Властитель ледяного сердца - Марина Николаевна Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это безобразие длилось и длилось, пока их каким-то чудом не усадили за стол. А дальше девушка и вовсе перестала понимать, что сейчас происходит. Люди поочередно вспоминали погибших мужчин, вспоминали забавные случаи из жизни, связанные с ними, смеялись сквозь слезы, ели, пили. К слову сказать, она тоже попыталась отхлебнуть из предложенной ей кружки, но Рик как-то сноровисто отодвинул ее от нее подальше и поставил перед ней другую.
– Еще один танец я не переживу, – шепнул он, а щеки принцессы залились алым румянцем.
– Надеюсь, ты сам не танцуешь после того, как выпьешь, – фыркнула она себе под нос, но ее все равно услышали.
– Иногда мне хочется бегать, – усмехнулся Рик, вспоминая свой первый опыт с алкоголем.
В ее стране принято скорбеть об умерших сорок девять дней. В случае с императорской семьей, если умирает один из ее членов, то скорбит вся страна. Женщины императорской семьи облачаются в белоснежные одежды, снимают с себя все украшения, не пользуются косметикой и берут обет молчания, ровно на срок, отведенный для скорби. Во дворце и храмах по всей империи ежедневно происходят поминальные службы. Каждый горожанин обязан не просто хотя бы единожды побывать на такой службе, но и оставить свое подношение у алтаря. При Йолинь умер лишь один член императорской семьи, это была ее бабушка королева-мать Дома Мэ. Тогда принцессе было около двенадцати лет, та самая грань, когда она уже не была ребенком, но и девушкой стать пока не успела. Но, несмотря на это, Йолинь уже тогда умела подмечать то, что стоило знать. Она практически не знала матери отца. Все их общение было исключительно формальным и сводилось к обязательным совместным ритуалам и беседам. Даже будучи ребенком, у Йолинь и мысли бы не возникло назвать эту холодную, властную женщину «бабушкой». Только «ваше величество» и никак иначе. Она знала, что ни один человек во дворце не испытывал симпатии к ее родственнице, что уж говорить о более глубоких чувствах. Но она помнила, как люди старались показать свою скорбь в дни траура, с какой готовностью расставались со своими украшениями и нарядами наложницы отца, как горько плакали они в день погребения матери Императора Солнца. А еще Йолинь помнила, как на следующий же день по завершении траура двор расцвел прежними красками. И не осталось вокруг и тени скорби или воспоминания. Да, четыре раза в год ее отец лично проводил роскошные поминальные службы в честь королевы-матери, но… службы заканчивались, угощения раздавались беднякам, и больше о покойной никто не вспоминал. Казалось, ее образ выцвел даже в сердцах тех, кто должен был тосковать по ней. Она исчезла вместе со своим последним вздохом, став простой строчкой, именем в книге предков.
И то, что Йолинь видела сейчас, так отличалось. Благодаря своему дару, она ощущала те эмоции, которые пропитывали те истории, что рассказывали люди о тех, кого они потеряли. И простые слова становились яркими, полными печали, грусти, искренней привязанности и тоски. Ее старый мир был таким ярким на цвета, но совершенно блеклым и серым на чувства, что постепенно она словно перестала различать цвета вокруг. На первый взгляд Север казался суровым и хмурым, но лишь тут она вновь научилась видеть жизнь вокруг.
Она слушала рассказы мужчин, смотрела на то, как напротив Веня заботливо подкладывает Крайсу еды, то и дело поглаживая его по волосам, словно он ее ребенок, а никак уж не дедушка. Женщина то и дело всхлипывала, потом подкладывала еще немного съестного в тарелку родственника, и все повторялось заново. Она видела, как стараются улыбаться жены Саймона и Беррока. Две молодые женщины сидели рядом, и казалось, лишь друг в друге они могли найти опору, чтобы высидеть этот вечер. Они старались быть веселыми, сдержать слезы, потому что и правда верили, что так их родным и любимым будет легче. Йолинь вдруг так остро почувствовала их горе, любовь, тоску и надежду, что и сама не заметила, как по ее щеке побежала слеза.
– Боже, – глубоко вздохнула она, стараясь незаметно избавиться от последствий собственной впечатлительности, когда ее щеку накрыла рука Рика. Его большой палец аккуратно стер слезу с ее щеки.
– Тебе очень тяжело быть здесь, да? – хотя это и прозвучало как вопрос, но скорее было утверждением.
Она обещала говорить ему то, что чувствует на самом деле. Она знала, что для него это важно, потому кивнула, подтверждая его слова.
– Но я справлюсь, – вслух добавила она, понимая, как важно для правителя присутствовать на такого рода мероприятиях, а ей как его жене нельзя было его подводить.
– Я не сомневаюсь, – тяжело вздохнул он, укоризненно покачал головой, так, что принцесса на долю секунды задумалась, что не так она сказала.
Рик встал из-за стола, поднял кружку, что стояла перед ним, и громко сказал что-то на древнем наречии, что Йолинь поняла как: «Не выпускайте мечей из рук, как жили, так и останетесь живы! В чертогах богов вы подождете меня, и я встану рядом! Не смотрите назад, тут нет тех, кто плачет по вас! Вы живы!»
– Вы живы! – эхом раздалось на сказанные Риком слова.
После он разом выпил содержимое своей кружки, протянул ей руку, и они вот так запросто вышли из-за стола. Следом семенил Суми, который сейчас явно округлился в области живота и, судя по всему, тут тоже постаралась Веня.
Вопреки ожиданиям Йолинь, стоило им немного отойти от небольшой площади, где происходили поминки погибших северян, как Рик тут же открыл портал. Ее не уставал поражать подобный способ перемещения, словно ты путешествуешь между мирами! Но самым приятным было сейчас то, что он переместил их аккурат к дому. Уж что-что, но прогулок для нее сегодня было достаточно. Солнце уже село, когда они вдвоем переступили порог их дома. Внутри было тихо и темно, хотя это вовсе не помешало Суми довольно резво убежать в сторону кухни.
«Ненасытный», – подумала Йолинь, провожая взглядом своего друга, когда ее руки коснулись чуть прохладные пальцы Рика.
Это было обычное прикосновение, он лишь слегка сжал пальцы на ее руке, но в этот самый момент ее сердце точно пропустило удар. Отчего-то стало страшно, волнительно, и она впервые почувствовала себя настолько
