Петровка, 38. Огарева, 6. Противостояние - Юлиан Семенов

— Постараюсь.

— Почему, однако, я вцепился в версию «убийства Петровой»? Объясню: женщина приехала в полусапожках, значит, она с Севера, купить тут у вас хорошую обувь — то же, что мамонта откопать в Евпатории.

— Почему, у фарцовщиков можно.

— Если это Петрова, раз, если ее убил Милинко, так называемый Милинко, два, то он с фарцовщиками связываться не станет, слишком осторожен, три. Он будет покупать только в магазине, Серго, поверь мне. Я где-то чувствую этого человека, я настроился на него: он боится случайных контактов, он осторожен, как зверь. Понимаешь?

Телеграмму Урузбаева из Коканда передали Костенко уже в Москве: «Еремова не помнит, в чем была одета племянница, крайне обеспокоена, что до сих пор от нее нет писем. Ни полусапожки, ни кофточку с уверенностью опознать не могла, ибо плакала, спрашивая о судьбе любимой и единственной племянницы».

«Урузбаеву.

В вашем первом рапорте упоминался некий внук Ирочки? Кто он? Жив ли? Если жив, каков его адрес?

Костенко».

«МВД СССР, УГРО, полковнику Костенко.

Внуком Ирочки является штурман дальнего плавания Егор Львович Пастухов, прописан по адресу: Рига, Советская, 5, квартира 12.

Капитан Урузбаев».

«МВД СССР, уголовный розыск, полковнику Костенко.

На запрос 52/3 сообщаем, что иркутская фабрика начала выпуск кожаных меховых полусапожек черного цвета с узором типа «снежинка» в третьем квартале 1978 года. По накладным 542/Ш-45, 592/Л-II, 72/345-К-2 партии полусапожек в количестве семи тысяч штук отправлены — соответственно — в Якутскую АССР, Хабаровский край и Магаданскую область.

Заместитель директора иркутской обувной фабрики по сбыту Куяметов».

«МВД СССР, полковнику Костенко.

Партия черных полусапожек иркутской фабрики была получена Магаданским горторгом 12, 23 сентября, 4 и 12 октября. Реализовывались в магазинах № 7 и 3. Магазин № 3 расположен в ста пятидесяти метрах от дома, где проживала Петрова. Предполагаю начать работу через продавцов и по линии бухгалтерии, поскольку сапожки были в городе большим дефицитом, получали их из-под прилавка. Срочно требуется фотография Петровой, но не та, которую мы изъяли из ее личного дела, даже близкие знакомые не признают в ней Петрову — без очков и с длинными волосами. Установлено, что ее фотография в личном деле была шестилетней давности, когда она только устроилась на работу.

Майор Жуков».

«МВД СССР, УГРО, Костенко.

В настоящее время Е. Л. Пастухов находится на сухогрузе «Глеб Успенский» в качестве второго штурмана. Судно следует рейсом из Сингапура с заходом в порт Неаполь 29 мая с. г. Опросом соседей установлено, что Пастухов, не разведясь формально со своей женой Н. Н. Пастуховой, уже полтора года живет отдельно. Отзывы о нем положительные. В службах пароходства характеризуется хорошо. Виновным в разрушении семьи его не считают.

Подполковник Струминьш».

«МВД ЛССР, подполковнику Струминьшу.

Где жил Пастухов, когда приходил из рейса.

Костенко».

«МВД СССР, УГРО, полковнику Костенко.

Во время отпуска штурман Пастухов останавливается в доме своего друга, первого помощника капитана «Глеб Успенский» Котова Р. Г. Однако, как сообщила жена Котова, весь свой багаж — один чемодан и портфель с письмами и фотографиями — он забирает с собою в рейс. Подарки, которые приобретает на валюту, передает через дочь Котова своему семилетнему сыну, ибо жена отказалась показывать ему ребенка, несмотря на то что у нее постоянно живет любовник, кандидат философских наук Захватаев.

Подполковник Струминьш».

«МВД СССР, УГРО, полковнику Костенко.

НТО дало заключение, что в тайнике на квартире Петровой неоднократно хранился золотой песок. Путем повторного осмотра квартир Петровой и Милинко нам удалось взять два отпечатка пальцев, принадлежащих мужчине. По картотеке не проходят. Высылаю рейсом 231 с командиром корабля Ефремовым — перед вылетом уведомлю звонком, прошу встретить.

Майор Жуков».

РАБОТА-VIII

(Москва)

1

Костенко протянул генералу радиограмму — только что вернулся из Министерства морского флота, беседовал по радио с Пастуховым в течение получаса, больше не разрешили, и так, сказали, «из уважения к угрозыску, цените и помните, когда наших обчистят, будьте особо внимательны».

Генерал читал, помогая себе карандашом, водил по строчкам, иногда карандаш замирал, и Костенко по этому мог определить, на чем споткнулся его шеф.

«Костенко. — Товарищ Пастухов, здравствуйте, я беспокою вас в связи с вашей родственницей, Анной…

Пастухов. — А в чем дело?

Костенко. — Уехала в отпуск и подзадержалась, тетушка ваша волнуется, мы начали поиск.

Пастухов. — Эх, Анна, Анна…

Костенко. — Вы что-нибудь предполагаете?

Пастухов. — Да ничего я не предполагаю, жаль бабу, несчастный человек.

Костенко. — У вас много ее фотографий?

Пастухов. — Есть.

Костенко. — Когда она последний раз присылала вам фото?

Пастухов. — Не помню…

Костенко. — Она была на этом фото в очках и с короткой стрижкой?

Пастухов. — Да.

Костенко. — В черненькой кофточке с красными полосками?

Пастухов. — Нет, в купальнике…

Костенко. — Так она, что ж, с моря вам прислала фото? В ноябре?

Пастухов. — Да.

Костенко. — Она одна на фото или с приятелем?

Пастухов. — С каким?

Костенко. — Она вам ничего не писала? Имени его не называла?

Пастухов. — Нет. Погодите, нет, она что-то писала: мол, Гриша невероятный человек, и, мол, скоро она меня обрадует приятной новостью. Вообще, странное письмо. Кто такой этот Гриша?

Костенко. — И мы этим заняты, товарищ Пастухов. Раньше она вам о нем не писала?

Пастухов. — Писала года четыре назад, мол, познакомилась с прекрасным, надежным, сильным человеком, а потом — как отрезало, ни разу про него не говорила, и вот снова: «Гриша», «радость».

Костенко. — Говорила? Или писала?

Пастухов. — И то и так. Она прилетала ко мне года три назад в Ригу.

Костенко. — Одна?

Пастухов. — Одна.

Костенко. — Жила у вас?

Пастухов. — Нет.

Костенко. — Где вы встретились?

Пастухов. — В кафе.

Костенко. — Она вас просила о чем-то?

Пастухов. — Это может быть связано с ее пропажей?

Костенко. — Да. Вы понимаете, видимо, мой вопрос?

Пастухов. — Да, я понимаю. Но я сказал, чтоб она выбросила это из головы.

Костенко. — Она просила вас взять с собою кое-что в рейс и там обменять — я вас верно понимаю?

Пастухов. — Верно. Но до этого не дошло. Я сразу отказал…

Костенко. — Вы не помните, за соседним столиком, рядом с вами, не сидел мужчина, крепкого кроя, лет пятидесяти?

Пастухов. — Да разве сейчас вспомнишь?

Костенко. — Очень бы надо. В кафе ее вы пригласили или она?

Пастухов. — Конечно, я.

Костенко. — Как вы туда добирались? Пешком или на такси?

Пастухов. — На такси.

Костенко. — Аня вас оставляла, когда вы сели за столик?

Пастухов. — Не помню… Погодите, кажется, она уходила… Ну, в туалет, причесаться, губы подмазать…

Костенко. — А она потом не просила вас поменяться местами: дует, например, или солнце бьет в глаза?

Пастухов. — Погодите, погодите, просила, именно так и сказала: «дует». У нее ведь сосуды больные, все время кутается…

Костенко. — И теплую обувь начинает очень рано носить, еще в сентябре, да?

Пастухов. — Шерстяные чулки — во всяком случае. Это с детства у нее, росла в Белоруссии, голод… (он кашлянул, потом добавил иным голосом) то есть… нехватка некоторых высококалорийных продуктов…»

Карандаш генерала замер. Костенко поднял глаза на шефа — тот молча колыхался в кресле от тихого смеха:

— Какова бдительность, а?! Эк он себя ловко поправил… А чего скрывать: до середины пятидесятых годов Беларусь, да и не только она одна, жила впроголодь. Вы очень ловко вели с ним беседу, великолепно, Владислав Николаевич. Но вы пришли с каким-то предложением?