Под голубой луной - Пенелопа Уильямсон

Топпер прекрасно знал, какова на вкус жизнь в этих темных, кишащих насекомыми, сырых клетушках, освещенных редкими вонючими сальными свечами. Знал он и то, что такое быть настолько голодным, чтобы подбирать гнилые яблочные огрызки с заплеванного тротуара. Или вытапливать немного жира из свечи, чтобы добавить в кашу.

Дверь одного из домов распахнулась, и оттуда, чуть не сбив Топпера с ног, вышел помощник трубочиста. Мальчик сгибался под тяжестью мешка с сажей, а Хозяин подгонял его, колотя метлой по ногам. Топпер поспешил прочь от этого места. И это тоже было ему знакомо. Вылезать на рассвете из холодной постели, сделанной из грязных мешков и соломы. Обдирать в кровь локти и колени, очищая дымоходы. Залезать в дыры, куда не пролезла бы и крыса, и застревать там в темноте…

Топпер постарался отогнать эти жуткие воспоминания. Те дни давно миновали и уже никогда не вернутся. Тем более, что хватает работы и похуже той, которую приходилось делать помощнику трубочиста. Некоторые даже своим телом торгуют, как девушки. Или воруют, а там и в тюрьму угодить можно. Топпер содрогнулся. Одна мысль о том, чтобы оказаться запертым в тесной, темной камере, вызывала у него тошноту. Со времени работы у трубочиста он панически боялся замкнутого пространства.

Только одного он боялся еще сильнее – подхватить сифилис. Это иногда случалось с мальчиками, когда они становились достаточно взрослыми, чтобы спать с девушками. И, подхватив адскую болезнь, беднягам приходилось навсегда отказаться от этого удовольствия. Все они через недолгое время умирали, успев почти полностью сгнить.

Он заметил у себя язвочки полгода назад. Топпер и мысли не допускал о сифилисе. Ему совершенно не о чем беспокоиться. Он подцепил что-то нестрашное у той шлюшки с Кромби-стрит, когда до полусмерти упился джином. Ведь если бы это был сифилис, то язвочки болели бы, правда? А они не болели. Они были твердыми и чешуйчатыми. Он даже пробовал проколоть одну булавкой, но ничего не почувствовал. Нет, это не сифилис. Видно, какая-то другая болезнь.

В кабаке было полно народу. Мужчины толпились у стойки, промачивая горло стаканчиком дешевого джина. Топпер вошел в склад с заднего хода и проскользнул в комнату клерков. Под дверью хозяина виднелась полоска света, табуреты отбрасывали скрещенные тени. За дверью слышался холодный, злой голос.

– Идиот. Ты должен был поджечь дом, когда ее там не будет.

– Но ведь это можно было сделать только ночью, правда? – юлил Джеки Стаут, которого хозяин нанял, чтобы собирать арендную плату и для другой грязной работы. – Как же поджечь дом среди бела дня?

Топпер заколебался. Он не хотел входить в кабинет, пока там был Джеки Стаут. Топпер не понимал, как такой шикарный и образованный господин, его хозяин, мог связаться с грубияном Джеки. Зато Стаут утверждал, что их с хозяином очень многое связывает. Еще с тех пор, когда пять лет назад, совсем молодым, он заплатил Стауту, чтобы тот донес о прибытии корабля с контрабандным бренди.

Топпер вытер рукавом внезапно вспотевшее лицо и взялся за ручку двери.

Хозяин сидел за столом. Увидев маленького жокея, он широко улыбнулся.

– А, Топпер, вот и ты наконец… Можешь поздравить меня, мой мальчик. Мисс Летти снова согласилась стать моей женой.

Топпер попытался улыбнуться.

– Значит, все-таки будет свадьба. – Он украдкой взглянул на Стаута. Тот покачивал в руках молоток – излюбленное орудие устрашения при сборе арендной платы. Стаут ухмылялся, и его зубы напомнили Топперу крыс, которыми кишели трущобы.

Топпер снова перевел взгляд на хозяина. Он старался не думать о мисс Джессалин – о том, во что превратится ее жизнь с таким человеком.

– Я пришел за деньгами, хозяин. Мне причитается пять сотен.

– Боюсь, ты их еще не заработал, мой мальчик.

– Но вы обещали заплатить мне в тот день, когда она покончит со скачками и согласится стать вашей женой.

Джеки Стаут положил молоток на колени и скрестил руки на животе. Топпер старался не смотреть в его сторону. Он не доставит этой обезьяне удовольствия, не покажет, что боится.

Хозяин сидел, подперев руками подбородок, и задумчиво покусывал большой палец. Огоньки свечей в высоком серебряном подсвечнике затрепетали от сквозняка. В комнате было очень тихо – Топпер заметил, что слышит стук собственного сердца.

– Во-первых, она еще не покончила со скачками, – наконец произнес хозяин. – А потому перед дерби ты должен будешь испортить Голубую Луну. И на этот раз так, чтобы она уже никогда не могла участвовать в скачках. И если эта проклятая кобыла хоть когда-нибудь поправится, я тебя кастрирую.

– Но если она согласилась выйти за вас замуж, зачем же вы хотите причинить ей такое огорчение? Я думал, вы все делаете ради свадьбы с мисс Джессалин. – Топпер припомнил всех испорченных лошадей и проигранные скачки за последние два года.

Хозяин ласково улыбнулся, но Топпер ни на секунду не поверил этой улыбке.

– Назовем это подстраховкой, мой мальчик. Топпер решительно покачал головой.

– Я не буду этого делать. И вообще больше не буду этим заниматься. Ни за какие деньги. – Сказав это, Топпер почувствовал гордость за самого себя и одновременно стыд, потому что он совсем так не думал. Гордая тирада вырвалась у него сама собой.

Хозяин откинулся на стуле. Засунув руку в карман, он достал две золотые гинеи и начал вертеть их в тонких, изящных пальцах.

– Топпер, мальчик мой, ты когда-нибудь видел, как молоток дробит руду? – При этих словах Джеки Стаут снова взялся за свой молоток. Топпера охватил ужас. – Если видел, то подумай о том, что может сделать молоток с твоими чуткими руками жокея, – мягко продолжал хозяин. – Говорят, талант жокея – в его пальцах…

Молоток упал на пол с таким грохотом, что здание содрогнулось.

Топпера затошнило, и недавно съеденный пирог оказался прямо на туфлях с большими металлическими пряжками. Он долго не мог разогнуться, истекая холодным потом. Наконец он выпрямился и вытер рот рукавом ярко-желтого пальто.

– Я пойду в полицию, – тихо сказал он. Хозяин рассмеялся.

– Так иди сейчас, мой мальчик. Неужели ты думаешь, что они поверят твоим россказням? Слова жокея никогда не перевесят слов члена парламента. Тебя, наверное, даже посадят в тюрьму. В камеру. В темноту.

Топпер не смог сдержать дрожи, и Джеки Стаут презрительно хрюкнул, словно свинья над лоханью. Хозяин резко повернулся к нему.

– Прекрати, Джеки. У меня для тебя есть еще одна работа.

Смех Стаута был еще омерзительнее, чем он сам.

– Но я же вроде обо все позаботился, хозяин. Ее дом сгорел дотла, а рудник его чертовой светлости вряд ли когда-нибудь откроют снова. Это будет стоит таких денежек, что не окупится и за десять лет.