Бруклинские ведьмы - Наталья Фрумкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сэмми, чего тебе больше хочется, овсянки или блинчиков?
— О-о, блинчиков! — восхищается он. — У нас правда будут блинчики? Никогда не ел блинчики в будний день. Потому что нет времени их готовить. Надо маму позвать, она тоже блинчики любит. Удивительно, что родители так долго спят.
— Вовсе не долго. Еще только восемь часов, говорю я.
— Может, я сбегаю сказать им, что ты делаешь крутой завтрак?
— Не надо, дай им поспать.
— Но почему они так устали?
— Не знаю. Но у меня есть твердая уверенность, что нужно давать усталым родителям выспаться. Мои родители иногда могли вздремнуть посреди дня. И мы с сестрой не должны были им мешать.
— Ну вы же примерно знали, почему это случалось? — спрашивает Сэмми.
— Ты хочешь блинчики с маслом и сиропом или с маслом и сахарной пудрой? — спрашиваю я.
— Могу поспорить, они разбирались с налогами, — заявляет Сэмми. — Родители говорят, что им нужны тишина и покой, чтобы разбираться с налогами. Поэтому если они уснут среди дня, значит, этим они и занимались. — Потом его лицо озаряется широкой улыбкой; — Могу я тебе что-то рассказать? Обещай, что никому не скажешь!
— О’кей, — киваю я.
— На самом деле это две вещи. Во-первых, я знаю про секс, — шепчет он. — Мне мама рассказывала.
— О-о, — тяну я. Мне нравится, когда Сэмми заявляет что-то невпопад, и я решаю предположить, что сейчас как раз такой случай. — А вторая вещь?
— Я слышал, как мама спрашивала папу, должны ли они устроить настоящую свадьбу, раз они теперь снова вместе, или лучше просто сходить в суд и подписать там все бумаги.
Правда? И что сказал папа?
— Он сказал, что хочет настоящую свадьбу, чтобы я шел с родителями к алтарю, и все бы нас поздравляли и радовались. И чтобы я держал их обоих за руки.
— Как это здорово! — радуюсь я. — И ты согласен? Могу поспорить, что да.
— Я согласен, — отвечает Сэмми.
Я не раскрываю ему секрет о том, что Джессика уже беременна. Малыш родится где-то через восемь с половиной месяцев. Да, она рано узнала. Она из тех женщин, которые знают о зачатии, едва только встав с постели, сказала мне Джессика. Пока она хранит это в тайне от Сэмми и расскажет ему, только когда будет абсолютно уверена, что все в порядке.
У меня есть и еще один секрет. Эндрю уже купил Джессике новое кольцо. Он говорит, что старое придется убрать. Оно как больное животное и вообще не справляется со своей работой.
А новое будет таким, чтобы можно было рассчитывать на него всю жизнь.
Сработает ли это? Что мне известно? Я знаю лишь, что чудеса иногда случаются и нужно просто принимать их. Джессика не может передать словами то, что произошло на самом деле: она просто настроила свой мозг на то, чтобы снова полюбить Эндрю.
Может, для этого пришло время, а может, как ни странно, причиной случившегося стала та самая официантка, которая пришла ко мне в гости на День благодарения. Однако я не могу исключать и того, что мое заклинание тоже сыграло роль.
Интересно, думаю я, бывали ли подобные сомнения у Бликс. Или она просто плела чары, просила о чудесах, а потом сидела и радостно принимала все происходящее. Может, вся система работает именно так. Ты загадываешь желание, а потом вселенная действует от твоего имени, стараясь воплотить его в жизнь.
Впрочем, если Бликс мечтала свести нас с Патриком, тут она не преуспела. Я жду предложения насчет продажи дома, и прямо сию секунду перед домом паркуется грузовик, это значит, что иногда колдовство просто не срабатывает.
Патрик собирается уехать.
Где-то к часу дня нам с Сэмми надоедает играть в шашки, складывать пазлы и печь печенье, к тому же я больше не могу смотреть на этот грузовик, поэтому мы ведем Бедфорда в парк. Снег все падает, но мы хорошенько укутываемся. Джессика одалживает мне штаны на синтепоне, парку и шарф. Она решила остаться дома, лениться и лежать то там, то сям. Сэмми собирает все свое снаряжение, включая круглые санки-ледянки, варежки, шапку и шарф. Для зимы нужно много вещей. Не понимаю, как северянам удается вовремя всем этим обзаводиться и ничего не терять.
Мы идем по Проспект-парку с Бедфордом на поводке. Он в восторге от снега. Ему хочется носиться кругами и лаять на снежинки. Он совершенно подчистую потерял маленький собачий умишко и тащит меня за собой, пытаясь наловить как можно больше снежинок. Что касается меня, то я, возможно, столь же плоха. Я не могу привыкнуть к ощущению снега на носу, да и на всем лице. Снежные хлопья большие, мохнатые, они летят к земле, похожие на зубчатые обрезки кружева, сбившиеся в комки. Мягкие, нежные, тающие от прикосновения.
— Мир выглядит совсем другим! — не перестаю восклицать я. — Как будто в нем хорошенько прибрались.
Сэмми показывает мне самый лучший снежный склон для катания на санках, и мы с ним меняемся; пока одни держит поводок, другой едет вниз на ледянках, и наоборот. Каждый раз, когда я сажусь на санки, поджимая руки-ноги и вцепляясь в них так, будто от этого зависит моя жизнь, санки крутятся, и кажется, что я все время несусь с холма задом наперед, визжа, смеясь и зажмурившись.
— Если ты по-другому нагнешься, тебя не будет разворачивать! — кричит Сэмми. — Давай нагибайся!
— Не понимаю, о чем ты-ы-ы-ы-ы-ы-ы! — ору я, потому что попадаю на обледенелый участок и несусь через весь парк. — Спаса-а-а-а-а-а-ай!
Сэмми бежит рядом со мной, задыхаясь от смеха;
— Нагибайся влево, Марни! Влево! Да нет, не так влево! Нагибайся в другое лево!
Меня выносит на дорожку, и я лежу там, растянувшись на спине и радуясь тому, что наконец-то остановилась, гляжу в небо, ощущая, как опускаются на лицо снежинки, как они ложатся на губы, на нос, на глаза. И не могу перестать смеяться.
— С дороги! МАРНИ! Там кто-то едет! — кричит Сэмми, и я отскакиваю, едва успев уклониться от демоницы в красном комбинезоне, которая чуть не врезается в меня, проносясь мимо со скоростью несколько сотен миль в час. Ветер свистит у меня в ушах, когда она пробивает звуковой барьер.
— О господи, мечта, а не день! Вот она, оказывается, какая, зима. Почему никто не рассказывал мне о ее хороших сторонах? — спрашиваю
