Фантастика, 1965 год Выпуск 2 - Сборник

Стояла она в общей сложности несколько лет, время от времени вступая в строй и выдавая в экспериментальном порядке и неограниченных количествах всевозможные набедренные повязки, плащи на поропласте, сандалии на котурнах, туфли на “гвоздиках” и прочую ископаемую чепуху. Это видели и раньше. Правда, теперь Машине требовался только набросок - моделировку и выбор материала она производила самостоятельно. Но по мере того как увеличивалось число гибких манипуляторов с различными насадками, в подвальных помещениях росло количество блоков электронного мозга Машины, устанавливалась круглосуточная связь этого мозга с библиотечным фондом Академии Наук и прочее, - Машина стала выдавать удивительные и неподобающие вещи.

Хорошо, когда это были скифские гребни - золотые, правда, и метровой величины, чтобы можно было лучше рассмотреть рисунок.

Или пирога Гайаваты.

Или стрела, пущенная в Ричарда Плантагенета.

Это было полбеды.

Но затем последовали: мраморная ванна, в которой купался Архимед; две охапки сена, между которыми глубокомысленно издох Буриданов осел; знаменитое яблоко, породившее Троянскую войну, и, наконец, зеленоватый, фосфоресцирующий скелет гигантского першерона.

Кибернетисты утверждали, что это остов любимого Олeгова коня. Мартьянов, прослышав про эти чудеса, вызвал кибернетистов к себе и предложил им прекратить вольные эксперименты и подключиться к группе молодого востоковеда Киры Алиевой.

И вроде не так уж много лет прошло - а разошлись но другим институтам веселые кибернетисты, обросшие бородами и научными степенями; Машина, занимавшая теперь уже целое здание, создавала для всех исторических музеев мира сложнейшие композиции с движущимися макетами, шумами, запахами и микроклиматом.

И стала уважаемым научным сотрудником когда-то тоненькая девочка Кира.

Протянулся манипулятор и высыпал в гнездо стеллажа горсть грубых оловянных пуговиц. Пуговицы брякнули тяжело и незвонко. Кира Борисовна подошла к пульту управления и потянула на себя тугой рубильник. Манипуляторы, словно ожегшись, втянулись в свои гнезда.

Кира Борисовна достала давно заготовленные перфокарты, и снова, как каждый вечер, когда она переключала Машину на свою программу, встал неотвязный вопрос: а нужно ли то, что она сейчас будет делать?

Ей самой - необходимо. Она это чувствовала, потому что просто не могла без этого. Но другим? Нужно ли будет это другим? Права ли она?

Нет, все правильно. Люди научились хранить прошлое народов и государств; но разве в жизни каждого отдельного человека нет таких минут, которые он любой ценой хотел бы уберечь от исчезновения во времени?

Кира Борисовна тряхнула коротко остриженными волосами, хотя они ей вовсе не мешали, и включила механическую систему. Манипуляторы ожили, потянулись к уходящим вверх этажам стеллажей; легкие футляры с бутафорией, люминаторы, киберфоны, микрокондиционеры - все это начало сдвигаться, съезжаться, опускаться к экспериментальной камере.

Наконец-то все было налажено, отрегулировано, подобрано.

Сегодня это настанет.

Сердцу вдруг стало больно и жарко, словно на него положили тряпку, намоченную в кипятке. “Ох!” - сказала Кира Борисовна, и присела возле пульта, и положила руку на черную теплую панель, и грудью оперлась на руку.

И сердце колотилось так, что пальцы вздрагивали. Скоро наступит это.

Кира Борисовна тихонько закрыла глаза. Последние минуты, все сделано, и ничего больше не прибавишь. И сделано все своими руками, клешнями послушных киберов, манипуляторами подчинившейся Машины.

Идея этого эксперимента пришла ей на ум около года назад. Случайно? Пожалуй, да. Случайно в той же степени, как случайно было и то, что их машины, тяжелые институтские ПАБы, выползли точно на то место, где пять лет назад она встретилась с Арсеном.

ПАБы - передвижные археологические базы - искали место для стоянки. Они вышли на просеку, поросшую вереском и редкими тычками уже отцветшего или невидного по вечерним сумеркам иван-чая. Кира Борисовна знала, что просека выходит к реке, к песчаному обрыву, по которому бежали вниз лиловые оползни богородицыной травки.

Наверху, над обрывом, были курганы. Насыпанные тысячу лет назад во чистом поле, они были раскопаны и разграблены, прежде чем поросло это поле красноствольным звонким сосняком, и лишь курганы были обойдены этой рвущейся ввысь неуемной жизнью, - видно, и вправду тяжко земле родить там, где была она залита кровью.

А внизу, под обрывом, издавна и не просто же так именуемым Военной горой, там, где курились когда-то черные бани русского древнего села, - там на двухметровой глубине без счета и порядка лежали человеческие кости, принадлежавшие невысоким коренастым людям, с малолетства привыкшим сидеть в седле. И не надо было быть ни археологом, ни историком, чтобы понять, кто же со славой лег под высокими курганами на берегу светлой русской реки, а кто, захлебнувшись в неуемном стремлении дойти до всех, до последних морей, остановленный, разбитый, был сброшен под песчаный обрыв и без почестей и обрядов засыпан крупным красноватым песком.

ПАБы подошли к самым курганам и остановились. Из багажников высыпали киберы и без лишней суеты начали ставить палатки. Завтра, когда рассветет, эти неуклюжие машины высунут длинные, как у японских крабов, суставчатые лапы и с придирчивостью ювелиров начнут пересыпать и пересматривать каждую песчинку, чтобы со скрупулезной точностью восстановить картину жестокого рукопашного боя, остановившего полчища врагов на безымянном, не вошедшем ни в какие учебники истории поле.

Но сейчас уже наступила ночь, теплая, августовская, и работники экспедиции перебирались из комфортабельных машин в традиционные палатки, уже облепленные неистребимым комарьем.

Кира Борисовна накинула на плечи куртку, медленно пошла вдоль знакомого обрыва. Сзади, похрустывая валежником, двинулся маленький дежурный кибер. Кира Борисовна подождала, пока он ее нагонит, нагнулась и что-то отключила на его холодном брюшке. Он тотчас же погасил свет, повернулся и побежал обратно к своему ПАБу.

Внизу бесшумно, лишь изредка пришептывая и причмокивая, словно во сне, текла река. Кира Борисовна знала, что берег сейчас круто пойдет вниз. Она знала здесь все, хотя была всего один раз и целых пять лет тому назад. Но была она здесь с Арсеном. Здесь. Именно здесь.

Кира Борисовна остановилась.

Тяжелые пушистые лапы двух елей подымались четко и безобъемно, как будто приклеенные к светлеющему, желтовато-зеленому, словно шкурка спелого антоновского яблока, рассветному небу. И от одной ветви к другой, чуть наискось, спускалась осенняя невидимая паутинка, на которой, сказочно паря в воздухе, замерло несколько опаловых капель тяжелой ночной росы.