Свет далекой звезды - Ирина Леонидовна Касаткина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тогда я представила себе — только представила! — что он меня целует. Лена, я испытала настоящий шок. Меня пронзило такое чувство — я даже не знаю, как его назвать, — какой-то острой боли. Это было тако-ое потрясение! Сердце, казалось, сейчас выскочит из груди. Еле дыхание перевела.
Вот как это было. А ведь мы тогда только познакомились. Поэтому, когда влюбишься по-настоящему — это ни с чем не спутаешь.
— Мама, что мне делать? Как дальше вести себя с Геной?
— А что, он на чем-нибудь настаивает?
— Нет, что ты! Он смирный, как ягненок. Ты же знаешь — он умеет держать себя в руках.
— Ну, тогда, чего тебе беспокоиться? Будь с ним, как будто ничего не случилось. Как раньше. И больше доверяй своему сердцу. Не расчету, а сердцу. Но при этом все-таки голову не теряй — впереди выпускные и вступительные экзамены. Жалко будет, если медаль сорвется — ведь столько лет одни пятерки. Хотя это, конечно, не главное.
— А что главное?
— Главное, девочка, это любовь! Для нас, женщин любовь — самое главное, главнее ничего нет. Все остальное — экзамены, учеба, специальность — все это только ради любви, только для нее одной. Без любви все внешние атрибуты счастливой жизни — успех, карьера, достаток — не имеют никакого смысла. Без нее ты никогда не будешь счастлива. А я так этого хочу. Поэтому жди ее и не торопись. Чтобы не ошибиться.
Глава 48. ВРЕМЕНА ПЕРЕСТРОЙКИ
Ольга недаром беспокоилась о будущем дочери. Что ждет ее умницу, когда кругом такое творится? Ну, поступит она в институт, окончит, а что дальше? Кому теперь нужны толковые инженеры? Везде нужны только толковые торгаши. Но Лена начисто лишена коммерческой жилки, как и сама Ольга.
Программисты, конечно, тоже нужны. Но они зарабатывают такие гроши. Как, впрочем, и остальные бюджетники. Даже Ольге с ее профессорской зарплатой стало трудно сводить концы с концами, а что уж говорить о рядовых гражданах?
Отработав свои пять лет в должности заведующей кафедры, Ольга без сожаления свалила с себя этот груз на надежные плечи Миши Сенечкина, защитившего к тому времени докторскую диссертацию. Да и о чем было жалеть? Хлопот полон рот, ответственность огромная, а платят за заведование копейки. И она с головой погрузилась в учебную и научную работу.
Все бы ничего, но эти материальные проблемы! Они просто брали за горло. Неуклонно лезли в гору цены за коммунальные услуги, цены на одежду и обувь взлетели на заоблачную высоту. Непрерывно дорожали продукты. А оклады вузовских преподавателей стали позорно низкими. Теперь на них даже кандидат наук не смог бы прожить, не говоря уже о преподавателях без степени.
Как и большинство знакомых, Ольга с Леной приветствовали перестройку. Ольге смертельно надоели ханжество и ложь коммунистов. Она помнила, как еще в пионерском возрасте — а она всегда была примерной пионеркой — радовалась, что живет в такой замечательной стране − Советском Союзе. Воспитанная на "Хижине дяди Тома" Оля искренне жалела детей, прозябающих в странах капитала.
Первые сомнения закрались в ее душу, когда еще в студенческие годы ей удалось побывать по туристической путевке в Венгрии. Отцу выделили эту путевку по льготной цене, и он отправил дочь поглядеть на мир, совершенно не предвидя, какое смятение внесет в ее душу поездка в одну из беднейших стран социалистического лагеря.
По Олиным представлениям там уже был построен коммунизм. В магазинах свободно торговали товарами, которые на ее Родине можно было достать только из-под полы. На каждом углу стояли лотки с клубникой — и это в августе, когда у них клубника давно отошла. Бананы, виноград размером со сливу, огромные, как шары, персики и еще какие-то невиданные фрукты — никто в группе даже не знал их названия — в изобилии продавались на улицах.
Но окончательно добил Олю книжный магазин. Когда она обозрела его полки, у нее слезы навернулись на глаза. Здесь было все, о чем только могла мечтать душа советского человека, помешанного на книгах.
— Господи, ну почему у нас не могут все это напечатать в достаточном количестве? — думала Оля, хватая с полок все подряд: книги братьев Вайнеров, Голсуорси, Драйзера, Дюма, которые можно было купить только по подписке или великому блату. — Бумаги у нас, что ли мало? Или мозгов у издателей?
Она потратила на книги почти все свои форинты. С трудом дотащив до гостиницы тяжелые пачки, Оля разложила свои сокровища на столе и кровати и стала любоваться ими. Заглядывавшие в номер соотечественники, обозрев ее приобретения, молча крутили пальцем у виска и демонстрировали свои покупки — джинсы, кожаные куртки, замшевые пальто, обувь и прочее барахло. Что не помешало им позже растащить ее книги по номерам "на вечерок". С большим трудом уже перед отлетом Ольге удалось их собрать.
Однажды в одной из лавочек она увидела роскошное платье из марлевки — именно о таком она давно мечтала. Но оставшихся денег у нее хватало только на обратную дорогу. И потому она лишь вздохнула, покидая ту лавочку.
— Ну почему, почему мы не имеем всего этого? — с горечью думала Оля по дороге домой. — Ведь мы — страна победившего социализма. Мы выиграли войну, значит, мы должны лучше жить, чем побежденная Венгрия. У нас такие природные ресурсы, которые той же Венгрии и не снились. Боже мой, какая у них чистота и красота! Какие города, улицы, парки, велосипедные дорожки! Почему же у нас такая грязь и убожество?
Она вспомнила, как в Будапеште переходила по зебре широкий проспект. Стоило ей только приблизиться к переходу, как все автомобили по обе стороны зебры остановились, пропуская ее, и не тронулись с места, пока она не ступила на тротуар. А дома? Да она никогда бы не рискнула переходить проезжую часть, не пропустив все машины. Ведь сбили бы, невзирая ни на какую зебру. Может, все дело в воспитании?
— Не забывай, мы их всем снабжаем, — доказывал отец, когда по приезде дочь принялась доставать его своими вопросами. — А иначе они тут же переметнутся на Запад. И снова у наших границ, как в сорок первом, будут враждебные государства. Себе отказываем, лишь бы у них все было. И разве их города в войну так бомбили? Будапешт вообще не трогали.
— Но, папа, после войны уже столько лет прошло. Дрезден тоже весь