Эгоист - Джордж Мередит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы имеете в виду джентльмена, который все время возражал моему отцу? Зато наш любезный полковник де Крей заставил его умолкнуть.
— Каким образом, мой друг?
— Ах, вы не слышали? Когда мистер Кейпс посреди очередного дифирамба во славу своего друга, губернатора одной из индийских провинций, остановился, чтобы передохнуть, полковник де Крей, воспользовавшись паузой, сказал своей соседке: «Это был замечательный правитель и к тому же человек железной логики: вскоре после того, как он женился на некой вдове, он опубликовал брошюру, в которой восхвалял обычай «сатти» — сожжения вдов».
— А что сказала на это соседка полковника де Крея?
— Она сказала: «О!»
— Вот как! И все слышали?
— Мистер Кейпс не отрицал брака со вдовой, но заявил, что никакой брошюры не видел и не верит в ее существование. К тому же он настаивал, и притом с необычайной горячностью, что следует говорить не «сатти», а «сэти».
— Да, да, помню. Полковник, я думаю, был в восторге. Мистер Кейпс вышел из линии огня, бормоча себе под нос: «In toto, in toto…»[25] Тоже мне застольная беседа: «In toto»! Ах, эти мужчины — что они понимают? Или в самом деле пригласить сюда джентльменов из-за Ла-Манша, чтобы те научили нас разговаривать, подобно тому как наши деды выписывали маркизов, дабы научиться у них приготовлению салатов. А наша молодежь! Чтобы говорить с нынешними молодыми людьми на языке грумов — единственном, какой они признают, — женщине остается одно: посвятить себя охоте. Взять хотя бы Уилоби Паттерна — было время, когда он возвышался над ними всеми, как какой-нибудь принц крови. А как он вел себя вчера? Вместо того чтобы поддерживать беседу и всячески меня выручать — это был его долг вдвойне — из-за дезертирства Вернона Уитфорда (должна сказать, для меня непостижимого), — вместо этого он сидел и точил зубы. И на кого же? На самого драгоценного для меня гостя, на полковника де Крея! Добро бы он напал на мистера Кейпса с его губернатором «Бомби» (вы заметили, как он произносит Бомбей?), или на полковника Уайлдджона с его кличем: «Протестантская церковь в опасности!», или на сэра Уильяма Петтифера с его «монархической республикой», или еще на кого-нибудь! Нет, ему, видите ли, вздумалось помериться силами со своим другом Горацием! Ну, и конечно, потерпел поражение. Что может быть глупее подобных перепалок! Ну, скажите, чего добился наш Уилоби своими сарказмами? Эпиграммы его завтра же будут забыты, и в памяти у всех останется лишь добродушие того, против кого они были направлены. Да, да, моя милая, вы должны быть готовы к тому, что на подобных ристалищах «друг мой Гораций» всегда будет выходить победителем. У меня свои пристрастия и предубеждения, но я обожаю добродушие и острый ум, и когда я встречаю человека, наделенного этими качествами, я готова отдать ему свое сердце. Вот вам моя исповедь, и вы скажете, что она не делает женщине чести.
— Ах, что вы! — воскликнула Клара.
— Значит, мы с вами заодно.
Одним движением губ, без слов, Клара подтвердила: о да, они заодно! Миссис Маунтстюарт пожала ей руку.
— Вот к чему приводит общенье с плутовкой! — сказала она. — Я вижу, вы мне прощаете «плутовку», — а ведь, признайтесь, Уилоби меня выдал. Я готова поклясться, что это так!
Кларино лицо просияло ласковым лукавством, но при последующих словах миссис Маунтстюарт подернулось тенью.
— Если бы вы только знали, какое это будет для меня счастье — иметь у себя под боком такого дружка, прелестную молодую женщину! — говорила та. — Я понимаю, что для вас дружба старухи не представляется такой заманчивой, понимаю и охотно прощаю. Но я вам еще пригожусь, вот увидите. Во-первых, я не из тех, что стремятся во что бы то ни стало выведать чужие тайны. Во-вторых, я умею их хранить. В-третьих, я пользуюсь здесь некоторым влиянием. И в-четвертых, молодая замужняя женщина нуждается в таком друге, как я, — не забывайте этого. Да, да, положение леди Паттерн, первой дамы в графстве, может с моей поддержкой сделаться еще блистательней. Но вы, я вижу, не в восторге. В чем дело, мой друг?
— Дорогая миссис Маунтстюарт!
— Послушайте, я очень люблю Уилоби, но я видела его недостатки и тогда, когда он еще был ребенком; вижу их и сейчас. У него самолюбие венценосца, и не дай бог его задеть. Великодушие его неиссякаемо, но прощать он не умеет. Что до его собственных ошибок, вам следует быть ангелом и закрывать на них глаза. Это одна из тех высокоразвитых натур, что претендуют на совершенство. И всем нам, по-моему, следует поддерживать его в этом заблуждении, ибо чем больше таких мужчин, как он, тем соответственно сильнее наше влияние на них. Во всем, что составляет мужскую доблесть, он, конечно, непревзойден, ибо не потерпел бы чьего-либо превосходства. Однако всех его совершенств мужчинам не постичь — за этим он обращается к нам. Вот ключ, который поможет вам управлять своим мужем. Вам эта идея, разумеется, претит. Но мужьями необходимо управлять. В одном можете не сомневаться: он будет гордиться вами. И если, сделавшись его женой, вы не почувствуете себя счастливейшей женщиной на свете, значит, вы себя не любите. У вас будут самые породистые лошади, самые нарядные туалеты, самые дорогие брильянты во всей Англии. И уж разумеется, ни у кого не будет такого повара, как у вас. Дом Паттернов, как только вы вступите в него полновластной госпожой, весь преобразится. К тому же ваше обаяние, моя дорогая, восполнит те недостатки, которых, при всех своих прекрасных качествах, Уилоби не лишен. Не берусь сказать, какой бы из него получился Отелло или Леонтес{54} — да и никто из нас никогда этого не узнает. Насколько я понимаю его характер, допустив в свое сердце хотя бы тень подозрения, он — ради того, чтобы отомстить воображаемую обиду, — не погнушался бы выставить себя самого перед светом в роли коварного изменника. Впрочем, мужчины нередко прибегают к такому приему. О, я наслышалась подобных историй! Со временем услышите их и вы — но только не от меня. Я бы никогда не стала рассказывать молодой женщине того, что ей не подобает слушать. Но раз уж мы заговорили об этом, то я позволю себе дать вам один-единственный совет: не пытайтесь ударом отвечать на удар. В этой игре он даст вам сто очков вперед, между тем как вас она заведет дальше, чем вы рассчитываете. И сколько бы ни говорили, будто победительницами выходим мы, в конечном счете цена нашей победы — собственная гибель. Беговая дорожка, на которую мы ступаем, кончается обрывом — миг, и победительница летит в бездну! Если вы хотите занимать подобающее вам высокое положение в глазах света, вы должны до некоторой степени смириться с домашним рабством. Вы скажете, что это высокое положение — одна видимость, но разве видимость не составляет большую, и притом приятнейшую часть нашей жизни? Соблюдайте такт, остерегайтесь ложного шага, и вы будете спокойно царствовать. Но избави вас боже задеть его гордость! Такой человек ни перед чем не остановится, он скорее сам толкнет жену на гибельный путь, нежели согласится потерпеть афронт. Если бы он женился на вдове, а та проявила бы норов, он, не мешкая, выпустил бы свою брошюрку в защиту «сатти»: при первом же дуновении мороза Вернон Уитфорд получил бы соответственные указания. Как вам нравится мисс Дейл?
— Боюсь, она мне нравится больше, чем я ей, — ответила Клара.
— Вам не удалось побеседовать с ней по душам?
— Я пыталась, но безуспешно. И я ее не виню. Я сама вижу, что мои поступки дают повод к неправильному толкованию или, если угодно — к справедливому осуждению.
— Ну, да известное дело, женщины способны оценить друг дружку по достоинству не раньше, чем умрет их общий кумир и они вместе его оплачут. Вам холодно?
— Нет.
— Но вы как будто поежились, моя дорогая?
— Разве?
— Со мной это тоже бывает. Где бы ни была наша могила, кто-то по ней нет-нет да и пройдет. В одном вы можете быть уверены: Уилоби Паттерн — человек безукоризненной чести.
— Я в этом не сомневаюсь.
— Он стремится быть преданным кавалером. Но он так привык, что женщины готовы принести себя ему на заклание…
— А я…
— Вы так не можете. Еще бы! Это ясно всякому с первого взгляда. Тем-то вы мне и нравитесь, что вы не ручное животное. Но брак излечивает от множества недугов.
— Ах, миссис Маунтстюарт! Если б вы меня выслушали…
— Все в свое время. И не грозите мне, пожалуйста, исповедью. Женщине не следует пускаться в красноречие. Я подозреваю, мой друг, что нам обеим все ясно и без слов.
— Боюсь, что истинного положения вы все же не подозреваете.
— Позвольте сообщить вам кое-что о ревнивцах — речь идет, разумеется, не о маврах, что женятся на непокорных дочерях венецианских патрициев, — я имею в виду цивилизованных посетителей наших гостиных. И притом, заметьте, не мужей, а влюбленных: женатый человек и холостой — это две совершенно разные породы. Ревности бывает подвержен только тот влюбленный, кто сам склонен к непостоянству. Зато, испытав на себе жало ревности, он обычно остепеняется: стоит такому молодцу себе представить, что и нам может прийти в голову порезвиться, и он становится почтительным, как мой дворецкий, и безобидным, как охотник, у которого поломано ружье. Ах, прекрасная Мидлтон, мне ли вас учить? Вы преподнесли ему хороший урок, за что я вчера и была наказана. Но я на вас не в обиде.