Формула власти. Первое условие - Анастасия Поклад

А вскоре на полянку вылетела сама Дарьянэ с круглыми от ужаса глазами, не прекращающая верещать благим матом. Правда, увидев костер и невозмутимых вроде спутников, умолкла и остановилась, тихо всхлипывая.

— Что случилось? — тут же спросил Гера, уже заводя руку за спину, где на ремнях в специальном чехле висела ортона.

— Там, — выдала Дарьянэ. И замолчала.

— Что — там? За тобой кто-то гонится?

— Н-не знаю. Я собирала грибы… А т-там — оно. Меня коряга покусала! И обругала премерзко! У вас в Принамкском крае все коряги такие злобные?

— Чего она говорит? — спросил Тенька, отвлекаясь от работы. Гера перевел. — Ничего себе интересненько получается! Пусть ваша сильфида гордится, ее покусало древнее реликтовое животное, очень редкое, полумифическое и, по мнению некоторых, заслуживающее поклонения и воздвижения капищ, таких, как это. Короче говоря, крокозябра. Спроси, где она ее нашла, мне тоже посмотреть охота!

— Я не искать крокозябра на этот лес! — почти обиженно воскликнула Дарьянэ по-принамкски, поняв слова веда. — И не иметь памяти на то место. Меня поимел страх, и я убежать! Положите глаз на мой укус и сделайте оказание помощь.

Она продемонстрировала свою правую руку. На тыльной стороне ладони виднелись четкие кровавые ранки от десяти зубов.

— Тенька, а крокозябры ядовитые? — встревоженно спросил Гера.

— А кто их знает. Но точно не стерильные, так что ранку лучше обработать. Кстати, только что практически на наших глазах подтвердилась легенда: крокозябры глупые, но умеют повторять все ругательства, которые услышат, и складывать их в поистине обидные комбинации. Эх, ну почему я за грибами не пошел!

— Вы грибы-то принесли? — вспомнила Клима.

— Да! — гордо кивнула Дарьянэ, кладя на землю и разворачивая небольшой узелок. Там и правда лежало несколько десятков приземистых желтовато-белых грибов.

— Это поганки, — бесстрастно констатировала обда.

— Неужели? — расстроилась Дарьянэ. — Но как же так, поганки вот ведь, синеватые, на тоненьких ножках!

— Это разные виды поганок.

— Удивительно. У нас на Холмах и одного вида почти нет, а тут целых два.

— Вообще, их больше сотни, — просветила Ристинка, доставая из сумки снадобье для промывания ран.

— Ложись! — заорал Тенька от валуна.

Что-то полыхнуло, загрохотало, полянка ненадолго окуталась плотным облаком каменной пыли. В глубине чащи раздался страшный утробный вой.

— Так-то лучше, — злорадно и мстительно ухмыльнулась Клима, дыша в рукав.

* * *

Они добирались до сильфийской границы целых две с половиной недели, а все потому, что обде зачем-то понадобилось делать здоровенный крюк и идти в обход. Все протесты Клима игнорировала или же так властно сверкала глазами, что возражения захлебывались. Для Теньки она в конце концов все же снизошла до объяснений, которые вед потом потихоньку передал остальным. Клима чуяла, что на коротком пути их ждут неприятности. Возможно, засада, или просто на разбойничью шайку могут напороться. Словом, лучше дороги непроходимые подольше потоптать, но живыми остаться.

Сильфийская граница представляла собой зрелище довольно символичное: золотое в лучах полуденного солнца пшеничное поле, распаханная земляная межа, а дальше — реденький сосновый лес, уже не принадлежащий людям.

— Пройдешь по кромке поля до конца леса, — объясняла Клима Дарьянэ, сверяясь с картой. Они давно уже все перешли на "ты". — Повернешь на север и пересечешь границу. Дальше будет пустырь, а за ним другой лес, погуще, если верить вот этой пометке сбоку. А там уже начнутся первые ваши усадьбы.

— Спасибо, — проговорила Даша, стараясь не расплакаться от избытка чувств, — спасибо вам всем! Гере за помощь и поддержку, Теньке за уроки Принамкского языка и лекции о звездах, которые он мне мужественно читал, хотя я не понимала и трети. Ристинке — за ночные разговоры у костра, и, конечно, тебе, Клима, за спасение от ужасной участи и мудрые советы. Вы самые замечательные люди, каких мне доводилось встречать! Я верю, что у вас все получится, и что я когда-нибудь приеду во дворец к обде Климэн. Клима, ты… ты удивительный человек, я никогда таких не встречала. Не хмыкай, Ристя, твое мнение ошибочно! Я непременно буду говорить о тебе, Клима, со своим руководством и постараюсь убедить их в необходимости не только дружить с тобой, но и поддержать любые твои начинания!

Тут уже захмыкал Тенька. К сильфийской поддержке он, как и любой вед, относился с недоверием.

Ристинка сегодня была особенно мрачна и угрюма. Вчера она заявила Климе, что пойдет с Дашей к сильфам. Обда на это сверкнула глазами и приказала Ристе о сильфах забыть.

— Но зачем я тебе сдалась? — едва ли не со слезами вопросила бывшая благородная госпожа. Она часто задавала этот вопрос. — Я никогда не стану твоей приспешницей, меня выворачивает, когда я смотрю, какими методами ты решаешь дела. Клима, отпусти меня, прошу, дай пожить спокойно!

— На Холмах? — жестко прищурилась обда. — Ты вне закона на землях Ордена. А Холмы у нас пока всячески Орден поддерживают. Тебя сдадут и казнят в первый же год.

Вот так Ристинка, скрепя сердце, осталась на родине. Клима сама толком не знала, зачем ей может пригодиться эта раздавленная своим давним горем девица, но чувствовала, что дочь Жаврана Ара — слишком полезный козырь, чтобы вот так запросто ее упускать. Да и преданной Ристя со временем станет, это даже Тенька втихомолку по ее глазам прочел. Они умеют быть преданными, дети потомственных благородных господ.

Итак, прощания, последние напутствия, взаимные пожелания удачи — и люди с сильфидой расходятся в разные стороны вдоль кромки золотого поля. Они не оглядываются, хотя еще точно знают, что сказано далеко не все, а значит, предстоят новые встречи двух народов: тех, кто прикасаясь к радуге ходит по легким облакам, и тех, кого земля и вода щедро одаривают каждую осень тяжелым золотом зерна.

Глава 17. Клятва обды

Я трепетала каждой жилкой

Среди безмолвия ночного,

Над жизнью пламенной и пылкой

Держа задумчивый фонарь…

Я не жила, — так было встарь.

Что было встарь, то будет снова.

М. Цветаева

Поначалу Дарьянэ неслась вдоль кромки золотистого поля с такой легкостью, словно у нее за спиной выросли крылья. Даша смотрела на невысокие пушистые сосенки и мысленно здоровалась с каждой. Сильфида истосковалась по дому, родной стороне. Среди густых лесов, особенно в последние дни путешествия, она все чаще вспоминала бестравные пустоши Холмов, резкий острый запах побережья кислых морей, не скрытый ветвями простор неба над головой. А вместо мужественного Геры, словно сошедшего с какой-то древней картины о великих воинах былого, Дарьянэ постоянно хотелось любоваться изящным профилем Юргена. И пусть муж хоть трижды дурой ее считает,