Маскарад - Бренда Джойс

Лизи посмела встретиться с его глубоким взглядом. О, ей было не хорошо, вовсе нет. Ей не хорошо с тех пор, как она уехала от него и своего сына, но она не могла это обсуждать.

— Кажется, что и вы в порядке, — с дрожью в голосе ответила она.

Но теперь она увидела тень в его глазах, которую никогда не видела раньше, и она знала: что-то не так. Что-то очень беспокоило его — или причиняло ему сильную боль.

На его лице на минуту появилась насмешка.

— Я в полном порядке.

— Это полная неожиданность, — осмелилась сказать она.

— Да, я понимаю, — кивнул он, не объясняя причину своего визита.

Она глубоко вдохнула, дрожа.

— Зачем? Зачем ты пришел, Тайрел?

Он грустно улыбнулся.

— Я не знал, что ты в городе, пока не поговорил с Рори сегодня утром, — сказал он, словно это все объясняло.

Но это ничего не объясняло. Лизи облизала губы.

— Понятно, — ответила она.

— Мы старые друзья, — добавил он, пристально посмотрев на нее.

— «Друзья», — эхом отозвалась она.

Слово не оправдывало их прошлые отношения, и он, конечно, должен знать это. Или это то, чем он считал ее сейчас, — старым другом? Она знала, что ее щеки горят.

— Разумеется, мы остаемся друзьями, — как можно спокойнее произнесла она. — Ты всегда будешь моим другом, Тайрел.

— Значит, ты остаешься верной мне после всего этого времени?

Господи, что он хочет сказать? Он усиливал ее неприятное чувство.

— Конечно. Друзья остаются верными друг другу. Это характер дружбы. — Она не хотела говорить так, быть прямой и беспокоиться о косвенных намеках. — Ты же хорошо меня знаешь, что я честная. Ты всегда будешь моим другом, — пылко проговорила она.

И она действительно так думала.

Он посмотрел на нее, затем резко заговорил.

— Ты изменилась, — произнес он. — Ты еще красивее и привлекательнее, чем раньше, и теперь у тебя есть уверенность и самообладание, присущие только зрелой женщине.

Лизи была поражена такой откровенной лестью, но, несмотря на все, она была в восторге. Она не хотела думать о его похвале.

— Мы все меняемся, Тайрел. Полагаю, это называется взрослением. — Она помедлила. — Думаю, ты тоже изменился.

Он вздрогнул, встретившись с ней взглядом. Затем мягко произнес:

— Жизнь полна сюрпризов, Элизабет. Не все из них приятны.

Лизи не знала, что он имеет в виду. Она боялась спросить.

— Как твоя семья?

Теперь она думала о Нэде.

— Они в порядке, — ответил Тайрел.

Лизи закусила губу; ей очень хотелось спросить о ее сыне, но она знала, что не должна поднимать эту тему. Если она это сделает, она будет снова убита горем. Наступил ужасно неловкий момент. Она вспомнила Бланш и их приближающуюся свадьбу.

— А леди Бланш?

Он избегал ее взгляда.

— Она в порядке. — И его следующие слова стали полным шоком. — Мы по-прежнему чужие друг другу.

Лизи застыла. Сначала был странный визит Бланш, теперь это внезапное посещение. В ее груди затеплилась надежда. Лизи напомнила себе, что он должен жениться на равной себе по положению и состоянию, а она слишком бедна и слишком незначительна, чтобы быть его женой.

Она закрыла глаза. С прошлого лета это стало ее тайной мечтой — той, что приходила ей на ум в самые поздние часы ночи. Сердцем она очень хотела быть его женой, не важно, что опровергал ее разум, и опровержение оставалось ясным. Даже если между ним и Бланш была пропасть — и это было огромное «если», — это все равно ничего не меняло.

— Элизабет, — мягко сказал он.

Она подняла взгляд.

— Я не хочу злоупотреблять гостеприимством, я вижу, у вас гости.

Она кивнула. Он скоро уйдет! Как она может спокойно дать ему уйти? Ей удалось выжить эти несколько месяцев без него, но его присутствие сделало понятным один факт — она не хочет быть без него снова. Если она может добиться дружбы, тогда пусть будет так. Она сделала опасный ход: дотронулась до его руки.

— Тайрел.

От ее прикосновения он вздрогнул. В его глазах был жар.

Лизи поняла. Внезапный прилив желания был слишком понятным. Он все еще хотел ее. Им каким-то образом нужно бороться с тем влечением, которое есть между ними, поняла она. Она сглотнула.

— Я рада, что ты пришел. Можем мы… можем ли мы остаться друзьями? Я имею в виду, настоящими друзьями. Я хочу, чтобы ты иногда приходил в гости, конечно же, когда тебе удобно.

— Спасибо, — с видимым облегчением ответил он. — Элизабет… мне бы хотелось прийти снова… очень.

Ее сердце забилось с бешеной скоростью. Оно вернулось назад, ко всей романтике и страсти, что у них были в Уиклоу. Он был по-прежнему невероятно соблазнительный, необычайно красивый, такой сильный и надежный. Лизи боролась с желанием броситься ему в объятия. Она не хотела ничего больше, кроме как положить голову на его широкую грудь.

Она прошла с ним к центральной двери. Он остановился.

— Элизабет. Ты не спросила о Нэде, — сказал он, пристально посмотрев на нее.

Она вздрогнула, словно пораженная. Она быстро отвернулась, чтобы он не мог увидеть глубину ее ужаса и как близко она к тому, чтобы потерять контроль. Она не могла говорить, а следовательно, не могла спросить о его сыне.

— Он в полном порядке, — очень мягко произнес Тайрел. — Он замечательный ребенок. И такой же высокомерный, как всегда. Он так же очень счастлив. Я его обожаю, — добавил он.

Лизи кивнула, наконец посмотрев на него. Ее глаза наполнились слезами.

— Я вижу, для тебя это по-прежнему трудно.

— Я… скучаю по нему.

Он молчал.

Лизи вытерла глаза, пытаясь вернуть себе самообладание, и посмотрела на него с вымученной улыбкой.

— Спасибо, что зашли, милорд, — сказала она, вернувшись к предельной формальности.

— Элизабет.

Она напряглась, их взгляды встретились.

— Ты можешь навестить его. Я с радостью устрою это.

Заструилась надежда, поглощая ее, но Лизи нашла благоразумие.

— Это плохая идея! — воскликнула она.

Если она увидит Нэда, это может причинить еще большую боль, чем она может вынести. Будет так, словно она по-прежнему его мать. Она знала, что еще раз она никогда не бросит его.

— Нет, я не могу!

Тайрел подождал минуту.

— Если ты передумаешь, я могу организовать визит.

Она высоко подняла голову:

— Я не передумаю. Всего доброго, милорд.

Она сделала реверанс.

Он не поклонился. Вместо этого он уставился на нее с лишающим силы раздумьем.

На рассвете она не выдержала.

Сидя за столом, она написала записку, которую запечатала; ее доставили в Хэрмон-Хаус ровно в восемь часов.