Ликуя и скорбя - Федор Шахмагонов

Посреди пергаментного полотна, будто вздыбленный конь, закинуло высоко копыта Каспийское море. Две могучие реки из северных земель гонят в него свои воды — Волга и Яик. То струи жизни для правого крыла некогда необъятного улуса Джучи.

Ох и запутана Волга! Кто только не прикоснулся к ее водам! Летописцы рассказывали Тимуру, что история народов, живших на берегах этой обильной реки, уходит в столь далекую древность, что им не дано рассмотреть истоки. Ныне Урус-хан вцепился в берег этой реки.

Купцы из далеких арабских эмиратов говорят, что если бы Волга, Яик, долины Сырдарьи и Амударьи оказались под рукой одного могучего владыки, то такое государство стало бы могущественнее, богаче, чем государство Чингисхана, дало бы благоденствие подданным государя, а имя государя воссияло бы на века как несравненного ни с прошлым, ни с тем, что будет потом. Под единой рукой могучего владыки стали бы безопасны длинные караванные пути, товары поплыли бы по Волге из заманчивых варяжских стран, а из Каспийского моря потекли бы ковры и сладкие плоды на торжища великой Ганзы, торгового союза богатых городов. С севера некому грозить такому государству, ибо в лесах живет мирное племя русов. Воевать их нет смысла, кому радостны густые леса, топкие болота, и лето всего лишь с четверть годового оборота солнца? Три четверти своей жизни русы хоронятся в темных избах, каждый день топят печи и глотают дым. Из избы можно выйти только в меховых шубах, а мороз так крепок, что реки одеваются непробиваемой толщей льдов. Опершись спиной о Джучиев улус, Тимур может устремить своих всадников, свои неисчислимые кошуны в богатую и благословенную Индию тем же путем, коим прошел тысячу лет тому назад великий Александр Двурогий, греческий царь и несравненный воитель.

Палец Тимура оползал Каспийское море, полз вдоль Терека и выходил будто сам собой к Черному морю с богатыми городами Сурож, Судак и Кафа. Купцы осторожны. Они видели, каким жадным пламенем разгораются желтые тигровые глаза Тимура. Арабские купцы с радостью выгнали бы оружием Тимура генуэзцев из Сурожа, Кафы и Судака, паписты и без того разбогатели. Однако, проникнув к Черному морю с севера, не двинет ли Тимур свои кошуны старым путем всех конников с востока через Дунай на Империю и святой град патриархов греческой церкви? Наводя его жадный взор на Махмуда, не открывают ли они ему путь мимо Махмуда на Константинополь? Все восточные владыки рвались к богатствам святого града, не устоит и этот. Потому и остерегали Тимура. Если он двинет свои кошуны этим дальним путем, коим и Ксеркс не решился идти в Грецию, то Махмуду будут отданы на разграбление отчие города в долине Моверенахра. При упоминании Махмуда Тимур хмурился так же, как и при упоминании Урус-хана.

Оставаясь без рисовальщиков и купцов, без эмиров, один на один с пергаментом, Тимур брал сосуд с китайской тушью и тонкой кисточкой, как острие стрелы, наносил на чертеже черные линии стреловидной формы. Эти линии обозначали пути, которыми он поведет свои кошуны на покорение земель вокруг Каспийского моря. Тимуру невдомек, что купцы могли прочертить на его чертеже такие же стреловидные линии будущих его походов, согласовывая свои догадки с его расспросами о городах, о реках и долинах, о направлении караванных путей.

...Тохтамыш не дошел до Сыгнака. Его встретил на пути сын Урус-хана, царевич Кутлуг-буки, во главе полного тумена. Кутлуг-буки и его нукеры шли защищать свой город и свои кочевья. Войско Тимура, отданное под водительство никем не знаемого царевича, шло жечь и грабить. Кутлуг-буки знал это. Он послал вызов Тохтамышу сразиться в смертном поединке перед войсками, дабы не лить кровь воинов, а решить спор один на один. Тохтамыш не мог не принять вызов, взяв под начало чужое войско.

Затрубили трубы, ударили бубны. Тохтамыш и Кутлуг-буки устремились друг на друга.

Удар копья в копье никогда не даст ручательства в победе. Они съехались, нацеленные копья должны были ударить о щиты. Тохтамыш ловким броском ушел под брюхо лошади, и копье Кутлуг-буки пронзило пустоту.

Тохтамыш вздыбил коня, повернул его на задних копытах и кинулся со спины на Кутлуг-буки. Тот едва успел остановить коня, но защитить себя от удара меча не успел. Меч обрушился на шелом, скользнул, ударил в правое плечо и осушил правую руку. Кутлуг-буки уронил копье, преодолевая бессилие в мышцах, потянулся к мечу, левой рукой дернул коня за узду, чтобы уйти от Тохта-мыша. Второй удар падал на беззащитного воина, ибо щитом от меча не заслониться. Меч описал дугу, обошел в ударе щит и пробил кольчугу там, где она смыкается своим высоким воротом с шеломом. Из рваной раны хлынула кровь. Третьим ударом Тохтамыш отсек голову Кутлуг-буки.

Крик в тысячу голосов огласил долину. Без знака и сигнала ринулись ак-ордынцы на пришельцев, обнажив клинки, осыпая врага стрелами. Тохтамыш едва успел скрыться в рядах своих воинов.

Войско Тимура дрогнуло, смущенное яростью противника, Тохтамыш не Тимур — не страшен, а воины Ак-Орды страшны своим безумием. Воины Тимура умели собираться в строй, но были обучены и рассыпаться, как - песчинки бархана от сильного ветра.

...Мамай, спасаясь от мечей Урус-хана, достиг берега Черного моря. Город Кафа стоял на земле Большой Орды. Однако генуэзские купцы выкупили город еще у Узбек-хана, с той поры считали его своей факторией. Мамай пришел в Кафу не случайно. Слыхивал он, что Дмитрий вооружает пешую рать, так на пеших надо иметь пеших. Во франкских странах славилась генуэзская пехота. Вооружены пехотинцы длинными копьями и арбалетами, охотно нанимаются к правителям и королям. Мамай интересовался, сколько можно было бы нанять пехотинцев. Арабские купцы пугали Мамая правителем Самарканда Тимуром и сулили поддержку султана Махмуда, если Мамай двинется через Дербент на Тевриз дорогой Джанибек-хана, в обход Тимуровых владений. А Урус-хану арабские купцы в Сарае рассказывали, как в Кафе нанимал Мамай генуэзских пехотинцев, чтобы бить Ак-Орду.

Новопоставленный патриарх в Иерусалиме неугомонно сеял вражду между мусульманскими владыками.

...Тохтамыш шел к Тимуру с повинной, страшась Тимурова гнева.

— Урус-хана давит Мамай! Плывут к нему корабли с генуэзской пехотой! — так шептали арабские и греческие купцы Тимуру.

Тимур ласково встретил Тохтамыша и дал ему войско для нового похода на Сыгнак.

Сеча произошла на берегу Сырдарьи. И опять побили Тохтамыша.

Царевич Арапша опоздал на этот раз всего лишь на несколько часов. Сын Урус-хана, царевич Ток-таки, встретил тумен Арапши в степи. На каждого воина Арапши приходилось по три воина Ток-таки. Неравная битва, и погибнуть бы Арапше и его воинам, но зело хитер и искусен был Арапша в ратном деле.