Покровитель - Дин Кунц

Его сердце стучало, как молот на наковальне, когда Стефан выпрыгнул из цилиндра и бросился к программной панели. Он достал из кармана листок с расчетами на компьютере и расстелил его на небольшом программном столе, который находился в нише панели с оборудованием.

Он сел на стул, взял карандаш и достал блокнот из ящика стола. Его руки тряслись так сильно, что он дважды уронил карандаш.

У него уже были цифры, по которым он оказался в пустыне через пять минут после отправления. Он мог оттолкнуться от этих цифр и вычислить новые, которые бы доставили его в то же место, но на четыре минуты и пятьдесят пять секунд раньше, только через пять секунд после того, как он оставил Лауру и Криса.

Если он будет отсутствовать всего пять секунд, эсэсовские убийцы не успеют убить ее и мальчика к возвращению Стефана. Он сможет добавить свое оружие к сражению, и, возможно, этого будет достаточно, чтобы изменить его исход.

Он получил необходимые знания по математике, когда впервые был назначен в институт весной 1943 года. Он мог делать расчеты. Эта работа не была невозможной, потому, что ему не нужно было начинать с нуля; нужно было только изменить расчеты компьютера на несколько минут.

Но он смотрел на бумагу и не мог думать, потому что Лаура была мертва и Крис был мертв.

Без них он ничто.

«Ты можешь вернуть их, – говорил он себе.– Черт возьми, соберись. Ты можешь остановить это прежде, чем все случится.

Согнувшись над столом, он работал почти час. Он знал, что вряд ли кто-нибудь придет в институт посреди ночи и обнаружит его, но ему постоянно казалось, что он слышал стук сапогов эсэсовцев по коридору. Дважды он оборачивался на машину времени, почти уверенный в том, что пять мертвецов вернулись из-за шесть миллионов лет, чтобы отомстить ему.

Когда он получил цифры и дважды перепроверил их, то ввел их в программную панель. Держа автомат в одной руке и пистолет в другой, он зашел в цилиндр, подошел к точке перемещения…… и вернулся в институт.

Он стоял в цилиндре удивленный и ошеломленный. Потом он снова встал на точку перемещения… И вновь оказался в институте. Объяснение этого поразило его с такой силой, что он даже согнулся, как будто получил удар в живот. Он не мог вернуться раньше, так как уже показался в этом месте спустя пять минут после исчезновения; если он вернется сейчас назад, то возникнет ситуация, в которой он увидит самого себя через несколько минут. Парадокс! Космический механизм не допускал встречи путешественника во времени с самим собой; попытки такого путешествия были обречены. Природа презирала парадоксы.

В его памяти всплыли слова Криса, которые тот сказал в номере отеля, когда Стефан впервые объяснил свое происхождение:

– Парадокс! Разве, это не дико, мама? И разве это не здорово? – А потом этот очаровательный мальчишеский смех.

Но, видно, так и должно было все случиться. Он вернулся к программной панели, бросил оружие на стол и сел. Пот стекал по его бровям. Он вытер лицо рукавом рубашки. Думай!

Он посмотрел на «узи» и подумал, мог ли он хотя бы послать его. Возможно, нет. Он держал автомат и револьвер, когда вернулся первый раз, поэтому, если он пошлет оружие на четыре минуты и пятьдесят пять секунд раньше, они будут дважды существовать в одном и том же месте, когда он появится в пустыне через четыре минуты пятьдесят пять секунд. Парадокс.

Но может быть, он может послать ей что-то еще, что-то из этой комнаты, что-то из того, чего он не брал с собой, и что не породит парадокса. Он оттолкнул оружие в комнату, взял карандаш и написал короткое послание на блокнотном листе: «Эсэсовцы убьют тебя и Криса, если вы останетесь у машины. Уходите. Спрячьтесь». Он остановился, задумавшись. Где они могут спрятаться на голой равнине? Он написал: «Может быть, в канаве». Он вырвал лист из блокнота. Потом подумал, добавил еще: «Вторая канистра с вексоном. Это тоже оружие».

Он осмотрел ящики лабораторных столов в поисках стеклянной пробирки с узким горлышком, но такой не оказалось в лаборатории, где все предметы относились скорее к изучению электромагнетизма, чем химии. Он пошел по коридору, отыскивая другие лаборатории, пока не нашел то, что нужно.

Сунув записку в пробирку, он вошел в цилиндр и подошел к точке перемещения. Он бросил пробирку в энергетическое поле, как если бы он был человеком, стоявшим на необитаемом острове и бросавшим послание в бутылке в море.

Пробирка не вернулась в институт.

… Но кратковременный вакуум снова сменился жарким и пьянящим запахом пустыни.

Обнимая Лауру и восторгаясь магическим исчезновением Стефана, Крис сказал:

– Уау! Разве это не здорово, мама!

Она не ответила, потому что заметила белую машину, съехавшую с дороги на равнину.

Вспыхнула молния, гром потряс день, удивив ее, и стеклянная пробирка возникла в воздухе. Она упала к ее ногам, разлетелась на мелкие осколки, оставив на песке свернутый лист бумаги.

Крис стряхнул с бумаги осколки стекла. Со своим обычным апломбом в таких делах он сказал

– Должно быть, это от Стефана!

Она взяла у него записку и прочла ее, глядя краем глаза на приближающуюся к ним машину. Она не поняла, как и почему была послана эта записка, но она поверила в ее содержание. Когда она закончила ее читать, сквозь молнии и гром, потрясавшие небеса, она услышала шум приближающейся белой машины.

Она подняла глаза и увидела, что белый автомобиль быстро несется к ним. Они были еще в трехстах ярдах, но приближались так быстро, как это позволяла пустынная равнина.

– Крис, возьми оба автомата и жди меня на краю канавы. Быстро!

Когда мальчик нырнул в открытую дверь «бьюика», Лаура бросилась к открытому багажнику. Она схватила баллон с вексоном и догнала Криса прежде, чем он добежал до края глубокой, естественного происхождения канавы, которую образовали дождевые потоки во время дождевых сезонов.

Белая машина была уже в ста пятидесяти ярдах.

– Идем, – сказала она, направляясь вдоль края канавы на восток, – мы должны найти спуск в канаву.

Стены канавы круто обрывались ко дну тридцать футов глубиной. Они были испещрены эрозией и миниатюрными вертикальными канавками, которые спускались ко дну главной канавы, некоторые из них были всего несколько дюймов шириной, другие до трех-четырех футов шириной; во время дождей вода стекала с поверхности пустыни по этим канавкам на дно основной канавы, где вливалась в большой поток. В некоторых местах вода вымыла на поверхность скалистые породы, а кое-где стены поросли скудными кустиками растительности.

В сотне ярдов от них машина достигла глубокого песка и замедлила движение.

Когда Лаура прошла около двадцати ярдов по краю канавы, то обнаружила широкий туннель, ведущий ко дну пересохшего русла реки, без признаков камней и растительности. Это был гладкий и сухой спуск четыре фута шириной и тридцать футов длиной.