Том 14. М-р Моллой и другие - Пэлем Вудхауз

Билл вздрогнул. На этот раз фамилия принесла озарение.

— Господи! — воскликнул он. — Вы — пристав!

— Верно, — сказал Бинстед-два. — Хотя сейчас чаще принято говорить «судебный исполнитель». Да, я имел удовольствие бывать у вас в доме. Я работаю у Даффа и Троттера.

Билл почувствовал такое облегчение, что начисто забыл про мысль подавить разговор в зародыше. Теперь, когда не надо было судорожно угадывать, кто это такой, он готов был беседовать с попутчиком хоть до самого Эшби Параден.

— Хорошая работа? — спросил он.

Бинстед — Билл вспомнил теперь, что Алджи обращался к нему «Кларенс» — покусал губы, думая, вероятно, что «хороший» — не тот эпитет, который употребил бы мастер точных выражений Постав Флобер.

— Ну, какой-никакой заработок. Знаете, что в нашем деле самое плохое? Кухарки.

— Кухарки?

— Есть опасность завязать чересчур теплые отношения. Никогда не знаешь, о чем говорить с кухаркой, когда о еде уже все сказано. Наступает неловкая пауза, и как-то само собой выходит, что ты делаешь ей предложение. Если бы вы знали, сколько раз я обручался с кухарками и принужден был спасаться бегством, у вас бы волосы встали дыбом. Я постоянно живу в страхе с кем-нибудь из них встретиться. Просыпаюсь по ночам с криком. И все же, как я сказал, это какой-никакой заработок.

— А как вы этим занялись?

— Ах, обстоятельства, обстоятельства! Я раньше играл на сцене. В мюзиклах. Мелкие роли, подмена. По большей части сидел без дела. Меня неохотно брали. Пьянство, — с сожалением произнес Бинстед. — Так и не сумел бросить. Кстати, у вас нет с собой фляжки?

— Боюсь, что нет.

— Сейчас мало кто их с собой возит. Раньше все было иначе. Никто не страдал от жажды во время гастролей. Как раз тогда я был дублером Гарри.

— Гарри?

— Гарри Парадена. Он был вторым актером на роли молодых людей.

— Странно.

— Почему?

— Я живу в месте, которое называется Эшби Параден.

— Поэтому я туда и еду. Гарри унаследовал там дом. Эшби-холл называется. Везу ему роковые бумаги. От Даффа и Троттера. И это еще один минус моей работы. Неприятно везти черную метку старому другу. Впрочем, надеюсь, мы хорошо проведем время, поболтаем о старых деньках, — философски предположил Кларенс Бинстед, — а учитывая, что Дафф и Троттер выставили ему счет за ликеры и вина примерно на сто пятьдесят фунтов, напитков там будет вдоволь.

Он облизал губы, предвкушая угощение. Билл, молчал. Он думал о Джейн. Бедняжка! Обручена с Л.П. Грином и вынуждена постоянно проводить время в обществе приставов. Даже если называть их судебными исполнителями, непонятно, что это меняет.

Он очнулся от раздумий и увидел, что поезд уже остановился в Эшби Параден.

— Вы случаем не знаете, где живет Гарри? — спросил Кларенс Бинстед, когда они вышли на перрон.

— Прямо по дороге до больших чугунных ворот. Не промахнетесь.

— Далеко?

— С милю.

— В такую жару! И с моей-то мозолью. Что ж, ладно, — вздохнул Кларенс Бинстед и пустился в утомительный путь.

Билл пошел в «Жука и Клен» и сел в баре. Он окончательно пал духом. Бринсли Меривезер сумел на время его взбодрить, но теперь он вновь погрузился в пучину меланхолии. При определенных условиях даже гонорар приносит лишь временное облегчение.

Он довольно долго сидел, глядя в никуда, прежде чем отворилась дверь и вошел Алджи.

Билл мрачно воззрился на друга. Не требовалось большой наблюдательности, чтобы понять: Алджи достиг того самого bien etre, в котором Фортуна отказала более достойным, и восседает на вершине мира с радугой на плече. Он излучал веселье, а человеку, который, как Билл, пребывает в плачевном состоянии лягушки под бороной,[123] претит чужая жизнерадостность.

— Явился, — сказал Билл.

Тут как раз в дверях кухни появилась официантка Мейбл, и Алджи послал ей воздушный поцелуй.

— Да, Билл, явился и рад снова видеть твое милое лицо.

— Где ты пропадал?

— О, я обосновался в Эшби-холле, и дела мои стремительно идут в гору. Я оказал Стикни существенную услугу, и мы теперь с ним — лучшие друзья. Он не мог бы обожать меня больше, будь я отличнейшим пресс-папье.

Билл изумился.

— Мне казалось, дядя не пускает тебя в дом.

— Было такое. Мне пришлось употребить все свое красноречие, но в конце концов он узрел свет.

— Очень скоро ему еще кое-что предстоит узреть.

— Ты хочешь сказать, Кларенса Бинстеда?

— Ты-то откуда знаешь?

— Мы столкнулись по дороге, и он рассказал мне о своей цели. Бедный Генри! Сердце кровью обливается, когда я о нем думаю. Если б он только раньше пустил меня в дом! Уж я бы предупредил его, что с Даффом и Троттером шутки плохи. Впрочем, испытания закаляют, так что в конечном счете это ему даже полезно. А ты как узнал про Кларенса?

— Мы вместе ехали в поезде.

— Ты был в Лондоне?

— Да.

— Что-то ты все время курсируешь туда-обратно. Чего тебя понесло в Лондон?

— Покупал билет на корабль.

— То есть как, на корабль? На какой корабль?

— До Нью-Йорка. Он отходит в следующую среду. Я уезжаю в Америку.

Алджи ахнул.

— Что-что? Я не ослышался? Уезжаешь в Америку?

— Здесь меня ничто не удерживает.

— Как это не удерживает?! И думать не смей уезжать в Америку! Что за блажь! О, Господи, ты же не знаешь. Никто не поставил тебя в известность.

— Что такое?

— Шпингалет. Микроб. Не выходит за Грина.

Биллу показалось, что бар «Жука и Клена», хоть и прочно выстроенный, пустился в пляс. Противоположную стену украшала реклама виски, и Билл явственно видел, что легко одетая девица на плакате исполнила несколько раскованных движений. Даже снова вошедшая официантка Мейбл слегка пританцовывала.

— Что?

— Никаких свадебных колоколов. Она дала ему отставку. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Не удивляюсь, что ты растроган, но прежде, чем размахивать шляпой и исполнять танец семи покрывал, учти, что ты никуда не продвинешься, если будешь вздыхать в сторонке. Ты должен постоянно ее видеть. Постоянно быть рядом. Позаимствуй тактику у липкого пластыря. Я всячески стараюсь настроить бациллу на нужный лад. Рассказал, как ты ее любишь…

— Что?!

— В здешних краях у всех дурная привычка говорить «что?!». Я только сегодня указывал на это Генри. Да, рассказал, что ты любишь ее до потери рассудка. Это поможет, но этого мало. Нужно, чтобы ты сам приложил руку. Мы должны вместе крепко подумать, как ввести тебя в дом, чтобы ты ухаживал вблизи, а не на расстоянии. Генри и так не оправился от потрясения, что пустил меня. Шансы, что он пригласит кого-то из моих друзей, практически нулевые. У него странное отношение к моим знакомым. Невротическое, можно сказать. Его бросает в дрожь при одном их упоминании. Несколько раз я предлагал привезти на выходные приятелей, чтобы скрасить его одиночество, — безрезультатно. Ты скорее попадешь в дом, если наклеишь фальшивые усы и скажешь, что пришел проверять канализацию. Собственно, я прикидывал такую возможность, но подумал…

Он смолк. В бар, пошатываясь от усталости, вошел Кларенс Бинстед.

Взглянув на Кларенса Бинстеда, всякий первым делом заметил бы, что жара и непривычная физическая нагрузка доставляют ему телесный дискомфорт. Он был потный, пыльный, его явно терзала мозоль. Однако более внимательный наблюдатель различил бы в то же время признаки душевного смятения. Казалось, Бинстед только что пережил удар судьбы, от которого еще не успел оправиться. Опытный диагност Келли узнала бы все симптомы близящегося приступа истерии.

Появление Бинстеда порядком изумило обоих друзей. Приставу, взявшему след, так же не свойственно возвращаться с полпути, как учуявшей зверя гончей. Общеизвестно, что приставы, как и канадская конная полиция, всегда добиваются своего, а для этого не вваливаются на трясущихся ногах в сельские гостиницы и не умоляют слабым голосом, чтобы им ради Бога налили рюмку.

Пока Алджи еще задавал вопросы, предупредительный Билл уже бросился исполнять просьбу. Наконец Кларенс, напившись, как олень ввечеру,[124] обрел дар речи настолько, чтобы выговорить: «Уф!»

— Надо было выпить, — сказал он. — Знаете, что?

Оба слушателя ответили, что не знают, но горят желанием узнать.

— Мы думали, — сказал Алджи, — что вы уже, ко всеобщему удовлетворению, водворились в Эшби-холле. Не добрались, что ли, дотуда?

Кларенс поежился и коротко сообщил, что добрался.

— Уф! — повторил он.

— Неужели Генри вас выгнал? Мне казалось, вся штука в том, что закон не позволяет выгонять пристава.

— Я его не видел.

— Он должен быть дома.

— Наверное, но я не стал проверять.

Алджи нетерпеливо прищелкнул языком. Его раздражало, что пристав говорит загадками. Никто не любит, когда приставы говорят загадками.