Бабур (Звездные ночи) - Пиримкул Кадыров

— Мы в чужой стране возводим дворцы и медресе, а они там разрушают свои… Горький поворот судьбы, не правда ли, мавляна? Я покинул старую родину и все свои силы теперь отдаю новой, Индии, но бывают часы, когда я кажусь сам себе неблагодарным сыном. И несчастным человеком!

— Все происходит по воле аллаха. Это так. Человек ничего не может изменить в предначертанной ему судьбе. Это тоже так. Но вот я, взяв пример с вас, приехал в Индию! Сам, по собственной воле. И бессильный изменить события, их сплетенный клубок, хочу мысленно распутать его, найти, понять главную нить истории — предмета моих занятий, моей науки.

Бабуру понравились слова Хондамира. Приблизив своего коня к коню Хондамира, поехал бок о бок.

— О, как верно вы рассуждаете, мавляна! В клубок событий вплетены и наши желания, наши стремления. Однако не только они. Есть многое в этом клубке. История безбрежна, постоянно изменчива. Это — кружение небосвода. Силы, им управляющие, и есть «главная нить». Разве не так?

Хондамир внимательно слушал, пока не вмешиваясь в рассуждения Бабура. Тот продолжал:

— А где наше место? Место той или иной звездочки?.. Нет, скажу иначе… Мы — на горе. Если гора под вашими ногами оползает, то, сколько бы вы ни старались подняться, все равно вместе с горой движетесь вниз. Такой оползень тащил меня вниз в Мавераннахре. Но если колесо вращенья… нет, если гора под ногами растет, ее сила изнутри поднимается, то ваше движение вверх происходит быстрее, чем если бы вы поднимались только сами. Нам надо проявить ум, дальновидность и смелость, выбрать для себя растущую гору, вступить на нее, Индия, мавляна, кажется мне сейчас такой горой… И потому — несвершенное в Самарканде и Герате я надеюсь свершить здесь.

— Да, клубок истории нередко меняет направление своего движенья. Бывали времена, когда наука и искусство в Мавераннахре и Хорасане шли ввысь, были растущими горами. В Хорезме Бируни, в Бухаре Абу Али ибн Сина, в Тусе Фирдоуси, в Баласугуне Махмуд Кашгари и Юсуф Хас Хаджиб — все они были великими людьми, а мы согласны с вами в том, что в их деятельности и содержится смысл истории. Потом полчища Чингисхана прервали на десятки и десятки лет движенье «клубка» и рост «горы». С деятельности Улугбека в Самарканде, Джами, Навои в Герате начался новый поворот, пробудились и проявились новые великие дарования… Кружение небосвода — это вы хорошо сказали, повелитель. — Хондамир будто вспомнил, с кем ведет разговор. — Злые небеса сочли, что этих великих людей многовато, и наслали на нас кочевников Шейбани. Науки, искусства, зодчество — все пришло в упадок… Таланты потянулись за вами в Индию, повелитель. Новый поворот произойдет, мне кажется, здесь… Конечно, тяжело пребывание на чужбине, но знать, что в безграничном и запутанном мире сем есть страна Индия, где чтут разум, науки и искусства, — о, это радостно, это придает новые силы. — Хондамир вдруг улыбнулся: — Я теперь надеюсь закончить «Книгу жизни любимого друга» — под сенью вашего покровительства, повелитель.

— Я радуюсь вашему решению и готов оказать любую помощь, которая вам потребуется.

— Ваш покорный слуга много лет работал в Герате в библиотеке Мир Алишера. И много часов провел над редкостными рукописями в библиотеке султана Хусейна Байкары… Эти библиотеки — далеко… далеко…

Хондамир знал, что у Бабура тоже собрана большая библиотека, где работают пятьдесят человек и могут найтись такие редкие рукописи, которых нет даже в Герате. Что историк без рукописи, без источников? Но не каждого пустят в библиотеку шаха. Хондамир тактично умолк, но продолжил Бабур:

— Ради нас вы прибыли из такой дали — так неужели не откроем перед вами все двери, мавляна? Я уже распорядился, чтоб хранитель моих книг Абдулла помог вам. В моей библиотеке много книг индийских. Абдулле подчиняются и переводчики-ученые, хорошо знающие санскрит. Кого-то из них возьмите в свое распоряжение…

— Не могу словами выразить свою благодарность вам, повелитель! Но если вы позволите, у меня есть еще одна просьба, дерзкая просьба, хазрат мой.

— Пожалуйста, мавляна, скажите — какая?

— В Герате, помните, вы прочитали отрывок из книги о вашей жизни. Я знаю, вы пишете ее давно. Вы очень увлекли меня тогда. Если в этой книге есть готовые части, с которыми я мог бы познакомиться… о, они для меня были бы источником наслаждения и мудрости.

Бабур некоторое время ехал молча. Глядел на голову коня, чутко поводившего ушами. Эту просьбу Хондамира выполнять не хотелось. Он, Бабур, два последних года не только дописывал книгу «Былое»… ну, пусть будет «Бабурнаме»… но и переписывает. Почему? Тому две причины. Первая: однажды ее главы подверглись губительному воздействию ураганного ливня — они налетают тут внезапно, — шатер опрокинулся, какие-то страницы книги пропали безвозвратно, другие были испорчены, многое перепутано… Л вторая, более веская причина переписывания «Бабурнаме»: хотелось придать книге более цельную форму… и сделать еще более правдивой.

— Я подумаю, мавляна, — суховато ответил Бабур.

В глубине сада, раскинувшегося у подножия горы Сикри, бил родничок с ледяной водой. Бабур захотел утолить жажду этой водой — здесь хорошо было и просто посидеть, отдохнуть. Журчащая струя выносила откуда-то из-под земли чистые песчинки, едва заметные в отблесках солнца на воде.

Хондамир сказал, стряхивая с кончиков пальцев водяные капельки:

— Как тихо и спокойно вокруг… Трудно себе представить, что два года назад тут, в Сикри, произошла кровавая битва.

— Да, битва с Рано Санграмом была, пожалуй, самой жестокой и кровопролитной из всех моих сражений… Кстати, все, что предшествовало битве, и все ее подробности я описал… в «Бабурнаме». Вечером я дам вам переписанные страницы, и вы скажете мне свое искреннее мнение… Я ведь и звал вас, уважаемый мавляна, чтоб иметь вблизи мудрого советчика, понимающего толк в слове.

— Вы удостаиваете меня такой чести, повелитель мой, какой еще никогда в жизни я не удостаивался!

— Мы ведь с вами оба скромные ученики великого Мир Алишера…

На северной стороне горы Сикри в глубине тенистого сада Хондамиру был выделен особняк с тремя комнатами и широким резным айваном, откуда открывался вид на зеркальную гладь озера.

Хондамир начал читать рукопись Бабура после вечерней трапезы. Он помнил свои впечатления от отрывков, прочитанных Бабуром в Герате. И тогда Хондамира удивила и даже немного обидела простота слога.

В рукописи эта простота ощущалась еще сильней:

«В Хиндустане много цветов, — писал Бабур. — Вот джасун — стебель его высокий, немного выше куста роз. Цветок джасуна ярче цветка граната, а по величине равен алой розе, только бутон алой розы выпускает один цветок, а джасун, когда расцветает, выпускает из чашечки как будто еще один, с палец толщиной, стебелек, и на этом стебельке тоже вырастают лепестки. Получается двойной цветок, своеобразный. Цветы джасуна очень красивы, но держатся недолго, вянут за день…»

«Чтобы успокоить своих и укрепить лагерь, я приказал соорудить — там, где нельзя было разместить арбы, особые деревянные треноги на расстоянии семи или восьми кари[217] друг от друга, связать их крепко меж собой сыромятными ремнями из бычьей кожи… Среди воинов моих из-за недавних происшествий[218], пустых слухов и сплетен распространились, как я упоминал раньше, смущение и страх. А звездочет Мухаммад Шариф, человек злой души, не говоря мне ничего толкового о предстоящей битве, пугал всех и каждого тем, что, мол, звезда войны стоит на западе и что всякий, мол, кто начнет битву с западной стороны, будет побежден. Мы же и были на западе. Кто спрашивал его, этого болтливого негодника? Он еще сильнее подорвал дух моих воинов. Но я не слушал его, продолжая делать то, что надо было делать для подготовки сражения…»

Вот так незатейливо и живописно рассказывал Бабур обо всем, что видел и пережил сам. Иные места увлекали, но были лишены той «высоты» слога, изящной иносказательности и изысканности, к чему с детства привык Хондамир-читатель. Хондамир все чаще улавливал в книге даже бабуровскую манеру говорить.

Но хорошо ли все это? Позволительно ли такое для книги жизни падишаха?

Хондамира учил и пестовал отец, знаменитый историк Мирхонд. Отец любил повторять, что исторические сочинения пишутся для самых знатных из знатных, самых высоких из высоких, а уж они-то узнали в жизни достаточно много горьких и грубых истин, поэтому в книгах ищут очищенное сладкоречив. Для услады души властелинов должно было излагать события возвышенным слогом с пышными поэтическими сравнениями и эпитетами.

А сейчас книга Бабура невольно притягивала и в то же время очень озадачила Хондамира.

Вот это место хотя бы… Бабур приводит свое ответное письмо на письмо Хумаюна, где учит сына: «Пиши проще. Ты очень уж стараешься писать изысканно, а из-за этого появляются вычурные, непонятные места. Пиши без нарочитой красивости, чисто и внятно, тогда меньше будет забот и тебе, и тому, кто будет читать твое письмо».