Падение титана, или Октябрьский конь - Колин Маккалоу

Возле стен Кордубы он встретил Гнея Помпея Филиппа, того самого вольноотпущенника, который сжег тело отца на пелузийском берегу и оставил службу у Корнелии Метеллы, чтобы быть с обоими сыновьями своего господина в Испании. С лампой в руке он ходил взад-вперед, слишком старый, чтобы привлекать чье-то внимание.

— Филипп! — шепотом позвал Секст.

Вольноотпущенник уткнулся ему в плечо и заплакал.

— Господин, они убили твоего брата!

— Да, я знаю. Я видел его. Филипп, я обещал Гнею, что позабочусь о Скрибонии. Они еще не забрали ее?

— Нет, господин. Я ее спрятал.

— Ты можешь тайком привести ее ко мне и принести немного еды? Я попытаюсь найти, на чем ехать.

— В стене есть потайной ход, господин. Через час я приведу ее.

Филипп повернулся и исчез.

Секст использовал время вынужденного безделья на поиски. Как и во многих городах, в самой Кордубе было мало конюшен. Но он точно знал, где они расположены. Когда Филипп возвратился со Скрибонией и ее служанкой, Секст уже ждал их с лошадьми.

Бедная милая девочка, потрясенная горем, вцепилась в него, как безумная.

— Нет, Скрибония, у нас мало времени! И мы не можем взять с собой твою служанку. Только ты и я. А теперь вытри глаза. Я нашел тебе смирную лошадь. Ты только должна сесть на нее и крепко держаться. Давай, будь храброй ради Гнея.

Филипп принес одежду, которую носят испанцы, и заставил Скрибонию надеть что-нибудь неприметное. Они вдвоем попытались посадить ее на лошадь, но она отказалась. О нет, это очень неприлично сидеть на чем-то, широко раздвинув ноги! Особенно женщинам! Пришлось Сексту найти ей ишака, на что ушло время. Наконец он простился с Филиппом, взял ишака Скрибонии за уздечку и скрылся во тьме. Хорошо, что жена Гнея хоть миловидная. Но ум у нее с горошину, не иначе.

Днем они прятались, а ночью ехали по проселкам. Выбрались к побережью значительно выше Нового Карфагена и направились в Ближнюю Испанию, к старым владениям Помпея Великого. Филипп дал Сексту денег, так что когда взятая с собою еда закончилась, он покупал ее на хуторах, встречавшихся по пути. Они пробирались на север, объезжая места, занятые силами Цезаря. Через сотни миль, перейдя реку Ибер, Секст вздохнул с облегчением. Он точно знал теперь, куда идти. К лаккетанам, у которых отец годами держал своих лошадей. Там они со Скрибонией будут в безопасности, пока Цезарь и его приближенные не покинут Испанию. Потом он пойдет к Майору, самому большому из Балеарских островов. Возьмет под свое командование флот Гнея и женится на Скрибонии.

— Я думаю, мы можем с уверенностью считать, что Мунда положила конец сопротивлению республиканцев, — сказал Цезарь Кальвину по дороге в Кордубу. — Лабиен наконец мертв. Это был хороший бой, лучшего я не пожелал бы. Я сражался вместе со своими людьми, и они были прежними, какими я их помню. — Он потянулся, сморщился от боли в мышцах. — Однако, признаюсь, на пятьдесят пятом году это уже не проходит легко. — Тон его стал холоднее. — Мунда также решила проблему с десятым. Те немногие, что остались живы, будут рады тому, где я их поселю.

— И где же ты их поселишь? — спросил Кальвин.

— Возле Нарбона.

— К концу марта в Риме будут знать о Мунде, — сказал Кальвин, не скрывая удовольствия. — Когда ты возвратишься, Рим уже смирится с неизбежным. А сенат, наверное, проголосует за твое пожизненное диктаторство.

— Они могут голосовать за что хотят, — равнодушно ответил Цезарь. — В следующем году в это время я буду на пути в Сирию.

— В Сирию?!

— С Басом, занявшим Апамею, Корнифицием, занявшим Антиохию, и Антистием Ветом, который станет губернатором и посмотрит, что можно сделать, чтобы пресечь беспорядки, ответ очевиден. Парфяне обязательно туда вторгнутся в течение этих двух лет. Поэтому я обязан опередить их. Я хочу последовать примеру Александра Великого, то есть завоевать земли от Армении до Бактрии и Согдианы и от Гедросии и Кармании до Месопотамии, да еще прихватить Индию, — спокойно объяснил Цезарь. — Парфяне очень зарятся на территории к западу от Евфрата, поэтому наши интересы на восточной его стороне.

— О боги, на это понадобится как минимум лет пять! — ахнул Кальвин. — Разве ты не боишься предоставить Рим самому себе так надолго? Посмотри, что произошло, когда ты исчез в Египте на каких-то несколько месяцев, а тут пройдут годы. Цезарь, и не рассчитывай, что Рим будет процветать, пока ты будешь мотаться по свету!

— Я не собираюсь мотаться по свету! — сквозь зубы возразил Цезарь. — Я удивлен, Кальвин, твоему непониманию, что гражданские войны стоят денег! Денег, которых у Рима нет! Денег, которые я найду в Парфянском царстве!

Они заняли Кордубу без боя. Город открыл ворота и просил пощады, взывая к знаменитому милосердию Цезаря. Но пощады не было. Цезарь собрал всех мужчин призывного возраста и казнил их на месте, а потом приказал городу заплатить штраф, равный штрафу, наложенному на Утику.

2

Накануне отъезда в Испанию, чтобы служить у Цезаря личным контуберналом, Гай Октавий тяжело заболел воспалением легких. И только к середине февраля он почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы покинуть Рим, несмотря на отчаянное сопротивление матери. Календарь точно совпадал с сезонами впервые за сотню лет, значит, февраль — это засыпанные снегом перевалы и холодные ветры.

— Ты не доедешь туда живым! — в отчаянии крикнула Атия.

— Нет, мама, доеду. Что со мной может случиться, если я буду ехать в экипаже с горячими кирпичами и множеством пледов?

Таким образом, несмотря на все протесты, молодой человек уехал, с удивлением обнаружив, что зимнее путешествие (в тепличных, правда, условиях) не вызывает у него приступов астмы, как он теперь называл свою болезнь. Цезарь прислал к юноше Хапд-эфане, давшего ему несколько полезных советов. На дорогах снег, в воздухе нет ни цветочной пыльцы, ни прочей пыли, включая шерстинки животных. Да и морозец сухой, а не влажный. К своему удовольствию, Октавий почувствовал себя даже лучше, когда взял лопату и стал помогать расчищать Домициеву дорогу, ибо на Генавском перевале экипаж застрял в снегу. Трудно дышалось ему лишь единожды, когда пришлось ехать по гати через болота в устье реки Родан. Но это длилось какую-то сотню миль. На пике перевала через прибрежные Пиренеи он остановился посмотреть на трофеи Помпея Великого, изрядно потрепанные погодой, потом спустился в Ближнюю Испанию лаккетанов, где уже наступила весна, влажная и безветренная. Но приступы все равно не возобновились.

В Кастулоне он узнал, что под Мундой разыгралось решающее сражение и что Цезарь в Кордубе. Октавий поехал в Кордубу.

И прибыл туда на двадцать третий день марта. В городе стояло зловоние. Всюду кровь и дым от десятков погребальных костров, но, к счастью, дворец губернатора располагался выше того места, где, как догадался Октавий, проходила массовая казнь. Удивляясь своей физической выносливости, он с неменьшим удивлением понял, что может спокойно смотреть на последствия бойни. По крайней мере, хоть в этом смысле он ничем не отличается от других. Факт, который ему очень понравился. Болезненно опасаясь, что из-за хрупкой внешности все сочтут его хилым неженкой, он также боялся, что вид и запах крови лишат его мужества, но этого не произошло.

В фойе дворца сидел молодой человек в военном платье, явно облеченный обязанностью фильтровать посетителей. Часовые снаружи, глядя на богатое убранство личного экипажа Октавия, без возражений пропустили его. Но этот юноша не собирался быть таким услужливым.

— Да? — рявкнул он, глядя из-под густых бровей.

Октавий молча уставился на него. Вот это солдат! Именно таким Октавий хотел бы быть сам, но никогда не будет. Когда малый поднялся, Октавий увидел, что ростом он с Цезаря, что его плечи как два холма, а шее, толстой и жилистой, позавидовал бы и буйвол. Но все это было ничем по сравнению с его лицом, поразительно привлекательным, но абсолютно мужским. Копна волос, кустистые черные брови, суровый взгляд глубоко посаженных карих глаз, тонкий нос, твердый рот и волевой подбородок. Мускулистые голые руки, кисти крупные, хорошей формы, пригодные как для грубой, так и для тонкой работы.

— Да? — снова спросил страж, но уже не так грозно и с улыбкой в глазах.

Александровский тип, подумал он про себя (слово «красавчик», по его мнению, было неприменимо к мужчинам). Но — поизящней, поизысканней, что ли.

— Прошу прощения, — сказал визитер вежливо, но чуть царственно. — Я с докладом к Гаю Юлию Цезарю. Я его новый контубернал.

— Из великих аристократов? — спросил солдат. — Тебе туго придется, когда он увидит тебя.

Октавий улыбнулся, вся царственность вмиг исчезла.

— О, он знает, как я выгляжу. Он сам меня запросил.