Логово зверя. Исход зверя. Укрощение зверя - Василий Головачев

Зеркало! Огромное зеркало во всю стену, свеча перед ним, а в глубине зеркала череда застывших фигур, внимательно разглядывающих человека перед зеркалом. Вот череда дрогнула, фигуры стали увеличиваться, приближаться, человеческие лица, мужские и женские, сначала молодые, потом все старше и старше, и вот уже не лица, а черепа смотрят из зеркала и улыбаются, растут, стремятся загипнотизировать, открывают безгубые рты…

Антон напрягся, хотел закричать: нет! – и в тот же миг мощная серая лапа зверя ударила по зеркалу, разбивая его на кривые кинжаловидные осколки. На мгновение перед Антоном мелькнула морда волка с умными горящими глазами, и он очнулся.

Он лежал абсолютно голый на огромной, как аэродром, роскошной кровати под балдахином. Тело казалось пропитанной водой губкой, и чтобы пошевелиться, требовалось сделать титаническое усилие. Антон с трудом повернул голову и с внутренним трепетом обнаружил, что кровать с балдахином расположена в сказочно красивой, сверкающей драгоценными камнями, хрусталем, золотом, серебром и фарфором комнате, озаренной пламенем четырехметровой высоты светилен в форме фаллоса.

Светильни распространяли тонкие ароматы цветущего луга, к которым примешивался незнакомый, сладковатый, дурманящий и будоражащий запах какой-то смолы. От него сами собой напрягались мышцы живота и хотелось ощущать под руками упругие округлости женского тела.

Антон попытался приподняться. Голова закружилась, свет в глазах померк, но ему все же удалось справиться с приступом слабости, сесть, а затем сползти на пол и встать на ноги. В голову пришла дикая мысль, что он находится в психлечебнице, что экспедиция на остров Войцы ему пригрезилась, а все предшествующие события существовали только в его воображении.

Он сделал шаг, другой, раздвинул кисейные занавеси балдахина и вышел на середину комнаты, разглядывая ее интерьер. Голова продолжала кружиться, но все же он заметил, что предметы спальни не появляются из ничего и не пропадают, стоят на месте незыблемо и твердо, до них можно дотронуться рукой, ощутить их неподатливую твердость, гладкие холодные поверхности, что указывало на реальность происходящего.

Антон осмотрел драпировки на темно-серых стенах без единого окна, ковры, огромное – во всю стену – зеркало в золотой окантовке в форме переплетенных змеиных тел, низкий пузатый шкаф на резных ножках в форме звериных лап, такой же столик в углу с набором бокалов и рюмок, кресло, несколько пуфов и деревянный пюпитр с раскрытой книгой. Пол комнаты представлял собой сплошной ковер, в котором ноги утопали по щиколотку, потолок же напоминал черное зеркало с узором серебристой паутины, завораживающей взор. Антон смотрел бы на него долго, если бы не раздавшийся за спиной насмешливый мужской голос:

– Эй, мечтатель, очнись!

Антон обернулся. На него из проема не замеченной им двери смотрели двое: суровая старуха в фиолетово-черном одеянии и клобуке, накинутом на голову, с узкими, синевато-бледными губами, крючковатым носом и светящимися прозрачными глазами, и крупный, похожий на борца, широкий в плечах и в талии мужчина, чернобородый, с густой шевелюрой, одетый в черный костюм. Лишь две детали в его наряде были светлее остальной одежды: поясок на талии, обнимавший черную атласную рубаху навыпуск, и мерцающий желтыми искрами перстень на указательном пальце. И еще одну деталь отметило сознание Антона помимо его воли: на поясе чернобородого борца висели три чехла, из которых выглядывали рукояти ножей.

– Очухался, гостенёк? – тем же насмешливым тоном проговорил мужчина. – Сейчас тебя накормят, и все будет в ажуре. – Он повернул голову к старухе. – Неплохой экземпляр, Хозяйка, даже у меня слюнки текут.

– Дурак! – низким голосом, не повышая тона, ответила старуха, продолжая внимательно оценивать пленника.

Под ее взглядом Антон подошел к кровати, сорвал одну занавеску и обмотал вокруг чресел.

Чернобородый здоровяк засмеялся. Антон представил, как берет на прием весельчака, бьет ногой в горло, и смех тотчас же захлебнулся. Мужик в черном отшатнулся, прекратил смеяться, с изумлением схватился за горло.

– Ч-черт!..

Старуха усмехнулась.

– Витязь зубки показал… нехороший мальчик… постереги его, я сейчас.

Она исчезла.

Бородач исподлобья оглядел фигуру Антона, который постепенно набирал силы, помассировал горло и криво улыбнулся.

– Спасибо за предупреждение, Витязь. Буду знать, на что ты способен. Говорят, ты хороший боец, если выживешь – потанцуем в спарринге, проверим, на что ты годишься. А сейчас тебя ожидает баальшой сюрприз! – Он снова выдавил кривоватую улыбку. – Советую подзаправиться, так как скоро придется потратить много энергии.

В комнату неслышно вошла монашка в низко надвинутом платке, внесла поднос с какими-то горшочками и пузатыми плошками, поставила на столик в углу и шмыгнула обратно. А следом за ней в спальню вошла голая, если не считать кисейной накидки, девушка поразительной красоты, держащая в руках необычной формы сосуд – бутылку темно-зеленого стекла с двумя горлышками. Она была стройна и изящна, хотя ступала как-то странно, скованно и тяжело, и при каждом шаге высокая грудь с тугими сосками прыгала вверх-вниз, широкие и крутые бедра вздрагивали, а прозрачные глаза сияли и притягивали, звали, манили, обещая небывалое блаженство.

– Иди, сотник, – хрипловатым, каким-то шипящим голосом проговорила незнакомка, приближаясь к Антону. Поднесла ко рту бутылку и хлебнула из двух горлышек по очереди. Глаза ее стали огромными, абсолютно пустыми и прозрачными, затем стали расширяться зрачки, пока не заполнили собой чуть ли не все глаза, и протаяла в них вдруг такая откровенная звериная страсть, бешеное вожделение, что Антон невольно отступил, ощущая, как в него вливается чужая зовущая сила.

– Осторожнее, Хозяйка, – низко поклонился бородач, пятясь к двери. – Он кое-чем владеет в потенциале. На всякий случай я подожду в коридоре. – Он вышел.

– Иди ко мне, Витязь, – протянула руки к Антону красавица, облизнув ярко-алые губы; глаза ее помутнели, подернулись легким флером безумия. – Никто не узнает о нашей любви, даже если ты захочешь уйти. Но ты не захочешь. – Она сделала два глотка, протянула бутылку Антону. – Выпей и почувствуешь, что такое райское наслаждение…

Ее грудь уперлась в грудь Антона, губы призывно полуоткрылись, руки сомкнулись на талии, прижимая бедра к бедрам. Волна желания ударила в голову Антона, спазматически сократились мышцы живота, по жилам заструилась не кровь – жидкое пламя, но кто-то холодно-рассудительный внутри него окунул сердце в ледяную воду, создал в груди чуть ли не физически ощутимую пустотуи ударом презрения загнал в эту пустоту вожделение плоти.