Свет далекой звезды - Ирина Леонидовна Касаткина

— Я обманываю только, когда очень надо. А без острой нужды врать не люблю.

— Похвально. Но в нашем случае такая нужда как раз есть. Неужели вам не хочется прогуляться по парку с понравившимся молодым человеком? Признайтесь: ведь хочется?

Во нахал! — с уважением подумала Маринка. — А почему вы решили, что понравились мне? — с вызовом спросила она. В ответ молодой человек засмеялся:

— А я всем девушкам нравлюсь. Привычка, знаете ли — нравиться девушкам. Мариночка, мы теряем время. Пойдемте, а?

Дима Рокотов был, что называется, дамским угодником. Он рос, купаясь в любви четырех теть — двух сестер матери и двух отца. С самого рождения они зацеловывали и баловали хорошенького племянника. В садике девочки тоже любили Диму за его бархатные глазки и губки бантиком, а еще за то, что он их никогда не обижал и был со всеми ласков.

Подросший Дима не изменил своих привычек. Ему нравились все девушки. Он любил наблюдать, как вспыхивают их лица и загораются глаза от невинного поцелуя ручки или дружеского объятия. Дима постоянно испытывал чувство легкой влюбленности то в одну, то в другую девушку, то сразу в двух. Но настоящее большое чувство, о котором он много слышал и втайне мечтал, все никак не приходило.

Однажды ему показалось, что оно уже на пороге. Он влюбился в девочку из соседнего класса Дашеньку Иноземцеву, и она сразу ответила ему взаимностью. Как впрочем, и все остальные девочки, на которых он до этого обращал внимание. Сначала все шло хорошо, но потом Дашенька стала проявлять излишнюю активность. Она приходила к нему домой без приглашения и в самое неподходящее время, подстерегала в подъезде и изводила постоянными звонками. Даже мама занервничала. Дима ничего не имел против ответного чувства, но ему больше нравилось, когда инициатива исходила от него самого.

С Дашенькой пришлось расстаться. Сказать, что это было непросто, значит, ничего не сказать. Не понимающая. в чем дело Дашенька все пыталась доказать силу своих чувств, чтобы он не сомневался в ее любви. Дима и не сомневался в ней, но она уже была ему не нужна. Сказать ей об этом в лицо он стеснялся. И еще страшился причинить ей боль, а этого он совсем не хотел. Он сам боялся боли и не любил причинять ее другим.

Пришлось обратиться за помощью к приятелю.

Теплым майским вечером приятель пришел вместо Димы к Дашеньке на свидание с целью открыть ей глаза на положение дел. Узнав правду, Дашенька бурно разрыдалась. Приятель принялся ее жалеть и незаметно дожалелся до поцелуя, мгновенно осушившего Дашенькины слезы. Так благополучно завершился этот роман.

Напуганный глубиной Дашенькиных чувств Дима некоторое время старательно избегал влюбленности. Но потом как-то незаметно для себя увлекся новенькой девочкой, перешедшей к ним из другой школы.

Девочка была прехорошенькая — смуглая, кудрявая и с такими же, как у Димы, бархатными карими глазами. Ее звали Ирочкой, и она понравилась Диме с первого взгляда. Но при попытке ее приобнять, он неожиданно получил резкий отпор. Ирочка оттолкнула Диму, скорчила ему рожу и показала язык. Да еще обозвала дураком. Так и сказала: “Отвали, дурак!” Это было настолько грубо, что все очарование ее красотой рассеялось, как дым.

Позже выяснилась причина столь непонятного с точки зрения Димы Ирочкиного поведения. Оказалось, что она давным-давно и по уши влюблена в своего еще детсадовского приятеля, с которым училась в прежней школе − и их отношения уже зашли настолько далеко, что дальше некуда. Вот почему она так нервно отреагировала на Димино невинное ухаживание.

О талантливой девочке Марине Башкатовой Дима услышал по радио. Ему очень понравились ее стихи, и он подумал, что неплохо бы подобрать к ним мелодии. И хорошо бы познакомиться с самим автором — может, у нее и получше имеются. Дима позвонил на радио и узнал о существовании при Дворце народного творчества музыкально-поэтического салона, активной участницей которого являлась и эта девочка. Он разыскал ведущую салона, а та пригласила его на сегодняшний концерт.

Маринка сразу понравилась Диме. Понравились ее блестящие от волнения зеленые глаза и волнистые каштановые с легкой рыжинкой волосы, и брови вразлет, и роскошные ресницы. И то, как она говорит, — как будто орешек во рту перекатывается. И ее стихи — ну, просто, заслушаешься. А сколько песен можно на них написать — и каких песен! Успех на любых тусовках обеспечен.

Во время Маринкиного выступления Дима все старался поймать ее взгляд, и, наконец, ему это удалось. С этого мгновения она уже не сводила с него глаз. Теперь следовало закрепить успех, что он и сделал, запечатлев поцелуй на ее ладошке. Взглянув после него с некоторой опаской ей в лицо, Дима понял, что опасаться ему нечего — она почти покорена. Дальнейший разговор лишь подтвердил его догадку. Но вариант с Дашенькой ему не грозил — девушка оказалась скромной и даже излишне застенчивой. Она так растерялась от Диминого напора, что не сразу отреагировала на его слова. Но он почувствовал, что ей понравился, даже очень понравился. Теперь можно было сочетать приятное с полезным: ухаживать за ней и писать на ее стихи песни.

Немного поколебавшись, Маринка согласилась с Диминым предложением, и они, дождавшись перерыва, покинули зал. В парке Дима подвел девушку к высокому дереву, и глядя вверх, негромко позвал:

— Берта! Берта!

По стволу спустилась очаровательная белочка, и схватив с Диминой ладони ядрышко фундука, взлетела с ним на ветку.

— Какая хорошенькая! — восхитилась Маринка. — А откуда вы знаете ее имя?

— А я его сам придумал, — весело отозвался Дима, — до меня она жила безымянной. — Берта, иди, возьми еще. − И он вытащил из кармана целую горсть орехов.

Белка спустилась снова, схватила еще один орешек и унеслась, потом прибежала еще за одним. Но тут явились два хулиганистых подростка, и засунув грязные пальцы в рот, разом свистнули. Белка мгновенно исчезла.

— А ну, пошли отсюда! — топнул на них Дима. — Пока по шее не схлопотали.

Ребята убежали, но Берта больше не показалась, как Дима ее ни звал.

— Теперь час будет приходить в себя, — пояснил он. — Пацаны их ловят и продают на Птичьем рынке. Почти всех переловили. Раньше они доверчивыми были, а теперь остерегаются. Пойдемте, Мариночка, я знаю здесь одно укромное местечко — скамеечка между рябинками. Посидим, поболтаем. И давай перейдем на "ты" — чего церемонии разводить? Мы же свои люди.

Огромный парк