Графиня Козель - Юзеф Крашевский

– Ты по-прежнему готов пожертвовать ради меня жизнью? – спросила она вполголоса.

– А то как же? Готов, – просто ответил Заклика.

– А план у тебя есть?

– Надо подумать.

– Жаль мне тебя, мой единственный верный слуга! Но я и себя не жалею, сама готова погибнуть, лишь бы вырваться отсюда… вырваться.

Раймунд задумался.

– Тебе много нужно времени?

– Сообразить надо и взяться за дело так, чтобы не было осечки.

Графиня молча кивнула. Заклика вышел из замка, чтобы в одиночестве и тишине собраться с мыслями. Планов было много, на первый взгляд все казались хорошими, но у всех был какой-нибудь изъян. Предыдущие попытки проваливались из-за того, что побег сразу обнаруживали, поэтому надо устроить так, чтобы Козель успела перебраться через границу, прежде чем ее хватятся; значит, необходимо замести следы и сбить со следа погоню.

К сожалению, у Заклики не было иных помощников, кроме нескольких верных друзей-вендов, робких и нерасторопных. Он мог рассчитывать на их порядочность, но не на предприимчивость.

Время Заклика решил выбрать такое, когда в замке меньше всего ожидали бы побега. Значит, днем.

В воротах не очень строго следили, кто входил и выходил из замка, к графине и коменданту пропускали торговцев, а на мужчин вообще мало обращали внимания. Итак, решил Раймунд, графиня закутается в его плащ, надвинет шапку на лоб и в пасмурный или дождливый день под вечер свободно пройдет в ворота, часовые ее не задержат. А он последует за ней на расстоянии нескольких шагов. За заповедником их будут ждать верховые лошади, которых должен привести Гавлик, и они поскачут напрямик через кустарник и лес в горы. В те времена лес примыкал к королевскому заповеднику.

Заклика несколько дней обдумывал этот план, но ничего лучшего ему в голову не пришло. И он отправился к графине. Анне предложение Заклики показалось очень удачным.

– Мешкать нечего, в первый же дождливый день сделаем попытку, – сказала она. – Я буду защищаться, думаю, ты тоже не дашь им взять себя голыми руками. Необходимо иметь при себе оружие.

– Надеюсь, до этого не дойдет.

Козель ничего не ответила.

Прошло несколько дней, но на небе не было ни облачка. Заклика каждый день навещал графиню. Зная, что он сюда больше не вернется, он продал за бесценок свой домишко, нехитрый скарб и обратил все в деньги.

Наконец поздно вечером в четверг небо затянулось тучами, предвещавшими на ближайшие дни ненастье. Заклика, укрывшись плащом, с умыслом вертелся возле ворот, входя и выходя из крепости, чтобы приучить солдат, что он не любит отвечать на оклики. Все шло как по маслу. В пятницу с утра лил дождь, а когда начало смеркаться, все было готово. Служанок графиня отпустила в город. В солдатском плаще, в шапке, надвинутой на глаза, графиня Козель, ссутулившись, благополучно миновала ворота св. Доната; во вторых воротах часовой глянул на нее пристально, но пропустил без слова.

Через несколько минут Заклика в таком же плаще быстрым шагом прошел, никого не встретив, через первые ворота. А во вторых часовой заворчал.

– Сколько вас тут? Только что один прошел, теперь второй.

Заклика приоткрыл лицо.

– Черт вас разберет, – озлился солдат, – я знаю одно: вошел один, а вышло двое.

– Как двое?

– Что я слепой, что ли?

Заклика решительно двинулся к воротам, но солдат преградил ему путь.

– Ты что? Ведь меня здесь все знают, – засмеялся Заклика.

– Ступай к коменданту, иначе не выпущу!

Они заспорили, услыхав громкие голоса, прибежал вахмистр.

Заклика вежливо объяснил ему, в чем дело. Вахмистр приказал его пропустить.

Через несколько минут его и след простыл, но солдат продолжал ворчать.

– Чего ты к нему привязался? – спросил вахмистр.

– Когда в карауле стоишь, то обязан считать, сколько входит и сколько выходит; а тут вошел один, а вышли двое. И первый совсем не похож на солдата. А вдруг это Козель? – добавил он, посмеиваясь.

– Чего ты плетешь? – с беспокойством произнес вахмистр. – Постояв в раздумье, он направился к башне св. Яна и узнал на кухне, что все служанки отпущены в город.

Вахмистр взбежал на третий этаж; в комнате Козель было темно и пусто, на четвертом этаже тоже никого. Искать в садике, когда лил дождь, было нелепо. Вахмистр растерялся и побежал к коменданту. Комендант созвал людей и обшарил башню, а время между тем шло. Сумерки сгущались. Сомнений не оставалось – Козель убежала. Забили тревогу, и комендант, разбив людей на несколько отрядов, отправился в погоню за беглецами.

Пока Заклика препирался с часовым, графиня Козель, сломя голову бежала к лошадям, которые стояли в известном ей месте, но в спешке она сбилась с пути и заблудилась. Оказавшись на месте раньше ее, Заклика в отчаянии бросился на поиски, но звать ее не решался: он слышал, что в замке забили тревогу.

Прошло немало времени, пока Раймунд нашел под деревом отчаявшуюся графиню. Он схватил ее за руку и потащил к лошадям. Придя в себя, Анна вскочила в седло, Заклика натянул поводья, но тут их окружили. Крикнув графине, чтобы она убегала, Заклика с пистолетом и саблей приготовился принять бой и тем самым задержать погоню.

Прогремело несколько выстрелов, и благородный Заклика с простреленной головой с тихим стоном упал на землю. В тот же миг другой солдат схватил лошадь графини, но она уложила его на месте, однако подоспели товарищи убитого, и сопротивляться было бессмысленно.

Прибежал комендант – на окровавленной земле лежали два трупа, а третья жертва была смертельно ранена.

– Графиня, скольких человеческих жизней стоили ваши бесплодные попытки бежать! – вскричал комендант.

Анна не промолвила ни слова. Соскочив с лошади, она подбежала к мертвому Раймунду и бледными устами поцеловала его окровавленное чело. Рука покойного покоилась на груди, где лежало доверенное ему королевское обязательство. Козель взяла письмо и унесла с собой.

Молчаливую, задумчивую графиню отвели в замок. Теперь она целыми днями просиживала над Библией, вызывая жалость даже у тех, кому ее судьба была безразлична. Графиня дала денег и попросила устроить Заклике достойные похороны.

– Для меня никто этого не сделает, – промолвила она, – даже родные дети, которые не знают, что у них есть мать. Я одна-одинешенька на свете.

Графине Козель в ту пору было уже сорок девять лет. Но, по свидетельству современников, она была еще красива, обаятельна, а глаза не утратили прежнего блеска.

После этого события графиня больше никогда не спускалась в свой садик, она окружила себя книгами, читала Библию, изучала кабаллу, интересовалась переводами древнееврейских книг: она убивала время, не будучи в состоянии убить себя.