Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2. - Дмитрий Волкогонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А.Н. Потресов. „Легенды о Ленине меняют легенды о Марксе. В самом деле: Маркс — он только создал учение, Ленин же создал дело. Пусть ошибался Ленин, но он ошибался, искренне веря и лично принося этой вере жертвы, которые редко кто приносил. Маркс — это Иоанн, создавший учение Христа, но Ленин — это сам Христос, который был распят на кресте… Он до сих пор еще жив, этот гипноз"
Думаю, хватит приводить свидетельства лиц, лично знавших, видевших Ленина, встречавшихся с ним. Этой мозаичной картиной впечатлений, воспоминаний и наблюдений я хотел лишь подчеркнуть, что любой самый тщательно выписанный портрет, даже профессиональная фотография, не в состоянии схватить все оттенки, полутона, черты, грани личности, ее характер» и тем более интеллекта. Приведенные зарисовки (а их в литературе множество) не являются свидетельством того, что лишь Ленин обладал бесконечным личностным богатством. Нет. Каждая личность неповторима, уникальна, но так уж принято у людей, что прожектор своего внимания они направляют прежде всего на лидеров, вождей, полководцев, эстрадных див, олимпийских чемпионов, ясновидящих, выдающихся музыкантов, танцовщиц и художников. Такова особенность человеческой психологии.
Приведенной мозаикой наблюдений людей, которые и сами оставили заметный след на пыльных ступенях истории, автор стремился подчеркнуть, что Ленин, при всей своей интеллектуальной мощи, огромной воле, умении гибко маневрировать в самых безнадежных ситуациях, был одномерным человеком. Он всю жизнь был в плену идеи революции, идеи диктатуры пролетариата. Это не может не „повредить" человека. Жизнь свою он подчинил только революции, историческая ценность которой в XX веке по крайней мере сомнительна. Мое заключение не является ни одобрением, ни осуждением. Но человеческая история была бы слишком однообразной, если бы в ней не было подвижников, пионеров, бунтарей, первооткрывателей, мятежников, возмутителей. Людям остается лишь сожалеть, если вед эта сверхчеловеческая устремленность не приводит к Богу. В случае с Лениным все так, к сожалению, и произошло.
Смею утверждать, что Ленин не в полной мере стал только историческим, ибо его деяния, мысли, программы и принципы еще живут в сегодняшней политике, волнуют немало людей, становятся объектом идеологических и политических схваток. Ленин пока часть нашего взъерошенного бытия: в названиях колхозов, обесцененных ассигнациях, орденских колодочках, призывах новых коммунистических лидеров следовать ленинским путем. Ленин — глубоко в нас, нашем сознании. Многие из нас все еще пленники Ленина.
Века истории тушат страсти, хоронят мелкие бытовые детали, притупляют боль противостояния и борьбы. Пока Ленин не стал таким и, видимо, не скоро станет. Лишь время отольет его в нашей памяти историческим, каким он был. Хотя легенды и мифы обладают способностью жить очень долго. Одно ясно: великий мятежник Ленин навсегда вошел в историю человеческой цивилизации. За порогом XXI века взгляд на него станет более спокойным, взвешенным, проницательным.
В историческом Ленине останется группа интеллектуальных и нравственных черт, которые, на мой взгляд, и делают его портрет цельным и монолитным. Он не может быть Янусом, как бы его ни изображали. Цельность характера — несомненна. Я бы назвал Ленина тотальным большевиком, который смог в себе аккумулировать, соединить, переплавить многие черты, которые сделали вождя неповторимым явлением. Хотя бы бегло назову некоторые качества.
Ленин — одержимый до исступления революционер. Он останется в памяти человеческой как Антихрист XX века, социальный еретик, основатель и проводник жестокой философии, посягнувший на вечную ценность — Свободу, соблазнивший людей стадным „раем". Достаточно еще раз вспомнить те несколько дней до октябрьского переворота, когда лидер большевиков как будто советовался с Провидением, столь безгранична была его вера в наступление неповторимого момента. В критической ситуации он обычно требовал: „Если не сделаем — погибли!" Его уверенность в успехе революции была фанатичной. „Мы должны помнить, — говорил Ленин, — что у нас должно быть либо величайшее напряжение сил в ежедневном труде, либо нас ждет неминуемая гибель". Он был готов ходить по самому острию ножа, сжигая все мосты, когда путей к отступлению уже не было. Хорошо сказал об этом Виктор Чернов: „Много раз Ленину удавалось выжить только благодаря просчетам его противников. Часто это была слепая удача, но она обычно приходит к тем, кто знает, как продержаться в периоды неудач…
Есть некий высший здравый смысл в человеке, который тратит последние капли своей энергии, несмотря на то что все против него — логика, судьба, обстоятельства. Этим „иррациональным здравым смыслом" природа наделила Ленина в избытке. Благодаря такому упорству он неоднократно спасал партию в ситуациях, которые казались безнадежными".
В решающий момент у Керенского не оказалось ни одной верной дивизии; Деникин рано поверил, что Москва в его руках; белые генералы не смогли договориться об элементарном — координации своих усилий на различных фронтах. О неожиданных подарках судьбы Ленину можно говорить долго. Казалось, слепой случай спас Ленина и большевиков. Но нужно было суметь использовать эти шансы. Ленинская одержимость, до исступления, порой почти до истерики, и готовность пожертвовать пол-Россией спасли его неправое дело.
Ленин при всей его внешней мягкости, даже добродушии, внутренне был готов к страшной жестокости во имя спасения революции. Вождь большевиков никогда в своих сочинениях не ссылается на Нечаева, хотя по своему духу — его глубокий единомышленник. Как вспоминал В.Бонч-Бруевич, Ленин говорил ему о Нечаеве с восторгом, в частности, о той части брошюры террориста, где он предлагал уничтожить всю царскую семью184 . Не удивляет в этой связи его роль в трагических событиях в Екатеринбурге летом 1918 года, множество личных распоряжений о расстрелах и даже повешениях.
В Ленине жил особый тип диктатора — верховного выразителя революционной диктатуры. Если Сталин мог уничтожить человека лишь потому, что он когда-то заметил в нем уличное сопротивление, строптивость или несогласие, то Ленин одобрял самые жестокие меры в уверенности, что без этого большевики не смогут осуществить диктатуру пролетариата. Ленин лично не был мстителен, но считал, что жернова диктатуры не должны ни на минуту останавливаться, иначе погибнет революция. Это якобинство души не менее опасно, чем сталинское вампирство, ибо как-то „облагораживало" насилие, жестокость, придавало им революционный ореол. Для Ленина насилие — тотальный фактор.
В 51-м томе Полного собрания сочинений на странице 68 опубликовано письмо Ленина к Троцкому, написанное 22 октября 1919 года. Даже те, кто читал это письмо (повторю — ленинские труды по „своей охоте" изучало очень мало людей), не могли ведать, что и здесь есть купюра. В этом письме Ленин убеждает Председателя Реввоенсовета Республики: „Покончить с Юденичем (именно покончить — добить) нам дьявольски важно". Дает советы, как быстрее „добить". Один из советов редакторы сочинений (но всегда такие вещи утверждались в ЦК партии) опустили. А он был такой: „…мобилизовать 10 тысяч буржуев, поставить позади их пулеметы, расстрелять несколько сот", чтобы „добиться настоящего массового напора на Юденича…".
У Ленина нашлись последователи. Через два десятилетия. …Осенью 1941 года Жуков и Жданов докладывали Сталину из Ленинграда, что немецкие войска, атакуя наши войска, гнали перед собой женщин, детей, стариков, ставя тем самым в исключительно трудное положение обороняющихся. Дети и женщины кричали: „Не стреляйте!", „Мы — свои!", „Мы — свои!..".
Сталин среагировал немедленно. Ведь он был настоящим ленинцем. „Говорят, что немецкие мерзавцы, — диктовал Верховный Главнокомандующий, — идя на Ленинград, посылают вперед своих войск стариков, старух, женщин, детей… Мой совет: не сентиментальничать, а бить врага и его пособников, вольных или невольных, по зубам… Бейте вовсю по немцам и по их делегатам, кто бы они ни были, косите врагов, все равно, являются ли они вольными или невольными врагами…"
Комментировать эти красноречивые и страшные документы нет необходимости. Ленин, подчеркнем лишь, оказался в XX веке „пионером" этого чудовищного „метода".
Но Ленин полагал, что жестокость уместна не только на войне. На заседании коммунистической фракции ВЦСПС он говорил 12 января 1920 года: „Кровавая война окончена, а война бескровная, но настоящая война, с военной дисциплиной… не окончена". Ленин хотел бросить армию на трудовой фронт, милитаризовав труд, и не испытывал в этом колебаний. „Если мы не останавливались перед тем, чтобы тысячи людей перестрелять, мы не остановимся и перед этим…" Готовность к жестокости во имя революционной целесообразности была имманентно присуща Ленину. Только Сталин и Троцкий, из большевистских лидеров, могут быть сопоставимы с этой тотальной готовностью к жестокостям во имя достижения политических целей.