Три повести - Сергей Петрович Антонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чего ты на меня вылупился?
— Ничего, — сказал Славик благонамеренным тоном. — Ты спи.
— Пошел бы подышал воздухом.
— Хорошо. Я пойду, а ты спи.
Прошло еще минут пять. В столовой громко стукнула дверь. Славик догадался — вошел Митя. Митя всегда распахивал дверь настежь, будто вел за собой верблюда.
Славик вышел в столовую. Его сосед был вымыт, причесан. На ногах у него были сандалии, а на шее висел глаженый, еще теплый пионерский галстук.
— Дома есть кто? — спросил он таинственно.
— Мама больная, Нюра на кухне.
— Выйди в коридор.
Славик вышел.
— Слушай: бумагу, которая осталась от подвала, листочки с печатями, бланки, в общем, всю мелочь, которую не купят, я спрятал в ванной. Запихал в колонку. В топку. Понятно? Нюра уйдет — подожги. А то найдут. Засыплемся.
— Ну и пускай находят. Подумаешь, бумажки!
— Какой ты все-таки блажной! — мягко попрекнул его Митя. — Ты понимаешь, что сотворил?
— Нет. А что?
— Ты сотворил ограбление со взломом. За такие дела засуживают.
— Но ведь не я один… — У Славика пересохло в горле. — И Таракан тоже.
— Таракан в подвал не лазил. Лазил ты, и больше никто… Подгадай, когда никого дома не будет, открой конфорку и подожги. Бумагу сожги, золу выгреби.
— А ты?
— Мне некогда. Я на сбор.
— На сбор?! — воскликнул Славик. — И я с тобой! Мне одиннадцать лет! Меня вожатая обещала в пионеры взять.
Митя поглядел на него с сожалением.
— А ты ей сказал, кто твой отец?
— Она не спрашивала.
— Ну вот и сиди дома. Тебя не примут.
— Почему?
— У пионера должно быть пролетарское происхождение. А у тебя отец кто? Спец у тебя отец. Инженер… У инженера пролетарского происхождения нету.
— Нет, есть, — сказал Славик упавшим голосом.
— Нету. Чего я, не знаю, что ли? Ну, пока. Бумагу сожги, золу выгреби.
Вид поникшего Славика тронул Митю. Подумав немного, он обещал помалкивать, что отец Славика инженер и что сам Славик совершил ограбление со взломом.
Славик благодарно пожал его руку, и оба приятеля отправились на пионерский сбор.
Когда они подошли к клубу, в ребячьем шуме, доносившемся из окон, Славик явственно различил хрипловатый голос вожатой. Ладони его взмокли. Он заторопился, но Митя потащил его не в зал, а в закуток, под лестницу. Там, в черном чуланчике, среди ведер, метелок и лопат, сидели на корточках пять пионеров. Они осторожно передавали друг другу папиросу и затягивались. Митя тоже устроился на корточках и стал ждать очереди. Во время курения царило молчание. Только лопоухий мальчик по имени Семка сказал: «А я могу пускать дым из одной ноздри», — и действительно выпустил. Митя сделал затяжку, протянул папироску Славику.
— Хочешь?
Славик постеснялся отказаться. Он хлебнул в горло острый дым, и глаза его залило слезами.
— Чего? — спросил Семка. — Подавился?
— У него сегодня коклюш, — сказал Митя. — А так-то он довольно мировой пацан. Свой в доску.
Славик выбежал на крыльцо, прокашлялся и подышал быстро, чтобы выдуть изо рта липкий запах дыма. Потом вытер глаза и вошел в клуб.
Кутерьма и крик, мелькание белых блузок и красных галстуков ошеломили его. В просторном зале, между сдвинутыми к окнам шестериками стульев веселились человек пятьдесят мальчишек и девчонок. То тут, то там мелькала рыжая голова Мити. Славик долго озирался по сторонам. Наконец он увидел Таню и понял, почему не мог ее так долго найти. На ней была белая блузка, заправленная, как у пионерки, в черные короткие шаровары, и красный галстук, повязанный на голую шею. И голые ноги у нее были пионерские — сильные, голенастые, как у страуса.
Славик увидел, как Митя подошел к ней что-то спросить, но она стоя читала газету и отстранила его рукой, не отрывая глаз от статьи. Славик решил не мешать вожатой и подошел к стайке девочек, которые вырезали из «Красной нивы» картинки — готовили стенгазету. Среди девочек оказалась Соня, но тем не менее его погнали, потому что по правилу стенгазета делается в секрете. Славик нерешительно приблизился к мальчишкам, которые перетягивали канат, но его и оттуда погнали. У них происходило соревнование между звеньями на какую-то звездочку.
Славик одиноко слонялся среди горластых ребят, посмотрел, как большие мальчики выжимают тяжелую гирю, но Таню не упускал из виду ни на секунду.
Повеселевший Митька проскакал к гире. Славик собрался подойти к вожатой, но она уже заметила его и захлопала в ладоши.
— Ребята, дайте тишину! — сказала она.
Славик был уверен, что тишина по ее повелению наступит немедленно. Но никто не послушался, а у каната завопили еще громче.
Она вышла на середину и сказала тихо, как будто была дома, в своей комнате, а не в большом клубном зале.
— Ребята! Знаете, что случилось? Американские буржуи казнили на электрическом стуле Сакко и Ванцетти.
Вокруг нее стало тихо. Мальчишки у каната повизжали немного, но и они притихли, удивленные всеобщим безмолвием.
— В газете написано: губернатор Фуллер утвердил смертный приговор, — продолжала Таня, — и два невинных рабочих бессовестно уничтожены на глазах всего мира.
Ребята смотрели на Таню с испугом.
— А какие это были люди! Вот слушайте, что сказал Ванцетти судье перед казнью… Вот слушайте.
И она начала читать:
— «Это наш успех и наш триумф.
Никогда во всю нашу жизнь мы не могли надеяться сделать так много во имя терпимости, справедливости во имя взаимопонимания людей, как сделали теперь…»
Она закашляла и не могла читать дальше.
Пионеры молчали.
— Вы правы, товарищи! — крикнула вдруг Таня, будто и Сакко и Ванцетти могли ее слышать. — Ваша смерть не пройдет напрасно! В память о вас мы еще тесней сплотим наши ряды, еще тесней сплотим ряды МОПРа!
Она оглянулась, вынесла на середину стул и крик* нула как будто даже со злобой:
— Славик!
Славик подошел. Лицо вожатой горело.
— Становись на стул! — велела она.
Славик встал на сиденье.
— Расправой над американскими рабочими нас не запугать! — сказала вожатая. — В эти дни новые тысячи трудящихся вольются в партийные ячейки и в комсомол, новые тысячи ребят придут в пионерские отряды. А это означает, что мы обязательно победим, победим в мировом масштабе!.. Вот к нам пришел мальчик. Его звать Славик. Он хочет быть в наших рядах, он хочет вместе с нами стать достойной сменой наших отцов и братьев.
Десятки серьезных мальчишеских