Маг дороги (сборник) - Марина Дяченко

Руки мои повисли как плети. Ноги волочились по полу, когда Уйма споро тянул меня к кровати. Уложил на спину и отошел. Я не могла повернуть голову. Скосила глаза и увидела, как людоед приоткрывает дверь, впуская в комнату Принца-деспота и лысоватого айболита-отравителя.

Я зажмурилась. Это было все, что я могла в тот момент сделать.

– Где ключ? – отрывисто спросил Принц-деспот.

Уйма снова подошел ко мне. Я почувствовала его руки в карманах куртки. Ни двинуться, ни закричать.

– Вот он, пропуск за Печать, – сказал Принц-деспот, и его голос дрогнул.

Кто-то приблизился к кровати. Не Уйма. Я слышала тяжелое дыхание.

– Вы обещали мне мага, – голос бледного лекаря раздался прямо над моим лицом, на щеку упала капелька противной чужой слюны. – Она много может и еще больше знает.

– Ничего особенного она не может, – пренебрежительно сказал Уйма.

– Посмотрим, – лекарь усмехнулся.

– Стража! – гаркнул Принц-деспот.

Застучали тяжелые шаги.

– Взять _вот_это_ и отнести в подземелье господина лекаря. Запереть!

Чужие грубые руки подняли меня за руки, за ноги и потащили, как мешок.

Чуть приоткрыв глаза, я успела увидеть Уйму. Людоед улыбался.

* * *

Все оказалось даже хуже, чем я могла себе представить. Никогда-никогда на свете мне не увидеть больше ни Оберона, ни маму. Ключ от Печати у Принца-деспота. Я сижу в клетке, подвешенной на цепи к потолку, вокруг темнота и замшелые камни, нет ни посоха, ни надежды, только страх: когда придет этот бледный лекарь? Чего он от меня хочет?

Меня втолкнули в клетку, как куклу, прислонили к решетке, чтобы я не падала. И я сидела, как кукла, пока по рукам и ногам не побежали огненные мурашки. Согнулись пальцы, потеплели губы, я смогла сперва подтянуть к себе ноги, а потом встать на колени и оглядеться.

Высокий темный зал без окон и без свечей. Если бы не ночное зрение – я бы даже рук своих не увидела. А ведь ни Принц-деспот, ни его лекарь не знают, что я могу видеть в темноте.

Я присмотрелась. Зал был пуст, только в дальнем углу…

Человек был одет в черное, потому разглядеть его было нелегко. Он сидел на полу, разведя руки в стороны. Руки висели на цепях, огромные, какие-то ненастоящие, будто вылепленные, из глины. Слишком большие руки для такого щуплого человека.

Мне показалось, что он умер, и давно. Голова его и лицо были прикрыты обрывком ткани.

– Эй! – прошептала я, пугаясь собственного голоса. Эхо запрыгало между полом и потолком. Человек медленно поднял голову.

– Максими… – я поперхнулась.

– Тебя тоже поймали, – сказал он без удивления. – Я так и знал. А где волосатый?

– Он предатель.

– Я так и знал, – печально повторил мальчишка. – И меня взяли. Я зазевался. А где ключ?

– У Принца-деспота.

– Я так и… дура ты, дура! – вдруг закричал он с обидой. – Какая же ты… все из-за тебя!

Я не стала ему отвечать. Уселась на пол клетки, спиной к Максимилиану. Мне вдруг сделалось все равно.

– Теперь Принц-деспот пойдет за Печать со своим войском! Знаешь, что сделает он с твоими приятелями? С этим твоим королем? Он их на прутик нанижет!

– Оберон его превратит в жабу, – сообщила я, не оборачиваясь. – Прежде чем он скажет «Ах».

– Да? Он захватит замок, убьет мужчин, женщин и детей возьмет в плен. А кто будет сопротивляться…

– Оберон его намажет на бутерброд и скормит собакам. Или нет: он превратит его в краснозадую обезьяну и подвесит за ноги на рыночной площади, чтобы все люди…

– Да? А Принц-деспот его…

– Фига! Оберон его сильнее в сто тысяч раз!

– Да? А почему твой Оберон сам сюда не пришел, за принцами для своих принцесс? Почему?

От злости и бессилия мне захотелось кататься по полу клетки, грызть стальные прутья и выть, как гиена в пустыне. Я вскочила во весь рост (голова моя уперлась в переплетение прутьев), тряхнула решетку и вдруг поняла, что клетка, подвешенная на цепи, еле заметно качается.

Р-раз!

Держась за прутья, я присела и резко выпрямила ноги. Клетка качнулась сильнее. Р-раз! Раскачать ее было труднее, чем самые тяжелые качели, я весила мало, я болталась от стенки к стенке, как горошина в свинцовом ящичке. Ну еще! Ну еще! Р-раз!

– Что ты делаешь! – испуганно крикнул Максимилиан.

Мне было все равно. Начав раскачиваться, клетка словно вошла во вкус – дуга, которую она описывала в падении, становилась все шире. Я раскачивалась всем телом и всей волей; цепь скрежетала, я ждала, что с минуты на минуту в зал ворвутся стражники, потревоженные ужасным звуком. Максимилиан у стены то приближался, то удалялся. Р-раз! Еще раз!

Клетка ударилась о потолок. Я не удержалась и упала. Клетка завертелась, желая вытряхнуть меня сквозь прутья, сорвалась с цепи и грохнулась об пол. Я закричала.

Эхо долго не могло успокоиться. Грохот, звон, крик и снова грохот повторялись, будто записанные на магнитофон, все тише и тише, пока наконец не смолкли где-то в невидимом колодце.

Прошла минута. Другая. Я приподнялась на руках. На лбу горела и кровоточила шишка, пульсирующей болью дергало колено, но в остальном я легко отделалась. Пол был здесь, подо мной, за прутьями опрокинувшейся клетки.

– Чего ты орала? – тихо спросил Максимилиан.

– От радости, – огрызнулась я. Проверила дверцу (у меня мелькнула шальная надежда – вдруг от удара замок отскочил?). Замок оказался крепче, нежели цепь, – сидел прочно и не думал отваливаться.

– Катись сюда, – сказал Максимилиан.

– Обычно говорят – «катись отсюда»…

– Нет. Ты клетку, как белка, кати сюда. Как в колесе. Ко мне. Понимаешь?

– Зачем? Чтобы тебя придавить?

– Чтобы разбить мне руки, – сказал он серьезно. – Видишь, что они сделали?

Я только сейчас поняла, почему руки у Максимилиана такие огромные и уродливые. Это были не руки! Это были глиняные болванки, «варежки», колодки, не позволявшие некроманту шевелить пальцами!

Согнувшись и переступая по прутьям, как белка в колесе, я качнула клетку по направлению к Максимилиану. Клетка с грохотом перекатилась. Я ударилась коленками и чуть не кувыркнулась через голову.

– Быстрее ногами перебирай.

– Помолчал бы ты, а?

Я попробовала еще раз. Клетка загрохотала по каменному полу. Управлять ею было почти невозможно – в какой-то момент я была уверена, что раздавлю некроманта в лепешку.

– Поворачивай!

Клетка грохнулась о стену. Максимилиан тихо вякнул. Глиняная болванка на его левой руке треснула и осыпалась комьями.

Отступив назад, я заставила клетку откатиться. Максимилиан выдернул тонкое запястье из железного кольца, затряс рукой, шипя и подвывая: