Крещение огнем - Гарольд Койл

Сэр Джон Хэкетт, генерал

Оттолкнув наемника-ирландца, Чайлдресс ворвался в од­ноэтажное шлакоблочное здание, где кОгда-то находились ко­нторские помещения ныне заброшенного рудника. Ошеломлен­ный ирландец не успел даже выругаться: американец уже рас­пахнул дверь кабинета Делапоса и, влетев внутрь, захлопнул ее за собой.

Делапос и Лефлер, которых вторжение Рэндела застало, как и ирландца, врасплох, прервали разговор и молча уставились на застывшего у порога рослого американца. Ноздри Чайлдресса раздувались, лицо пылало гневом. Не обращая внимания на фран­цуза, он сразу набросился на Делапоса:

—      Какого дьявбла ты все это затеял? В наши планы никогда не входило брать пленных. И почему, черт возьми, меня не изве­стили сразу же, как только их привезли?

Удивление мексиканца быстро сменилось гневом:

—    Кто ты такой, чтобы врываться в мой кабинет без спроса и требовать ответа, будто я — твой подчиненный?

Но Рэвдел слишком рассвирепел, чтобы его можно было так быстро образумить. Выставив вперед указательный палец, он про­должал наседать на мексиканца:

—      Я задал тебе вопрос. На кой черт нам эти люди? Ты что, рехнулся?

В словах американца Делапос почувствовал вызов, стерпеть который не смог. Отшвырнув с дороги стул, он сделал шаг с сторону Чайлдресса:

—     Я не собираюсь у себя в кабинете выслушивать угрозы — ни от тебя, ни от любого другого. Ты узнаешь все, что тебе полагается, когда я сочту нужным. А до тех пор твоя единствен­ная забота — охрана базовых лагерей и пленников, пока они находятся здесь.

Несмотря на явный гнев Делапоса, Рэндел не собирался сда­ваться. Он наступал на мексиканца, не переставая кричать:

—    У тебя, я вижу, совсем ум за разум зашел! Это же дурость, полнейшая дурость. Когда ты...

Мексиканец пригнулся и, выхватив из-за голенища нож, не­уловимым движением выставил его вперед. Выбросив, для рав­новесия, левую руку в сторону, он напрягся, как пружина, гото­вый дать отпор зарвавшемуся американцу.

Увидев это, Чайлдресс остановился и, готовясь к защите, по­тянулся за пистолетом. Но вот незадача: впопыхах он забыл при­стегнуть кобуру. Это внезапное открытие сразило его наповал; зная, что вооруженного противника голыми руками не возьмешь, Рэндел отступил.

Его замешательство не укрылось от бдительно следившего за ним Делапоса. Он уже приготовился было броситься вперед, чтобы нанести удар, прежде чем американец успеет пустить в ход пис­толет, но, увидев, как изменилось выражение лица Чайлдресса, все понял. Опустив глаза, он убедился, что правая рука амери­канца пуста, и слегка расслабился, выжидая.

—      Ты, кажется, что-то забыл, mon ami[6]?

Ослепленный яростью, Рэндел совсем забыл про француза.

Не спуская глаз с Делапоса, американец осторожно покосился вправо.

Развалясь на стуле, Жак невозмутимо сидел у стола и потяги­вал пиво. Опорожнив бутылку, он облизнулся, рыгнул и только после этого обратился к Чайлдрессу:

—       Вижу, мой друг, ты пришел с пустыми руками. Может, одолжить тебе нож?

Американец, не ожидавший такого вопроса, сделал еще один шаг назад. Выпрямившись, но по-прежнему держась настороже, он повернулся направо, чтобы держать в поле зрения и Делапо­са, и Лефлера:

—      Так это твоя идея, безмозглый сукин сын?

Но Жака было не так-то легко вывести из себя. Вертя в руках бутылку и не глядя на американца, он беспечно ответил:

—        Поначалу я и сам не знал, что делать с американцами. Можно было, конечно, прикончить их на месте. Но мне показалось, что это неразумно. Конгрессмены и звезды телеэкрана встре­чаются не на каждом шагу, особенно в этих краях.

Как ни взбесила Рэндела издевка француза, ему удалось сдер­жать свой гнев:

—     Так почему же ты, все-таки, их не прикончил? Ведь имен­но этого от нас ждут. Что, черт возьми, ты собираешься с ними теперь делать?

Поставив бутылку на стол, Лефлер пошире расставил ноги, тяжко вздохнул и, хлопнув себя по ляжкам, в упор посмотрел на американца:

—      Полагаю, в конце концов мы их прикончим. Мы с сеньо­ром Делапосом как раз обсуждали это, когда ты, гм, изволил к нам присоединиться. Весь вопрос в том, как добиться макси­мального эффекта. Поскольку в искусстве террора никто из нас не достиг таких высот, как сеньор Аламан, мы решили испро­сить у него совета в столь деликатном деле.

—      Ты просто спятил!

Француз хохотнул:

—      Может, ты и прав. Зато я, mon ami, вооружен.

—    Убирайся прочь! — рявкнул Делапос. — Ступай и займись своим делом. И впредь никогда не пытайся выкидывать такие фокусы. Погіял?

Переведя взгляд на мексиканца, Чайлдресс увидел, что его шеф и бывший друг не отступил ни на шаг: по-прежнему сжи­мая в руке нож, он был готов нанести удар. Не спуская с него глаз, Чайлдресс молча попятился и нащупал дверную ручку. Когда он вышел в коридор, там его поджидал ирландец, которого он так бесцеремонно оттолкнул. Однако увидев, что за спиной у Чайлдресса стоит Делапос, угрожающе подняв нож, ирландец счел за благо не вмешиваться. Какое ему дело до разборок меж­ду шефом и одним из его приближенных? Ему и без того хоро­шо платят.

Когда после ухода американца Делапос немного успокоился, Лефлер встал со стула:

—     Похоже, наш американский друг не слишком доволен тем решением, которое мы приняли.

—      Он стал забываться. Я ему больше не доверяю.

Стараясь не выдать своего ликования, Лефлер притворно вздох­нул:

—       Может быть, amigo[7], наш друг утратил вкус к амери­канской крови?

—      Возможно, — буркнул мексиканец, сунув нож за голени­ще. — Как бы то ни было, доверять ему нельзя.

Жак выжидательно помолчал, потом улыбнулся:

—      Что ж, мне пора: уже поздно. Я не закончил разведку, а времени осталось мало. Может быть, к тому времени, когда я вернусь, вы уже получите ответ от сеньора Аламана. В любом случае, окажите мне услуїу: оставьте американцев мне.

Глубоко дыша, Делапос старался взять себя в руки. Он не мог забыть нанесенное Чайлдрессом оскорбление. Этот наглый гринго посмел бросить вызов ему, Делапосу... Все еще мрачно хмурясь, он ответил:

—     Ладно, только при одном условии.

—      Ну, разумеется. Все, что хотите.

—      Прежде, чем избавиться он конгрессмена и его компании, ты уберешь Чайлдресса. Он ненадежен.

—     Понимаю, — ухмыльнулся Лефлер. — Небольшое развле­чение перед работой. Как это мило с вашей стороны.

В тесном, железном сарае, куда журналистку бросили накану­не вечером, стояла удушливая жара, хотя, судя по солнечным лучам, пробивавшимся сквозь щели в стенах, утро еще только начиналось. Лежа на земляном полу, со связанными руками и ногами и с кляпом во рту, Джен начала жалеть, что не схватила пистолет Джо Боба. По крайней мере, она не испытывала бы теперь мучений. Все было бы кончено быстро, окончательно и бесповоротно, и ей не пришлось бы страдать в этом аду.

С тех пор-как их привезли в лагерь, к ней никто не заходил. Ее даже не удосужились развязать. Ни еды, ни питья не прино­сили, в туалет не выводили. Просто открыли дверь, втблкнули ее внутрь и снова закрыли, оставив Джен валяться в поту и соб­ственных нечистотах. Возможно, дверь сарая даже не потруди­лись запереть. Да и зачем? Ведь во рту у нее — кляп, а руки и ноги связаны, как у бычка на родео. И хотя сквозь щели прони­кал свет, они были слишком малы, чтобы пропускать легкие порывы ветерка. Зато в сарай легко попадали мухи и другие насекомые, облепившие ее с ног до головы, и пыль, которая смешивалась с потом и превращалась в липкую грязь. Все это доставляло ужасные мучения, но Джен знала, что скоро ей будет все равно. Она чувствовала слабость и обморочное состояние — следствие жажды. В конце концов, она или умрет, или сойдет с ума. Ее уже не заботило, каким будет конец.

Неожиданно дверь сарая распахнулась. Яркий свет ослепил женщину, и она перекатилась на бок, лицом к стене. Кто-то оттянул повязку, и она врезалась в углы воспаленного рта. На миг холодный металл коснулся ее шеи за ухом, раздался треск разрезаемой ткани, и кляп выпал изо рта. Джен закашлялась.