Я помню...(Автобиографические записки и воспоминания) - Фигуровский Николай Александрович

Из отзыва моего «официального руководителя» В.П.Залесского: «Несмотря на то, что Ник. А-дрович (т. е. я) был сильно перегружен общественной работой, по временам очень ответственной, он всегда хорошо овладевал научными дисциплинами … находил время печатать заметки и рецензии на книга… а равно и прочитать ряд публичных лекций. Таким образом, когда еще Н.А. был студентом, все показывало, что он обладает хорошими способностями для научной работы. Выдвинутый в аспиранты (1 февраля 1931 г.), провел большую педагогическую работу и выполнил несколько научных работ… Будучи аспирантом, в 1931-32 гг. читал самостоятельно курс общей химии в ГТУ и в Канавинском филиале ММИ (Механико-машиностроительного института). В 1932—33 гг. Н.А. вел ассистентский курс общей химии в ПУ и читал самостоятельные курсы…». Затем перечисляются мои научные работы. Из документов я узнал, что еще до защиты диссертации, а именно 13 февраля 1934 г., я был утвержден Квалификационной комиссией Наркомпроса РСФСР в звании доцента по общей химии.

Не останавливаясь пока на других весьма похвальных отзывах, упомяну только, что в них говорится, что моя педагогическая деятельность началась с 1926 г. и постепенно расширялась. Кроме того, из отзывов следует, что с 1924 г. я работал в ДОБРОХИМЕ, ОВФ. АВИАХИМЕ членом губернского совета. В 1928–1929 гг. работал членом Президиума химического факультета НГУ, в 1931 г. зам. директора по учебной части Химико-технологического института, в 1932 г. был председателем секции научных работников Горьковского ХТИ, в 1933 г. — членом бюро СНР и ответственным секретарем ВАРНИТСО. Прочел ряд публичных лекций и т. д.

Из других отзывов видно, что я был членом партбюро, секретарем деканата факультета, членом Совета факультета и т. д., заведовал Лабораторией спецназначения и т. д. и т. д.

Но перейду к защите. Она, судя по документам, состоялась 8 мая 1934 г. в «Особой комиссии по приему защиты диссертации на звание кандидата химии» при химическом факультете Горьковского индустриального института. Председателем Комиссии был директор ГИИ (впоследствии нарком просвещения РСФСР и генерал — участник защиты Ленинграда во время блокады в 1941–1943 гг.) ПА.Тюркин69. Членами комиссии были декан химфака ГИИ проф. Н.К.Пономарев (друг и родственник известного профессора П.М.Лукьянова70), проф. физической химии В.П.Залесский, профессор неорганической и аналитической химии В.С.Буравцов.

Оппонентами были: 1) Зав. отделом физической химии Московского института прикладной минералогии и профессор ГТУ A. Ф.Капустинский. 2) Зав. (вероятно отделом) Института высоких давлений АН СССР и профессор ГГУ А.Д.Петров. 3) Профессор неорганической и коллоидной химии ГГУ С.И.Дьячковский. 4) Профессор физики ГГУ П.П.Стародубровский.

На защите присутствовали (что особо отмечено в протоколе) Зав. лабораторией Пищетреста Ф.Э.Розовский, инженер Чернореченского химзавода С.Н.Казарновский, инженер Нефтепроекта Л.Н.Гинсбург, инженер А.С.Васильев, инж. Волк и др. научные работники ГИИ. Затем перечислены особо проф. Л.И.Аронтрихер (математик), Б.Г.Рождественский (прикладная механика), А.Я.Зворыкин (ОХП), доценты М.Г.Иванов, Р.Е.Вагнер, М.Н.Писарев, B.А.Молодовский, многочисленные ассистенты и т. д. Всего присутствовало около 300 человек.

После «изложения вкратце основных положений своей диссертации», я закончил речь выражением «глубокой благодарности» В.П.Залесскому, покойному В.А.Солонине, оппонентам, проф. Л.И.Аронтрихеру, проф. П.А.Ребиндеру, З.В.Волковой (?) и асс. Т.И.Аникиной. Затем были заданы вопросы проф. В.С.Буравцовым, С.И. Дьячковским, А. Д.Петровым, В.П.Залесским, П.А.Туркиным, Ф.Э.Розовским о народнохозяйственном значении диссертации и о намеченных дальнейших исследованиях. Затем начались выступления оппонентов.

В то время отнюдь не полагалось, чтобы оппоненты дали мне для ознакомления свои отзывы. Я понятия не имел о том, что они мне могут сказать и в каких выражениях обругают. Надо сказать, что я, конечно, не чувствовал себя вполне «на высоте». Накануне защиты я не спал всю ночь, изучая разные статьи, особенно в «Журнале физической химии» и других журналах. Кроме того, я читал более или менее солидные учебники коллоидной химии и физики (Хвольсона), чтобы не сделать какой-либо случайной ошибки в формулировках. На защиту я принес, помню, целую груду журналов и книг, высотой более полметра, чтобы быть «во всеоружии» перед оппонентами.

Первым выступил С.И.Дьячковский. (Надо же было так случиться, он не был доктором и получил звание профессора без защиты, что по тем временам было нормально. Он меня обругал сильно. Но спустя несколько лет, уже после войны, он защищал свою докторскую диссертацию и я был у него официальным оппонентом! Вот какие неожиданные комбинации бывают в жизни). Итак, С.И.Дьячковский заявил, что заглавие диссертации не соответствует ее содержанию. О капиллярных свойствах будто бы в работе ничего не говорится, все ограничивается измерениями пористости, удельных весов и пр. Имеется несогласие между поставленными задачами и конечными выводами, нет данных об ультрапористости и сжимаемости жидкостей внутри пор. Далее Степан Иванович указал, что неполно использована литература по вопросу (нет упоминания о работе Менделеева, Аррениуса, Эйкена, Поляньи и особенно Томсона). Теоретическое освещение явлений недостаточное. В особенности, Степан Иванович налег на отсутствие в работе уравнения Томсона об упругости пара. Он написал на доске уравнение Томсона с логарифмами упругости пара над плоской поверхностью и в капиллярах и, к моему удовольствию, сделал в этом уравнении довольно грубую ошибку.

Надо сказать, что, готовясь к защите и читая учебники, я заинтересовался уравнением Томсона и, пожалуй, впервые по-настоящему понял и оценил его и был в этой части во всеоружии, хотя по торопливости уравнение Томсона в диссертацию не вошло. Я, естественно, намотал себе на ус ошибку оппонента, С.И.Дьячковский передал комиссии свой отзыв, подписанный вместе с ним проф. П.П.Стародубровским. Этот отзыв, начатый «заупокой», заканчивается, однако, «за здравие».

Более приличное и обнадеживающее выступление последовало со стороны А.Ф.Капустинского. Он не преминул сказать, что отзывы С.И.Дьячковского и П.П.Стародубровского не «содержат опровержения основных положений диссертации, а лишь указывают, что надо сделать и в каком направлении». Отзыв, в общем, был вполне хороший, хотя в нем и было указано на ошибки редакционного характера.

А.Д.Петров, по своей доброте и хорошему ко мне отношению, сказал, что диссертация представляет собой «весьма ценное и интересное исследование», но недостаточно полное. Было бы желательно осветить вопрос о химизме углей, самому заняться получением активных углей из чистой целлюлозы и лигнина и т. д.

Я особенно сожалею, что у меня не сохранилось письменного отзыва, присланного проф. И.И.Бевадом, который не смог присутствовать на защите по болезни. Что он написал, я не знаю, но знаю, что И.И.Бевад был всегда очень добр ко мне.

В своем заключительном слове я ответил (с соответствующим почтением) на замечания оппонентов, но не удержался, чтобы не уязвить С.И.Дьячковского, который меня страшно ругал на защите, так что я упал духом. Я указал аудитории, в частности, что уравнение Томсона мне хорошо известно, но что оно фигурирует в учебниках и поэтому я его не привел. К тому же оппонент написал его на доске совершенно неправильно, и я популярно объяснил аудитории ошибку профессора, чем вызвал почти невероятное оживление с хохотом во всей аудитории. Но, конечно, пришлось и признаваться и пожаловаться на особо плохие условия работы над диссертацией.

В заключение выступил В.П.Залесский, согласившийся с некоторыми критическими замечаниями оппонентов и с полуэмпирическим характером выведенного мною (какого-то!) уравнения. Но также, видимо, по особой доброте ко мне, В.П.Залесский в заключение предложил оценить мою работу «отлично».

После моей защиты состоялась вторая защита — М.В.Ионина. В это время я удалился в препараторскую комнату и от сильного волнения непрерывно курил. В зале курить было, естественно, нельзя. Наконец, защита закончилась, и после некоторого времени Комиссия, уединившись, обсудила результаты. Моя работа и защита были оценены «хорошо» и я был признан достойным получения степени кандидата химии. Мортирий Ионин, кстати сказать, получил лишь удовлетворительную оценку и докторскую диссертацию защищал только в 70-х годах.