Триллион евро - Андреас Эшбах

Он пренебрежительно махнул рукой.

— Нам пришлось заменить четыре бриллианта. Их не удалось разыскать.

Я задержал дыхание.

— Это не просто бриллианты, сэр, которые можно заменить другими. Это трансформированные в бриллианты телесные воплощения богини. Это её предки, они связывают её с первыми Кешрами, которые являлись в этот мир.

— И вы верите во всю эту чепуху, Паладье?

— Дело не в том, верю я в неё или нет. Главное, что в неё верят аборигены.

— Бриллиант — он и есть бриллиант. Кристалл из атомов углерода. Как могут индивидуальные структуры организма запечатлеться в решётке атомов углерода! Это же полная чушь, понимаете?

— Тем не менее, богиня сразу заметила, что некоторые из её предков отсутствуют, — ответил я.

Посланник презрительно фыркнул.

— Вы хотя бы представляете себе, чего Флоту стоило разыскать эту проклятую цацку? И во что ему обошлось то, чтобы те четыре бриллианта, которые пришлось заменить, были огранены точно так же, как и остальные?

— Мы можем потерять эту планету, сэр. Вот во что это может обойтись Флоту. И людям, которые живут здесь, на Картезиусе.

Хотя Лиллепойнт только что закатился за перевал Аваланч, уже стемнело. Гора Матин и гора Арсин торчали в вечернем небе как два могучих чёрных рога. На юго-востоке показались первые звёзды.

Ночной обвальный ветер уже подул. Мы отлетали к краю террасы. Монахи и паломники преследовали нас, выкрикивая угрозы, снова и снова пытаясь ухватиться за рулевые канаты барки, и швыряли камни, которые грохотали по палубе.

— Выше! — приказал посланник старшине, нервно потрясая руками.

Ветер был ледяной. Он всё быстрее гнал нас к скалистому краю террасы. Рулевые канаты волочились по гладкой каменной площадке, а затем упали в пустоту. Теперь под нами была пропасть: пустое пространство до самых четырёхтысячников предгорья.

Педальеры налегали на педали изо всех сил, пытаясь стабилизировать барку. Небо над нами наполнилось звёздами, и могучий тёмный образ монастыря, казалось, привстал им навстречу. Мы опускались в темноту. Старшина только что зажёг один фонарь на корме, а второй поднимал на мачту, когда над нами раздался душераздирающий вой. Педальеры замерли на полуобороте. Старшина поднял голову и прислушался.

— Что это? — спросил посланник.

Я пожал плечами. Пронзительный вой над нами нарастал, переходя в жалобный крик, а горное эхо его умножало, пока не заполнило им всё пространство между вершинами у нас над головой.

— Это… это может быть причитание над покойником, оплакивание умершего, о подобном вспоминали первые поселенцы. Причитания монастыря.

— Причитания монастыря? — Он помотал головой, не веря. — Вы имеете в виду эту вонючую старую тыкву?.. И чью же смерть он оплакивает?

— Боюсь, это Кешра не пережила сегодняшних треволнений.

Капитан бросил на меня взгляд, полный отвращения.

— Это страшилище и раньше было скорее мёртвое, чем живое, — сказал он. — Но если даже так, это ещё не причина, чтобы эти парни сидели на своих сёдлах вхолостую. Скажите старшине, пусть его люди выровняют лодку!

— Умерла их богиня, сэр. Их скорбь…

— К этому у меня очень мало сочувствия, понимаете? Вы что, не видите? Мы же падаем!

Старшина скорбно раскачивался. Он уже успел распустить узел на затылке, и длинные волосы покрывали его, как развевающийся чёрный плащ.

— Сделайте же что-нибудь! — крикнул капитан. — Приведите этого парня в чувство!

Краем глаза я заметил, что педальеры вскочили с сёдел, выскользнули из своих клеток и карабкались на борт. Хоть картезиане и были всего лишь метрового роста, но двигались невероятно проворно. Такие миролюбивые маленькие существа вдруг превратились в маленькое опасное оружие. Они стонали и рычали, как в приступе бешенства.

Лодку неуправляемо несло, а потом она закружилась волчком так сильно, что я не удержался на ногах, и меня отшвырнуло к бортовым поручням. Я на мгновение глянул вниз, в темноту. Под нами было восемь тысяч метров свободного падения. Потом я увидел в свете кормового фонаря, как нас пронесло мимо скалистой стены. Она была так близко, что мы только чудом за неё не зацепились.

— Расстрелять их! — гневно крикнул капитан.

— Мы безоружны, — крикнул я в ответ.

Стена скалы снова мелькнула у нас перед носом. Вымпелы полоскались и вились вокруг палубы. Косой ветер, налетая резкими порывами, всё быстрее увлекал нас в бездну. Барка просела на корму. Я крепко вцепился в поручни. Кормовой фонарь погас. Воцарилась тьма. Над нами сверкали звёзды — головокружительные и пугающе яркие.

— Да сделайте же что-нибудь, наконец!

— Что я должен сделать, капитан?

— Хотя бы не подпускайте ко мне этих выродков!

Я повернулся к ним. Они образовали полукруг и угрожающе набычились. В их лицах произошла пугающая перемена. Это был «взгляд». В сообщениях первых поселенцев упоминалось нечто подобное. Мигательная перепонка, которая заволакивала пеленой глаза картезиан, придавая им это отсутствующее, мечтательное выражение, вдруг поднялась и обнажила жуткий взгляд. Куда только подевалась их миролюбивая погружённость в себя! На меня смотрели глаза, словно выточенные из оникса, — чёрные, враждебные, холодные и гладкие. Глаза хищной птицы — безжалостные и насторожённые.

Я был настолько поражён таким внезапным превращением, что медлил на секунду дольше, чем было можно. В этот момент они и набросились на меня.

Что-то ударило меня в грудь — должно быть, после этого я потерял сознание.

— Нет, вы не потеряли сознание, месье Паладье, — сказала она и разлила остатки шоколада в маленькие прозрачные фарфоровые чашки на приставном столике. — О, да он уже остыл. Сейчас я сделаю свежий. — Она поставила чашки и кофейник на поднос и поднялась. — Капитан Уилберфорс рассказал мне, что вы сражались как настоящий воин. Что вы отбивались от нападавших голыми руками и прикрывали его собой, так что он сумел у вас в тылу посадить барку в долину. Он хоть и водил всю жизнь только космические корабли, как он мне признался, но принцип был ему знаком.

— Он произвёл аварийную посадку, как я смутно припоминаю.

— Ну, от барки месье Фребильона остались одни обломки, зато все участники отделались сравнительно легко.

— А картезиане — старшина и четверо его педальеров?

— Их и след простыл, как только они оказались внизу.

Она вынесла поднос на кухню.

Мой взгляд упал на портрет Александра Галопена, выполненный в полный рост. Он смотрел на меня с этого портрета из-под мохнатых чёрных бровей строго и с некоторым сомнением, но всё же поднял руку, приветствуя меня, когда его сенсоры зарегистрировали, что я повернулся к нему. Старик Галопен соорудил первые солнечные фермы на орбите, от них заряжались энергией промысловые суда в мелководных морях и соляных топях. Он много сделал для городов на Внутреннем море, и в основном благодаря именно популярности отца его дочь была избрана мэром Аркашона после его трагической гибели.