Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг

Вл. СТАВСКИЙ

ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА В. КАЛАЧЕВ

Между невысокими округлыми сопками лежит ровная долина. На склоне сопки неясно виднеются врытые в землю палатки командного пункта истребительного полка. Здесь тихо, летчики спят. В долине у грозных самолетов всю ночь кипит работа. Техники, механики, мотористы внимательно осматривают самолеты, приводят их в боевую готовность.

На востоке ширится зеленая, светлая полоса. Звезды сияют ярко и чуть тревожно. В долине ревут моторы. Это проверка. Оружейники заряжают и пробуют пулеметы. Вот прозвучала короткая очередь. Голубые мечи огня рванулись из стволов пулеметов, и в предрассветных сумерках блеснули снопы светящихся зеленоватых пуль.

Комиссар полка Калачев осторожно приподнимается с постели, быстро и бесшумно одевается, остерегаясь потревожить сон летчиков. До подъема еще около часа — это самый сладкий и крепкий сон.

— Гони, гони, гони! — шепчет во сне Виктор Рахов, самый молодой летчик в этой палатке, любимый, сердечный друг Калачева.

И комиссар, нежно улыбаясь, выходит из палатки. Уже алеет зорька. Синеют степные травы. Комиссар сбегает по склоним к самолетам, разговаривает с инженерами и техниками. Он пристально всматривается в обожженные солнцем лица.

Все они горят на работе. Ни одного вялого жеста, ни одного хмурого взгляда. И Калачев улыбается, охваченный светлым чувством уважения и симпатии к этим людям. Он обходит все самолеты. Над сопками нестерпимо ярко вспыхивает солнце, и сопка, и степные просторы, и долины словно загораются ликующим светом.

Над командным пунктом с шипеньем взлетает белая ракета, через мгновение взлетает другая — красная. От палаток бегут к самолетам летчики. С непостижимой быстротой мчатся и действуют стартеры. Вот уже ревут моторы. Летчики, застегнув парашюты и нахлобучив шлемы, проворно залезают в кабины самолетов.

Первым срывается с места самолет командира Кравченко. За ним по густой высокой траве стремительно пробегают и взмывают в голубую лазурь остальные истребители. Набирая высоту, они описывают широкий круг над долиной. Одна за другой из-за сопок подходят эскадрильи. Командир. Кравченко покачивает свой самолет с крыла на крыло, и эскадрильи послушно пристраиваются к нему.

Полк ложится на курс, прямо на фронт, навстречу японцам. Комиссар Калачев смотрит вслед. В светлых и строгих глазах его отражается небо. Тело его подалось вперед, словно он сам летит за истребителями. Самолеты уменьшаются, тают в глубине неба. Калачев в волнении сжимает руки, лицо его морщится от боли. Он забылся, и рана в плече от разрывной вражеской пули, рваная глубокая рана, сразу напомнила о себе. Превозмогая боль, Калачев спешит к командному пункту. Начальник штаба докладывает, что разведка обнаружила за озером японский аэродром и самолеты на нем. Вся часть вылетела громить японцев на их же аэродроме.

Комиссар очень ясно представляет себе: товарищи уже пронеслись над серебряной лентой реки, сейчас обходят стороной зенитки противника, а вон впереди голубая чаша озера.

Калачев заходит в палатку. Край ее приподнят. Веет легкая утренняя прохлада. Дежурные телефонисты сидят, не отнимая трубок от уха. Оттуда, с линии фронта, слышатся непрерывные сообщения. Телефонисты повторяют вслух:

— Шум моторов на северо-востоке…

Герой Советского Союза В. Калачев

— Показались истребители…

— Завязался бой…

— Наших меньше…

В сердце Калачева пахнуло острым холодом. Вокруг него собираются встревоженные товарищи. Кто-то яростно шепчет:

— Товарищ комиссар, почему же наших меньше, а где же вся наша моща?

— Наша моща сейчас подходит, — спокойно говорит комиссар Калачев. И все становятся спокойнее.

Светлые глаза комиссара невозмутимы и добры. Он старательно приглаживает длинные русые пряди волос, непослушно спадающие на высокий лоб, как будто это больше всего на свете занимает его сейчас. А в глубине души кипит, перекипает волнение и тревога за товарищей. За всех друзей, которые там, в бою. Как же долго тянутся, как томительны минуты ожидания. Воображение уносит комиссара туда, в небо, где идет бой.

Все волнуются и томятся так же, как комиссар Калачев. Он заставляет себя думать о другом. Он подзывает к себе секретаря парторганизации и расспрашивает его — добился ли он своевременной доставки к самолетам газет и журналов; всем ли товарищам известно теперь, что можно давать рекомендацию боевым летчикам для вступления в партию и в тех случаях, когда рекомендующий знает рекомендуемого меньше года, но узнал его в боях.

Комиссар Калачев вспоминает про любимого своего друга Виктора Рахова. Встретились они только здесь, в районе боевых действий. Узнал он его в боях и в ночных беседах. Ну как же не дать рекомендацию боевому другу, с которым не раз смотрели смерти в глаза и отбивали у смерти один другого тоже не раз!

Из бескрайнего синего неба доносится победный шум моторов. Калачев сбегает в долину к месту посадки. Один за другим приземляются истребители. Подскакивая на траве, они бегут все медленнее. Летчики дают газ и выруливают машины по своим местам. Калачев уже проверил и пересчитал всех — все вернулись, все хорошо. Он добегает до машины Кравченко. Тот, не снимая шлема, перегибается через борт кабины. Зеленоватые веселые глаза его хитро поблескивают. Комиссар не спрашивает. Это уже обычай. Летчик, вернувшийся из боя, немедленно рассказывает товарищам обо всем.

* * *

У палатки командного пункта полка жаркие разговоры. Летчики рассказывают о подробностях боя. Дежурные телефонисты принимают донесения с площадок эскадрилий, доносят, что не вернулось трое, но они, очевидно, сели в степи…

Два молодых летчика вернулись с десятками пробоин на самолетах. Комиссар Калачев мчится на «эмке» в эскадрилью.

Он с привычной быстротой поворачивается, оглядывая небо в поисках самолетов — своих и чужих.

«Кто же там не вернулся? Не может быть, чтобы сбили», — думает комиссар и вновь еще пристальнее вглядывается в небо.

Он сворачивает на площадку эскадрильи, подъезжает прямо к самолетам, у которых уже хлопочут техники, мотористы, оружейники. Они показывают ему пробоины в крыльях и фюзеляже. Светлые глаза комиссара строги и серьезны.

Палатка молодых летчиков стоит поодаль на берегу степного соленого озерка, у густой гривы камыша. Комиссар откидывает полог из марли и входит в палатку. Летчики в одних трусах отдыхают на койках. Тут очень душно.

— Что закупорились? — спрашивает комиссар.

— А комары-то! — с притворным ужасом восклицает молодой, совсем еще юный летчик-истребитель.

У него светлые рыжеватые волосы, белая кожа чуть тронута загаром — новичок. Это он вернулся сегодня избитый.

— Вы на восьмерке летали? — спрашивает комиссар.

— Да.

Деликатно и в то же время строго комиссар говорит, какие ошибки допустил в воздушном бою этот