пищу лишь в воскресенье, вторник, четверг и субботу, а в остальные дни вовсе не едят или довольствуются куском хлеба и водой. На монахов же наложены посты еще более строгие: многие дни они должны довольствоваться одним квасом.