История Византии - Джон Норвич

Но увы, когда настал этот день, численность армии, собравшейся на Лидо[83], оказалась более чем в три раза меньше ожидавшейся. Для ее полководцев ситуация оказалась весьма затруднительной. Венеция сдержала свое обещание: она выставила флотилию — как военные галеры, так и транспортные суда, — достаточную для погрузки армии, которая по численности в три раза превосходила бы фактическую, а крестоносцы не имели возможности заплатить венецианцам ту сумму денег, которую пообещали.

Когда главнокомандующий крестоносцев маркиз Бонифаций Монферратский — Тибальд Шампанский умер в прошлом году — прибыл в Венецию, то обнаружил, что судьба экспедиции в опасности. Венецианцы не позволяли хотя бы одному кораблю покинуть порт до тех пор, пока не получат деньги. Они даже поговаривали о том, чтобы лишить еды армию крестоносцев, которая была привязана к острову Лидо, — ей запретили ступать на землю основной части города. Тогда Бонифаций опорожнил все свои денежные сундуки, многие военачальники поступили так же. Помимо этого, от каждого рядового воина потребовали, чтобы он отдал все, что мог, но собранная сумма оказалась на 34 000 марки меньше требуемой.

Пока взносы прибывали тонкой струйкой, старый Дандоло умело поддерживал в рядах крестоносцев состояние тревожного ожидания. А когда дож удостоверился в том, что взять с них больше нечего, то выступил с предложением. Венецианский город Зара недавно оказался захвачен Венгрией. Если бы франки согласились помочь Венеции в его отвоевании, то, возможно, выплата их долга была бы отсрочена. Затем последовала одна из традиционных церемоний в базилике Св. Марка, которые Дандоло умел обставлять очень красиво и торжественно. На этом мероприятии присутствовали все высокопоставленные чины франкской армии. Как пишет хронист, дож обратился к гражданам республики с прочувствованной речью: «„Синьоры, сам я стар и слаб; но если вы позволите мне взять крест, в то время как мой сын будет вместо меня стоять на страже республики, я готов присоединиться к этой высокой миссии“. После чего он сошел с кафедры и поднялся в алтарную часть; там он преклонил колени, у него выступили слезы. Затем ему нашили крест на его огромную шляпу; настолько тверда была его решимость, что все должны были это видеть».

8 ноября 1202 г. воинство Четвертого крестового похода отбыло из Венеции. Однако 480 крестоносных кораблей отправились не в Египет и не в Палестину. Неделю спустя Зара была взята приступом и разграблена. Разгневанный папа отлучил от церкви всю экспедицию.

Вряд ли можно было назвать начало этого Крестового похода хорошим. Но худшее оказалось еще впереди. В начале следующего года в штаб экспедиции прибыл с донесением посланник Филиппа Швабского, являвшегося не только братом императора Генриха VI, но также зятем низложенного и ослепленного Исаака Ангела. Год назад юный сын Исаака, которого, как и нового правителя, звали Алексеем, бежал из заключения, и Филипп пригрел его при своем дворе. Если бы Крестовый поход низверг узурпатора и утвердил на троне юного Алексея, то последний был готов профинансировать завоевание Египта, выставить 10 000 своих воинов и полностью содержать 500 рыцарей на Святой земле. Наконец он обеспечил бы подчинение константинопольской церкви — римской. Старый дож воспринял эту идею с энтузиазмом. Он не испытывал особой любви к Византии. Генуэзцы и пизанцы составляли венецианцам все более острую конкуренцию, и если Венеция хотела сохранить свое влияние на восточных рынках, то республике требовался более расположенный к ней византийский император. Крестоносной армии также понравился новый план, который обещал усиление и обогащение войска, да и восстановление единства в христианском мире дорогого стоило. Так, ровно через год после сбора крестоносного воинства в Венеции его флот бросил якорь у берегов Константинополя.

Алексей III показательным для него образом не предпринял никаких мер для обороны города. К слову сказать, в то время военных кораблей в Константинополе не имелось: верфи давно уже бездействовали, поскольку брат Алексея шестнадцать лет назад доверил всю судостроительную программу Венеции, а имперский адмирал распродал якоря, паруса и снасти немногих оставшихся судов, которые теперь были низведены до роли блокшивов, стоявших во внутренней гавани. Утром 5 июля, вскоре после восхода солнца, Алексей и его подданные ошеломленно наблюдали, как крестоносная армия пересекла Босфор и пристала к берегу вблизи Галаты, прилегающей к северо-восточной стороне бухты Золотой Рог. Будучи торговым поселением, в котором преимущественно жили иностранные купцы, Галата не была обнесена стеной; единственным ее укреплением являлась одиноко стоящая круглая башня[84], в которой находился огромный ворот для поднятия и опускания цепи, преграждавшей вход в бухту.

Гарнизон башни держался целых двадцать четыре часа, но на следующее утро ему пришлось сдаться. Венецианские моряки разрушили привод ворота, и огромная железная цепь, растянутая более чем на пятьсот ярдов поперек входа в Золотой Рог, с оглушительным грохотом рухнула в воду. Венецианская флотилия сразу же вошла в бухту, по ходу уничтожая немногочисленные византийские суда, которые она обнаружила во внутренней гавани. Победа на море была полной.

Свои главные силы крестоносцы бросили на самое слабое место в византийских укреплениях в северо-западной части города — а именно на передний фасад Влахернского дворца, находившегося в углу, образованном стенами со стороны суши и стенами, тянувшимися вдоль Золотого Рога. Атака была произведена одновременно с суши и с моря. Венецианские суда шли с полной осадкой. Они были основательно загружены осадным оборудованием: разного рода катапультами и баллистами на баке, сходнями и штурмовыми лестницами, подвешенными на веревках между реями. Атака франков с суши первоначально была отбита англичанами и датчанами из варяжской гвардии, яростно махавшими боевыми топорами, но в итоге победу добыли венецианцы — и в значительной степени лично Энрико Дандоло.

По словам Виллардуэна, хотя венецианские штурмовые суда и приблизились к берегу настолько близко, что моряки, находящиеся в носовой части, сражались с византийцами врукопашную, атакующая сторона все же не решалась произвести высадку. И тогда:

«Герцог Венецианский, человек старый и практически слепой, стоя на носу своей галеры и держа в руках знамя св. Марка, приказал своим людям причаливать. Они так и сделали, и он спрыгнул и воткнул знамя в землю. И когда остальные увидели штандарт св. Марка и причалившую галеру дожа, то они устыдились и последовали за ним».

Вскоре двадцать пять башен, расположенных вдоль стены, были уже в руках венецианцев. Затем они хлынули непосредственно в город, поджигая по пути деревянные дома, пока вся округа не запылала. Этим же вечером Алексей III бежал.

Византия в ходе тяжелейшего в своей истории кризиса осталась без императора, и старого Исаака Ангела спешно вызволили из тюрьмы и вновь посадили на императорский трон. Хотя Исаак ныне был даже еще более слеп, чем Дандоло, но все же являлся законным императором, и, восстановив его власть, византийцы теоретически устранили все основания для дальнейшей интервенции крестоносцев — если не считать обязательств, которые взял на себя юный Алексей. Теперь Исаак был вынужден ратифицировать их, согласившись также сделать своего сына соправителем. Только тогда крестоносцы официально признали его, после чего отошли в Галату — ждать обещанных вознаграждений.

1 августа 1203 г. Алексей IV Ангел был коронован наравне с отцом. Он тотчас же пожалел о тех предложениях, что сделал весной. Казна была пуста; новые налоги, которые Алексею пришлось ввести, вызывали открытое негодование у его подданных, прекрасно знавших, куда направлялись их деньги. Священники были шокированы, когда Алексей забрал у церквей серебряную утварь и отдал ее на переплавку. И они пришли в совершенную ярость, узнав о его планах подчинить их Риму. Отношение византийцев к Алексею неуклонно ухудшалось, чему способствовали также и крестоносцы: однажды ночью группа франков явилась к небольшой мечети, расположенной в сарацинском квартале, и сожгла ее дотла. Пламя начало распространяться по округе, и на протяжении следующих сорока восьми часов Константинополь был охвачен самым страшным пожаром со времен Юстиниана.

Когда несколько дней спустя делегация в составе трех крестоносцев и трех венецианцев явилась к Алексею, требуя немедленно выплатить причитающиеся им деньги, он мог только развести руками — что привело к началу войны. Ни крестоносцы, ни греки не желали ее. Жители Константинополя хотели только избавиться от этих головорезов, которые уничтожали город и в придачу обирали их до нитки. Франки тоже негодовали, не желая якшаться с греками, которых они считали слабым, упадочным народом. Им не терпелось сразиться с неверными. К тому же, даже если бы византийцы и расплатились с ним полностью, это не принесло бы франкам существенной выгоды — только позволило бы рассчитаться с венецианцами.