Фонтан переполняется - Ребекка Уэст

– Итак, чем я могу вам помочь?

– Как, вы меня не помните? – удивился он.

Она растерянно посмотрела на него, и он обиделся. Я подумала, как это забавно – быть мужчиной: он считал естественным, что не узнал ее, и видел в этом ее вину, но при этом оскорбился, что она не узнала его.

– Я Эдгар Морпурго, – укоризненно произнес он.

– О, вы были к нам так добры!.. – воскликнула мама, всплеснув руками.

– Но вы меня не вспомнили, – горестно сказал он.

– Это потому, что вы так похудели, – произнесла она в свое оправдание.

– Нет, я сильно располнел, – уныло возразил он.

– Ну, я знала, что вы почти не изменились, – сказала мама, а он был так счастлив находиться рядом с ней, что этот ответ его, похоже, удовлетворил. Они сели бок о бок на диване, радостно глядя друг на друга.

– Но как это можете быть вы? – помолодевшим голосом спросила мама. – Мы отправили вам письмо только сегодня утром.

– Я приехал не из-за вашего письма, – заверил он ее, – но мы с женой только вчера вечером вернулись из Шотландии, и, когда я прочитал донесение управляющего «Газетт» о том, что Пирс исчез, было уже слишком поздно, чтобы что-то предпринять.

– Как любезно с вашей стороны, что вы приехали, да еще так быстро, – сказала мама. – Это тем более любезно, что Пирс наверняка доставил вам много хлопот своим внезапным отъездом.

– Пустяки. Вам известно, куда он отправился?

– Нет, нет, – ответила она, – если бы он мне сказал, я бы настояла, чтобы он поехал вместе со мной к вам, и не важно, в чем там дело. Даже если бы вы из-за этого решили больше ему не помогать, у вас было право знать.

Мистер Морпурго обдумал это предложение, потом грустно покачал головой.

– У людей вроде меня не может быть никаких прав на такого человека, как он.

– Я понимаю, о чем вы, – сказала она. – Даже сейчас в этом нет никаких сомнений, не правда ли? Мы все ничтожества в сравнении с ним. Но принимать одолжения от друга, будучи с ним не до конца честным, весьма дурно даже для величайшего из людей.

– Да, но забудем об этом, – настаивал мистер Морпурго. – Я серьезно. Если бы это произошло раньше, я бы отметил для себя из соображений здравого смысла, что ради всеобщего блага, в том числе и его собственного, мне не стоит впредь идти на такие риски. Но если – а все, похоже, именно так и думают – это конец главы, то я не стану его запоминать. Как вам известно, ваш муж оставляет после себя много других, более достойных воспоминаний. – Какое-то время они молчали, глядя в окна на сад. – У вас есть хоть какие-то предположения, куда он мог поехать? – спросил он.

Мама покачала головой.

– Знаете, его ведь можно найти, – сказал мистер Морпурго. – Способы есть. – Она промолчала, и он вздохнул. – Но нет, вы бы этого не хотели. И наверное, вы правы. Если он считает, что у него есть причины для отъезда, то, скорее всего, так оно и есть.

– И все же я бы хотела, чтобы его нашли, ради него самого, – произнесла мама. – Кажется, у него есть какие-то деньги. Но вы же его знаете. Они растают в одночасье. И тогда… тогда… Но ничего не поделаешь. Если он считает, что у него есть причины для отъезда, нам лучше не вмешиваться.

Он погладил ее ладонь и, чуть помедлив, спросил:

– Ну а как насчет вас? Я приехал, чтобы предоставить вам любую помощь, которая может вам понадобиться, и не желаю слушать никаких возражений. Как обстоят дела у вас?

– Вы можете помочь мне прямо сейчас, если скажете, какой торговец искусством даст лучшую цену за Гейнсборо и Лоуренса, – ответила мама.

Мистер Морпурго убрал руку с ее ладони и посмотрел своими выразительными глазами в потолок, словно ожидая, что с него что-нибудь свалится.

– Да, они над нами, в детской спальне, – сказала мама. – Как вы узнали?

Он снова достал платок, провел им по губам и обвел взглядом нашу убогую комнату, как бы желая убедиться, что не ослышался.

– У вас в этом доме, в спальне ваших детей, есть Гейнсборо и Лоуренс?

– Да, и еще сэр Мартин Арчер Ши, – ответила мама. – Я знаю, Арчер Ши сейчас ничего не стоит, но мне кажется, было бы жестоко по отношению к нему не упомянуть его картину, ведь она такая красивая. Все три картины очень красивые, это портреты родственниц Пирса, а вы знаете, как привлекательны все в его семье. Не понимаю, как его угораздило жениться на мне. Картины в хорошем состоянии, и я полагаю, что не будет проблем с тем, чтобы их продать, если я узнаю имя торговца, заслуживающего доверия.

– Вы уверены, что эти картины действительно написаны Гейнсборо и Лоуренсом? – спросил мистер Морпурго.

– Так утверждает мистер Александр Рид из Глазго, – ответила мама.

– Неужели! Неужели! – воскликнул мистер Морпурго. В этот момент ему в голову пришел вопрос, который он попытался сдержать. Но после какого-то неуместного замечания о папиной родне тот вырвался у него сам собой: – Помилуйте, как вам удалось уберечь портреты от него?

Мамины руки задрожали.

– Мама очень переживает из-за этого, – сказала я. – Она позволила папе думать, что это репродукции, но у нее не было другого выхода, не правда ли?

– Несомненно, – ответил он.

– Пожалуйста, – продолжала я, – сходите наверх, посмотрите на картины и скажите маме, сколько получится за них выручить и не может ли кто-нибудь одолжить ей немного денег прямо сейчас. Кажется, в доме нет ни гроша. – Пока они отсутствовали, я продолжала разбирать ключи, но, по правде говоря, это занятие было безнадежным. Наверное, и по сей день та коробка находится где-то под руинами дома.

Когда они вернулись, мама сказала:

– Мне нужно достаточно денег, чтобы поставить на ноги двух младших дочерей, с ними не будет никаких проблем, они станут пианистками, им просто нужно получить профессиональную подготовку. И я должна дать образование сыну, он сам о себе позаботится, у него тоже все будет хорошо. И я должна сделать что-то для моей бедняжки Корделии, хоть и не представляю, что именно. – Мистер Морпурго изобразил сочувствие, очевидно, готовясь услышать, что Корделия – карлица или калека. – Она не музыкальна, но не понимает этого. Что ж, вы видите, какие средства мне необходимы, чтобы вывести детей в люди, остальное не важно. Как вы думаете, удастся ли продать картины за достаточную сумму?

– Думаю, вы будете вполне обеспечены, – сказал мистер Морпурго и снова возвел глаза к потолку, и складки на его лице вновь затряслись от слабого смеха. – А я-то приехал, чтобы проявить щедрость, – пробормотал он. Но даже сейчас, когда я знала, кто передо мной сидит, и он был весел и доволен, он по-прежнему казался мне жертвой меланхолии, а голос его, когда он обещал, что у нас будет все, чего мы пожелаем, оставался заунывным. – На следующей неделе я отвезу вас к мистеру Вертхаймеру, – продолжил он, – и вскоре после этого мы приведем ваши дела в порядок. Право, я полагаю, что, если вы проявите рассудительность, вам будет не о чем тревожиться. Итак, есть ли еще что-то, что вас беспокоит?

– Тетя Лили… – сказала мама и запнулась.

– Чья она тетя? Ваша или вашего мужа? – спросил мистер Морпурго.

– Ничья, – ответила мама, – вернее, не наша. Просто она одна из тех, кто, уж не знаю почему, предпочитает, чтобы все, кто им нравится, называли их «тетями».

– Да-да, – сказал мистер Морпурго, – типичная нянюшка.

– Мы ее очень полюбили. – Мама пропустила его замечание мимо ушей. – Помните судебное разбирательство об убийстве, дело Филлипс? Бедная тетя Лили – сестра миссис Филлипс. Во время процесса она жила у нас.

– Вы знали всех этих людей? – спросил мистер Морпурго. – Однако это поразительно. Я ни разу не встречался с участниками дела об убийстве. А я-то думал, вы так тихо живете. Как вы вообще умудрились