Обратно к врагам: Автобиографическая повесть - Виктория Бабенко-Вудбери

— Я боюсь грозы.

Офицер рассмеялся и притянул меня к своей груди. А я не оттолкнула его. Да и могла ли я? Ведь здесь я была в его руках, как в плену. И почему-то мне вдруг сделалось хорошо и легко. Может, это от вина или от воспоминаний… Волосы мои рассыпались и запутались в его орденах… Я не могла больше сдержать рыданий. А он во тьме взял мое лицо в свои руки и начал целовать глаза, губы, волосы. Все расплылось, все помутилось…

Гроза прошла. Было уже за полночь, когда я медленно возвращалась почти опустевшими улицами к своему ночлегу. А в моей голове назойливо вставал один и тот же вопрос: как избежать ада, куда влечет меня этот молодой, красивый НКВДист? Через три дня я должна явиться к нему с окончательным ответом. Ибо: «здесь нечего долго раздумывать!» И эти слова, как рефрен, всю дорогу вертелись у меня в голове. Но три дня я еще свободна! Три дня. А потом? Потом меня завербуют в стукачи. Это начнется, вероятно, с незначительных доносов. Со временем дело будет осложняться и, наконец, дойдет до того, что я не смогу больше распоряжаться личной жизнью…

Вдруг я остановилась — эврика! Я нашла выход! Через три дня уходит эшелон с репатриантами на родину. Доктор Волков должен помочь мне. Он может послать меня с этим составом в числе медицинского персонала сопровождать отправляющихся.

— Через три дня мы едем домой, — сказала я Нине, когда она спросила меня, как было в НКВД.

— Как так?

— Я тебе завтра все расскажу. Ты сделаешься санитаркой. А сейчас уже поздно. Давай спать.

Когда на следующий день я явилась в больницу, сейчас же отыскала доктора Волкова. Он был один в своем кабинете. Вкратце я рассказала ему о моем разговоре с майором и о том, что через три дня мне надо явиться с ответом.

— Это, конечно, очень неприятно, — сказал доктор Волков. — Ну, и что же вы решите?

— Я уже решила. Вы сделаете мне одолжение, а именно: вы пошлете меня и мою сестру, как медперсонал, сопровождать эшелон на родину, который уходит через три дня.

— Теперь, без сегодняшнего дня, два дня, — поправил меня доктор и не без удивления уставился на меня. — Неплохо рассчитано! Ну, допустим, я вам дам направление. Но ведь вы опять должны будете явиться в этот же лагерь, так как без удостоверения НКВД вам оставаться там невозможно. Фильтровку все проходят за границей.

— Да, я знаю. Но мне лишь бы попасть туда. А там я уже найду выход. Вы только напишите мне направление. Все остальное я беру на себя.

— Хорошо. Я вам дам справку на вас и на сестру. Но, кроме вас двоих, едет еще и армейский персонал. Вам это известно?

— Я буду вам очень обязана, товарищ доктор, — закончила я, немного шутя. Доктор Волков только хмыкнул и махнул рукой.

Вечером я ушла с удостоверением в кармане, а на следующий день его заверили в военной комендатуре. В обед, когда я ела свой бобовый суп в военной столовой, — как медперсонал мы могли есть в их столовой — вошел доктор Волков и подсел ко мне.

— Завтра, значит, вы бы начали свою новую работу в НКВД… кроме больницы, конечно, — сказал он, ехидно улыбаясь. — Лучшую работу для служения родине вряд ли можно и придумать. Вот почему вас вызывал майор к себе на допрос, — продолжал он. — А я уж думал, что он просто хочет переспать с вами.

— Это тоже… между прочим, — ответила я.

В это время к нашему столу подошел молодой красноармеец и положил какую-то брошюру, затем стал раздавать их всем присутствующим. Доктор Волков взял ее в руки и дал мне:

— Читайте! Я начала: «Советское правительство приветствует возвращающихся граждан…» Я отложила брошюру в сторону:

— Какая ерунда!

— Делайте, по крайней мере, вид, что вы читаете! Черт ее побери! — почти сердито сказал он. — Пожалуйста! Думаете, что здесь нет доносчиков?!

Говоря это, он продолжал хлебать свой суп, а я взяла опять брошюру и сделала вид, что читаю.

— Между прочим, — добавил он, — было бы лучше, если бы вы о вашем разговоре с майором НКВД никому не говорили. Понятно? Я тоже об этом ничего не знаю.

— В порядке! — ответила я.

На следующий день Нину и меня представили военному медицинскому персоналу, который сопровождал транспорт репатриантов на родину. Их было всего три человека: еще довольно молодой врач, медсестра и санитар. У каждого из них на рукаве были повязки Красного Креста. Затем нам выдали сухой провиант: хлеб, сахар, муку, бобы. Абсурдная идея! Как будто мы могли готовить себе в вагоне горячую пищу! Правда, нам также дали несколько банок консервов.

Перед самым отъездом я пошла в больницу, чтобы попрощаться с коллегами.

— Не забудьте о том, что я вам вчера говорил, — сказал доктор Волков. — И приветствуйте от меня родину!

— Обязательно! Я надеюсь, что и вы в скором времени последуете за нами.

Некоторые коллеги мне немного завидовали и не понимали, почему именно меня, а не их послали с эшелоном на родину.

Упаковка скудного багажа заняла минут пятнадцать. Мы не везли с собой много. По глупости мы надеялись, что на родине всего будет вдоволь — ведь наши же победили! Не знаю, откуда у нас появились такие наивные мысли. Другие репатрианты тащили все, что только возможно. В сущности, потому, что у нас было так мало вещей, на нас даже как-то странно посматривали. У каждой из нас было по два небольших чемодана. А впрочем, это тоже неплохо — кто бы нам тащил все это барахло? Без него легче двигаться.

Хотя репатрианты уже с утра толпились у поезда, погрузка в вагоны началась только после обеда. Нина и я присоединились к военной группе медперсонала. Нам всем отвели отдельный вагон. Вагоны были товарные. На полу лежало сено или солома, и это все. Каждый мог располагаться, как угодно.

Кроме сена, в нашем вагоне было еще две пары носилок и ящик с медикаментами для первой помощи.

Я начала волноваться. Уже был пятый час. В пять я должна была явиться к майору НКВД. Скоро ли уйдет поезд? Через час, если меня не будет, он, вероятно, пошлет своего денщика в больницу, чтобы узнать, где я. А может, и не пошлет? О моем отъезде ему вряд ли сообщили, так как мое отсутствие считалось временным.

Возле эшелона царил полнейший хаос. Многие репатрианты пытались пролезть в вагоны без всяких документов. Но военные всех быстро находили и выталкивали. Сотни остававшихся провожали друзей и родственников. Все громко разговаривали, плакали, смеялись, махали руками, обнимались и целовались. В такой суматохе ничего нельзя было разобрать, и я не слыхала, что мне кричала на прощание моя коллега Люда, которая пришла меня провожать.

Наконец около шести вечера поезд двинулся. Я с облегчением вздохнула. Итак — до свидания, майор. Теперь мне ничего не страшно! Я смотрела на проплывавших мимо людей, на домики, улицы, деревья и на широко раскинувшуюся, сухую венгерскую степь. Было жарко. Какая-то унылая тоска налегла на мое сердце… Куда мы едем? Что будет впереди? И опять эта грустная, ночная мелодия…