Государи и кочевники. Перелом - Валентин Фёдорович Рыбин

Вернувшись на айван, хозяин и гости сели на ковер. Тотчас слуги подали чай с пиалами, затем принесли жаркое.

— Надо мне с полсотни арб с верблюдами, чтобы доставить ценный груз в Асхабад. Сможешь помочь, Худайберды? — попросил Студитский.

Хан призадумался, пожевал губами, затем наполнил пиалу чаем.

— Доктор, все мои верблюды заняты перевозкой шерсти: недавно началась осенняя стрижка овец, но для тебя найду верблюдов.

— Хан, ты не беспокойся, начальство обещает оплатить тягловую силу. Представишь счет начальнику области.

— С генерала деньги не возьму, — подумав, решил Худайберды. — Дам верблюдов тебе, как своему другу. — Помолчав, добавил: — Ваша сестра из госпиталя, Надя, ко мне приходила, просила деньги на лекарства для туркмен. Дал ей пятьсот.

— Спасибо, Худайберды. Мы ценим твою помощь…

Все это время, пока Студитский вел разговор, Караш смотрел хану в глаза и ждал случая, чтобы вставить слово. Выбрав момент, сказал взволнованно:

— Дорогой хан, ты знаешь, я торгую керосином. Моя торговля тоже, как и у тебя, с каждым днем крепнет и растет. Хочу повезти керосин в Мерв. Может, дашь мне верблюдов с арбами? Погружу бочок двести на арбы. За верблюдов хорошо уплачу.

— Нет, Караш, — отказался Худайберды. — Мерв слишком далеко, а верблюды мне всегда нужны.

— Хан, а если войдешь ко мне в компаньоны? Будешь получать процентов двадцать пять от проданного!

— Подумай, Худайберды, — посоветовал Студитский. — Керосин — это целая политика. Знаешь же, как твои люди говорят о русском государе: "Русский царь хороший, керосин нам дает!"

Все засмеялись, и хозяин согласился:

— Надо подумать, Караш…

С ханом распрощались к вечеру. В город отправились в личной карете Худайберды. Караш слез у вокзала, Студитский проехал до госпиталя, отпустил кучера и вошел в темный, пропахший медикаментами коридор. По доносившимся голосам отыскал сбоку дверь, попросил разрешения войти и увидел Надежду Сергеевну.

— Ну вот и сам доктор! — воскликнула она. — Здравствуйте, Лев Борисыч. Нам сказали, что вы — в Кизыл-Арвате. Мы пошли в вагон, где ваши вещи, а самого нет. Вы так нужны нам… Дома у меня целая делегация вас поджидает.

— Простите, Надежда Сергеевна, я ничего не пойму, — признался капитан. — Какая делегация, почему меня поджидают? Но прежде скажите: как живете вы? Мне уже рассказали об эпидемии оспы. Отыскали очаг?

— Да, доктор. Оспа была занесена, вероятнее всего, из Персии. Чабаны сообщались по тропе с людьми, живущими в Хорасане. Помните Петина? Погиб совершенно случайно. Не от оспы…

— Да, мне рассказал Худайберды-хан, — потускневшим голосом отозвался Студитский и, помолчав, спросил: — Мичман как себя чувствует?

— Здоров! Водокачки строит. Полдня вас разыскивает. Сейчас отправился в крепость. Говорит, наверное, доктор там.

— Все правильно, я только что оттуда.

— Ну ничего, вернется — найдет. Пойдемте к пам домой, там вас ждут…

Дом Батраковых находился неподалеку от госпиталя. Небольшой особнячок под черепицей, огороженный каменным забором, стоял в квартале напротив железнодорожного клуба. Левее клуба маячили купола церкви. Надежда Сергеевна отворила калитку, пропустив вперед Студитского. По вымощенной камнем дорожке он прошел в виноградную беседку и тут увидел сразу четырех барышень. Они сидели за дощатым столом, пили чай. Он поздоровался, назвав себя, и был приятно удивлен, узнав, что все четверо — выпускницы женских медицинских курсов.

— Я вам, господин капитан, вопрос задавала, когда вы были у нас в Николаевском госпитале. Помните? — сказала одна.

— Ох, как вы все кстати! — воскликнул он, садясь рядом с ними…

XXX

Караван капитана Студитского отправился в путь. До Асхабада двести сорок верст. Впереди такыры и каменистая предгорная равнина.

Верблюды шли ровным, размеренным шагом, покачивая вьюками. Во вьюках — школьные учебники, тетради, карандаши и ручки, наглядные пособия, глобусы, карты, грифели — все, что необходимо для гимназии. В арбах, которые тоже тянули верблюды, предметы более крупные: круглые, на львиных лапах, столы, кресла с гнутыми спинками, шкафы из дорогого дерева, железные и раскладные кровати. На нескольких арбах располагался инвентарь для госпиталя, медикаменты в ящиках и колбах, карболовая кислота…

Впереди в фургоне ехал сам Студитский, во втором — сестры милосердия. Барышни, уже успевшие намаяться в долгом и трудном пути от Петербурга до Кизыл-Арвата, вели себя тихо. Не вызывали у них особого восторга ни горы, опаленные и раскаленные солнцем, ни такыры, потрескавшиеся и кажущиеся огромнейшей сетью, ни барханы, которые то почти подступали к горам, то вновь отодвигались на двадцать верст.

В первый же день похода встретили инженера Лессара с двумя землемерами. Петр Михайлович наносил на карту трассу будущей железнодорожной ветки. Он взял у Студитского, на всякий случай, йода, бинтов и бурдюк воды, поскольку до ближайшего населенного пункта было далеко, а вода у него кончилась. Лессар обещал: если ничего не случится, через месяц будет в Асхабаде. Студитский пожелал ему удачи.

Первый привал сделали на станции Кодж. Погонщики осадили верблюдов, выпрягли из арб. Барышни взялись сварить кашу из концентрата, поставили на таганок котел. Из соседнего аула Зау подъехали направляющиеся в Бами джигиты, человек десять. Стояли рядом, с интересом разглядывали женщин, переговаривались и посмеивались. Затем самый смелый подошел к капитану и спросил: не продаст ли ему офицер хотя бы одну? Студитский рассердился, назвал джигита глупцом. Джигит не понял, за что заслужил оскорбление. Уходя, сказал, что туркмены за всякую женщину платят калым; если офицер не хочет продать, так и сказал бы. На следующий день, когда караван входил в Бами, отовсюду слышалась туркменская речь: "Русский везет свой гарем в Асхабад!" Погонщики посмеивались, барышни допытывались, над чем они смеются, и, узнав, принялись подшучивать над Студитским: "Доктор, вы хотя бы одну из четырех взяли в жены! Вы же холостой!"

— Одну непременно возьму, — пообещал он, и все сразу притихли.

Расположив караван на бывшем плацу, где когда-то строились скобелевские солдаты, Студитский вместе с сестрицами отправился в гости к Оразмамеду. Кибитки его, в которых капитан бывал не раз, стояли на прежнем месте, но их стало гораздо больше. А сам поселок Вами, в котором раньше было так много солдат и мастеровых людей, почти опустел. Под навесами гулял ветер, взвихривая пыль. Склады тоже были пусты, и двери распахнуты настежь. В госпитале размещался фельдшерский пункт. Седой, в белой рубахе с пояском старик поздоровался с капитаном, сказал, что приехал сюда из Астрахани, живет один, никто к нему не заходит, да и медикаментов у него никаких нет. Капитан пообещал все выдать и, посмотрев на сестер милосердия, сказал: одной из пих