Штурмуя небеса - Джей Стивенс

Если бы активистам из Беркли по какой-то причине пришлось выбирать один-единственный символ своей борьбы, они, скорее всего, остановились бы на изображении сжатого кулака — этом общепонятном символе гневного сопротивления.

А вот хиппи мечтали воздвигнуть на окраине Хэйта статую святого Франциска, чтобы эта огромная фигура, вырезанная из гигантской секвойи, с распростертыми руками встречала бы пилигримов, вступающих в столицу Новой Эры.

Эта мечта отдавала чем-то средневековым — и действительно, паломничество в Хэйт-Эшбери тем Летом Любви чем-то походило на паломничество в средневековый Париж XII века. Такая же ошеломляющая экзотика и пестрая суматоха. «Всего одна длинная улица, Хэйт-стрит, битком набита «фриками», одетыми в самые немыслимые костюмы… одни пострижены под могавков, другие прогуливаются в адмиральской форме». И за всем этим тот же самый всепоглощающий интерес к мистике. «В Хэйте, по крайней мере, полторы тысячи святых, — утверждал один хиппи. — Святых, блаженных, то есть, я хочу сказать — всяких, разного возраста и пола. Кому-то из них 70 лет, кому-то 15, а кого-то катают в колясочках». На местном жаргоне эти святые назывались «основными».

Повседневной жизни Хэйта свойственна была особая лихорадочная тревога, которую нелегко описать, хотя Леонард Вольф — преподаватель английского языка в Калифорнийском университете в Сан-Франциско и один из самых ранних наблюдателей хиппи — довольно точно ухватил суть дела, когда сравнил Хэйт с муравейником, «где все муравьи пьяны, но чрезвычайно заняты, и когда суматоха уляжется, каким-то образом оказывается, что все уладилось». Неофит не сразу понимал причину этого всеобщего напряжения, но в конце концов до него доходило: добрая половина жителей Хэйта каждый божий день была либо под кайфом, либо только что из-под кайфа, либо накануне кайфа.

Другими словами, все они жили в космическом времени, и это было бы просто замечательно, если бы все они обитали в ашраме или в монастыре. Но поскольку это было не так, то при таком образе жизни, когда несколько дней в неделю отданы распространению пакетиков с ЛСД, возникали всякие практические осложнения. Сущие мелочи — например, проблема, как удержаться на работе, чтобы заработать достаточно денег на еду и жилье. После вечера с кислотой не так-то просто заставить себя встать на рассвете и бежать в местный продуктовый магазин распаковывать ящики и наклеивать ценники на консервных банках, поэтому хиппи предпочитали наниматься разносчиками или курьерами и работать неполную неделю. В результате им приходилось за два дня в неделю успевать столько, сколько большинство людей успевает за пять.

Лихорадочные приступы активности, перемежаемые долгими периодами наркотической отрешенности, — вот был идеал хиппи. Упреки в лени и разболтанности казались им смехотворными; они заявляли, что их сообщество — лаборатория, где вырабатывается новый образ жизни для будущего, когда компьютеры и роботы устранят необходимость трудиться.

Все необходимое складывалось в общий котел — деньги, продукты, наркотики, жилье. Этикой хиппи подразумевалось, что все они — члены одной большой семьи, хотя сами хиппи предпочитали называть эту семью племенем, в знак глубокого восхищения коренными американцами — индейцами, которые служили для них примером и образцом истинной свободы.

Первую свою ночь в Хэйте новички проводили обычно в одной из многочисленных коммунальных развалюх, втиснувшись среди десятка дружелюбных незнакомцев; сначала они избавлялись от внутренних тормозов и довольно часто — от девственности; затем наступала очередь одежды и старой системы ценностей — так последовательно отбрасывалось все старое, и этот процесс ускорялся первой же дозой кислоты. Через несколько дней прежняя жизнь в Де Мойне, в Далласе или где бы там ни было еще представлялась новичку такой же далекой, как школьные экскурсии.

Если хиппи не работали и не «путешествовали» (что для них тоже было своего рода работой), значит, они загорали в парке «Золотые Ворота» или гуляли по Хэйт-стрит, забегая то в аптеку выпить кофе, то в «Психоделический магазин» потолковать о последних новостях. Недели не проходило, чтобы в Хэйте не возникло парочки новых заведений, с которыми стоило познакомиться. Один за другим появлялись магазины: «Добавки для травки» (наркотические аксессуары), Галерея «Хохочущий енот» (сувениры), «Зардевшийся пион» (стильная одежда), «Печатный двор» (психоделические плакаты), «Звездное мороженое» (продукты). А еще можно было пойти в танцевальные залы «Филлмор» и «Авалон», где всегда играл какой-нибудь новый оркестр. «Филлмор» основал Билли Грэм, тот самый, который был распорядителем на Фестивале путешествий, организованном Кизи. Под впечатлением огромных сумм, которые Кизи загребал с помощью одной-един-ственной рок-группы, нескольких слайдов и наркотиков, Грэм снял заброшенный концертный зал в черном районе Филлмор и стал задавать здесь танцевальные вечера под рок-музыку местных ансамблей, многие из которых жили в Хэйте.

Группа «Charlatans», знаменитая тем, что ей удалось получить ангажемент на целое лето, занимала дом 1090 по Пейдж-стрит, а за несколько улиц до них жили «Grateful Dead» — рок-группа, игравшая на Кислотных тестах Кизи. По временам к ним добавлялись разные другие группы — «Big Brother and the Holding Company» («Большой Брат и компания держателей акций»), «Jefferson Airplane» («Аэроплан Джефферсона»), «Quicksilver Messenger Service» («Быстроногий Курьер») и прочие, чей период музыкального полураспада оказался слишком короток, чтобы оставить по себе память в истории, но чья финансовая поддержка в свое время была бесценной для Хэйта. Со своей свитой поклонников и способностью добывать изрядные суммы наличными эти рок-группы были одной из опор экономики Хэйт-Эшбери.

Даже учителя средних школ были в ту эпоху поборниками свободного секса

Но роль рок-групп не сводилась к добыванию денег. Они заняли свое место в формировании философии хиппи. С ними была связана идея о рок-музыке как совершенном дополнении психоделического опыта. «Она занимает все поле чувственного восприятия, взывая к пониманию без всякого вмешательства интеллекта, — писал романист Честер Андерсон, бывший битник, ставший идеологом хиппизма. — Рок — это племенное явление, он свободен от всяких определений и прочих умствований; его можно назвать магией XX столетия».

Танцы под рок-музыку лучше всего демонстрировали, как два человека могут гармонично сотрудничать, делая одно общее дело.

Окружающий мир редко вмешивался в жизнь хиппи. А когда это происходило, это лишь сильнее укрепляло у правящего класса комплекс Большого Папочки. Классическим примером может служить крестовый поход против ЛСД. Судя по тому, что в 1965 году было выписано 123 миллиона рецептов на транквилизаторы и седативные препараты и 24 миллиона — на амфетамины, Америка любила эти психотропные снадобья. Она не могла без них жить. И зачастую оказывалось (3 тысячи передозировок в год), что она не могла жить и с ними. Но транквилизаторы и седативы не попали под запрет, потому что они гасили пламя жизни; они притупляли ум, не раскрывали его экстатические глубины (притягательные, а иногда и опасные).

Характерно, что когда группа предпринимателей-хиппи захотела присоединиться к местной Ассоциации коммерсантов Хэйт-стрит, им указали на дверь. Видимо, в рамках капиталистической системы обычного типа не было места ни «Психоделическому магазину», ни «Добавкам для травки». Не смущаясь этим, хиппи сразу же сформировали свою собственную бизнес-группу, Независимые Собственники Хэйта — название специально было подобрано так, чтобы его аббревиатура читалась как ХИП.[106]

Но таким образом и пополнялся чудовищный счет непонимания и подозрительности. Молодежи казалось, что их родители только и говорят: «НЕТ!» Все, свойственное молодежи — ее прическа, музыка, одежда, манеры, речь, ее герои, ее мечты, — все решительно осуждалось и отвергалось тем самым поколением, которое непрерывно хвасталось своим либерализмом и терпимостью.

С другой стороны, родителям казалось, что эти ребята только и говорят: «на хер!». Всем своим видом и поведением, прической, связями, одеждой, которую носят, машинами, в которых ездят и т. д.

Эта междоусобная склока скоро удостоилась названия «Разрыв поколений», и социологи и психологи потратили немало усилий, пытаясь объяснить ее истоки, в то же время молодежи было на это совершенно наплевать: пусть себе этот разрыв углубляется, пока есть достаточно места творить свою собственную альтернативную культуру. Эта новая культура должна была стать царством раскрепощенной фантазии, как определили бы это Проказники; оставался лишь спор о том, в каком направлении пойдет освобождение. Кому благоприятствовало течение: активистам или хиппи? И существовал ли третий путь?