Бич времен - Василий Головачев

Павел встретил взгляд Ромашина, отлично понимая, что откровения Златкова – тщательно отпрепарированная дезинформация для «санитаров», наверняка записывающих речи выступавших на Совете людей.

– Вопрос второй: чем грозит вышедший из-под контроля эксперимент? По-моему, из сообщения Ромашина вы уже поняли ответ. Последствия эксперимента сказываются не только на Земле, но и в глубоком космосе: на расстоянии в сто парсеков от Солнца исчезли звезды и галактики, картина привычной нам Вселенной! Одно из двух: либо это проявление фиолетового смещения – сжатия Вселенной, либо свидетельство того, что мы замкнуты в своеобразной петле времени. Но в том, что мы не исчезли сразу после хронопрокола – Земля, Солнечная система, ближайшее звездное окружение, – я вижу великую надежду! Надежду на то, что не все потеряно и у нас остался шанс что-то сделать. И вместе с нами надеются те, кто все это устроил, виновники катастрофы, наши правнуки. Почему они не могут сами исправить содеянное, я не знаю, надо подумать. Но у нас самих есть шанс. Вот мы и подошли к третьему вопросу: что делать? Ответ прост: необходимо выключить хроноускоритель. Время само вытолкнет хронобур в нашу эпоху, и все вернется на круги своя… или не вернется!

Златков умолк. Эхо странных и страшных слов перестало метаться между стен, и на зал спустилась первозданная тишина.

– Но для каких целей иной разум или наши потомки использовали хроноускоритель? – спросил самый старый из членов Совета, сидевший впереди Павла.

– Да, – очнулся Златков. – Это лишь предположение, но уж очень хорошо оно укладывается в прокрустово ложе имеющихся данных. Всю информацию, все догадки и гипотезы, теоретический аппарат хронофизики и физики вакуума, общей теории поля, космологии и теории сингулярных состояний я вложил в большой интелмат Академии наук и получил ответ: хронобур провалился в самое начало времени, к моменту рождения Вселенной, и, возможно, именно в этом причина Большого Взрыва, взрыва космического «яйца», породившего нашу Вселенную!

Члены Совета переглянулись, кое у кого впервые промелькнула на губах легкая улыбка. Только Павел да присутствующий на Совете Ромашин знали, что из сказанного Златковым можно считать истиной, а что – нет. Но умудренные опытом члены Совета безопасности не стали доказывать Златкову, что его идея – всего лишь порождение человеческой мысли, пусть и пропущенной через умную машину; каждый из них уже принял решение, и теперь следовало из двух с лишним десятков решений составить одно, самое верное в создавшейся ситуации. Павел внутренне поежился, представив, какое бремя ответственности несут эти суровые, молчаливые, сдержанные люди, знавшие, что от их решения зависят судьбы не только отдельных коллективов, но и человечества в целом. И сейчас от их решения зависели стратегия и тактика всей цивилизации, направление ее усилий и стремлений, всего беспокойного бытия, подчиненного главной цели: уцелеть самой и сохранить среду обитания…

Златков понял реакцию присутствующих, но не обиделся. Он и сам на их месте отреагировал бы так же. К столу вышел Костров.

– Нет смысла лишний раз утверждать, насколько серьезны заявления комиссара Евроазиатского сектора и Златкова. Предлагаю следующее: сконцентрировать усилия лучших умов человечества для разработки способа связи с теми, кто нас контролирует, – с потомками, если это их рук дело, или с иным разумом – и наконец сообщить о случившемся всему человечеству. Люди должны знать все! Это главное, что должен решить Совет. Остальное – забота подкомиссий, я имею в виду вопросы энергозатрат, эвакуации, перехода УАСС на всеобщий «Шторм» и так далее. Прошу высказываться…

Спустя час Павел шел с Ромашиным в медцентр Управления, где его ожидали медики-эксперты со своей головоломной аппаратурой. У двери в медцентр начальник отдела придержал Павла за руку.

– Дальше я с вами не пойду. Не знаю, что вам сказать, прежде чем вы… Понимаете? Слова просятся на язык какие-то слишком громкие, трескучие, вроде: «За спиной Земля», «От вас зависит судьба цивилизации»…

Павел невольно улыбнулся.

– Не мучайтесь, Игнат, тем более что судьба мира не только в моих руках.

– Судьба мира… – сказал Ромашин так, что улыбка застыла на губах инспектора. – Помните философское определение времени? Время – это имманентное свойство мира, связанное с характером происходящих в нем изменений. Смысл фразы ускользает, прячется, несмотря на то, что все слова известны и понятны. Теперь мы точно узнали, что время – основа Мироздания! Жаль, что поздно…

– Может, еще не поздно?

– Может быть. Как выразился Златков, есть великая надежда! Надежда на то, что человек одновременно беспомощен и всемогущ. Идите. Буду ждать вас у себя.

Ромашин отпустил руку Павла и направился по коридору к лифту, прочь от двери с надписью «Медицинский комплекс УАСС».

После всесторонней медицинской проверки в медцентре Управления Павел прошел медосмотр и психологическое тестирование в Институте проблем медицины Академии наук, но никаких отклонений от нормы в его здоровье, психике, в работе нервной системы медикам отыскать не удалось.

– Вы не бог хладнокровия, – сказал ему, пожимая руку на прощание, директор Института проблем медицины академик Латышев, – но исключительно уравновешенный, координированный, абсолютно здоровый человек. С чем и поздравляю!

Речь академика тяготела к использованию слов в превосходной степени – видимо, сказывалась старая закалка лечащего врача, но после встречи с ним Павел почувствовал себя увереннее и добрее.

Выйдя в девятом часу за пределы института, расположенного в третьем округе Москвы, Павел вспомнил, что голоден, и решил поесть в кафе «Двадцатый век».

Через полчаса он уже заказал ужин и, пока заказ отрабатывался, рассеянно осмотрелся: он бывал здесь часто, и обстановка кафе, искусно сделанная под старину, в стиле далекого двадцатого века, была ему знакома.

Здесь не было сенсорных автозаказчиков, силовых завес и биокабин, рассчитанных на персональное автоматическое распознавание вкуса посетителей, не было синтезатора ароматов, бесшумных киб-официантов, эффекторов условий и видеопласта, создающего для любого посетителя любой пейзаж, не было синтомузыки с психоадаптерами, срабатывающими по настроению посетителей. По небольшому уютному залу со стенами из «кирпича» и «дерева» были расставлены треугольные, круглые, квадратные столики, рассчитанные на группы с разным количеством людей и с разными вкусами. У одной из стен между колоннами на небольшом возвышении располагался эстрадный оркестр, использующий старинные музыкальные инструменты. Оркестр играл что-то современное, но исполнение оставляло желать лучшего, все-таки возможности старинных инструментов во многом зависели от материала, качества изготовления и профессиональной подготовки исполнителей. Любой синтезатор мог заменить этот оркестр, особенно если музыкант достиг вершин эйфоромузыки, но Павел давно оценил желание распорядителей и оформителей кафе приблизиться к веку вплотную.