Приключения Михея Кларка - Артур Конан Дойл

Как ни коротко было это посещение доброго человека, но оно подняло во мне дух. Я верил обещанию фермера, и мне было приятно сознание того, что друзья узнают о постигшей меня судьбе.

Между тем стало совсем темно. Я ходил взад и вперед по камере. В замке звякнул ключ. Капитан вошел, неся большую кружку молока и кусок хлеба.

— Вот ваш ужин, приятель, — сказал он, — есть ли у вас аппетит или нет, но кушайте. Пища даст вам силы, необходимые для того, чтобы остаться мужчиной до самого конца. Говорят, что лорд Госсель, которого казнили в Тауэре, удивительно как хорошо умер. На него было просто приятно смотреть. Будьте бодры, и про вас будут так же говорить. Его светлость в бедовом настроении. Ходит взад и вперед, кусает губы и сучит кулаки. Вообще ведет себя, как человек, не могущий сдержать своего гнева. Может быть, его светлость и не на вас сердится, но тогда на кого же? Кто, кроме вас, мог его рассердить?

Я не ответил этому "другу Иова", и он ушел, поставив молоко и хлеб на стул, а фонарь на пол. Поев, я почувствовал себя значительно бодрее и спокойнее и, улегшись на койку, скоро погрузился в тяжелый, глубокий сон. Не знаю, сколько времени я спал — может быть, часа три-четыре, но меня разбудили какие-то звуки, похожие на скрип болтов. Я сел на постели и оглянулся. Фонарь догорел и потух, и комната была погружена в непроницаемый мрак. Только сероватое пятно, видневшееся сверху, указывало на местонахождение узкого оконца. Я напряг слух, но все было тихо. И однако, во мне жила уверенность, что я не ошибся, что слышанный мною звук не галлюцинация и что шумели в моей комнате.

Я встал с постели и пошел по комнате, нащупывая руками стены и дверь. Затем я стал щупать пол. Но нет, все было по-старому. Перемен никаких. Откуда же пришел этот звук? Я сел на кровать и стал терпеливо ждать, не услышу ли я его снова.

И звук повторился. Сперва послышалось что-то вроде тихого стона и треска. Было похоже на то, что отворяли осторожно и тихо давно не отворявшуюся ставню или дверь.

И вдруг в мою мрачную тюрьму полился откуда-то слабый свет. Я поднял лицо к сводчатому потолку. Свет лился из небольшого круглого отверстия, которое было явно видно в самой середине потолка. Я продолжал смотреть. Отверстие все ширилось и увеличивалось, и наконец в нем показалась чья-то голова. Этот неизвестный мне человек бросил узловатую веревку, и она ударилась о пол моей комнаты и повисла в воздухе. Веревка была толстая, крепкая; я сразу увидал, что она меня выдержит, а подергав за нее, убедился, что она крепко привязана к чему-то там наверху.

Я понял, что какой-то неизвестный мне благодетель нарочно спустил веревку, чтобы я мог выбраться из башни, и я, не ожидая дальнейших приглашений, полез вверх. Протиснув плечи не без труда через отверстие в потолке, я очутился в верхней комнате. Внезапный переход из тьмы в свет ослепил меня. Я стоял еще и протирал себе глаза, а мой спаситель вытянул назад веревку и закрыл отверстие в полу. Я понял, что исчез бесследно и что капитан Синклер опять услышит запах серы.

Передо мной стоял низенький толстый человек в кожаных панталонах и куртке из голубой материи. По одежде можно было думать, что это конюх. Широкая войлочная шляпа была надвинута низко и скрывала глаза. Нижняя часть лица была скрыта широким шарфом, окружавшим шею. В руках он держал фонарь, и при его свете я увидал, что комната, в которой я теперь находился, равна по величине той, в которой я только что был. Разница была в том лишь, что в этой комнате было большое окно, выходившее в парк. Мебели в комнате никакой не было, но вдоль ее шла широкая балка. К ней и оказалась привязанной веревка, по которой я выбрался из своей могилы.

— Говорите, друг, потише! — произнес незнакомец. — Правда, стены толсты и двери заперты, но мне не хотелось бы, чтобы стража пронюхала, как вас похитили.

— Право, сэр, мне все это кажется сном, — ответил я, — я поражен тем, что меня спасли из моей страшной тюрьмы, но еще удивительнее то, что нашелся друг, который захотел меня спасти. Вы подвергаете себя опасности, спасая меня.

Незнакомец повернул фонарь таким образом, что он осветил плиту, закрывавшую отверстие в полу.

— Смотрите-ка, — сказал он. — Видите, как верхние камни окружают это отверстие. Эта дыра в полу так же стара, как и сама башня. Она во всяком случае старее двери, через которую вы вошли. Комната, в которой вы сидели, одна из страшных тюрем-"бутылок", французы называют эти тюрьмы норами. Тюрьмы эти изобретены жестокими людьми старых времен и предназначались для несчастных пленников. Человек, посаженный в такую бутылку, мог съесть самого себя, но выскочить из нее не мог. Адская выдумка, не правда ли? Но эта именно выдумка и помогла освободить вас.

— За что я премного вам благодарен, ваша светлость, — ответил я, пристально глядя на моего избавителя.

— Ну, так к черту этот маскарад! — сердито воскликнул герцог, сдвигая на затылок шляпу и снимая шарф. — Даже прямодушный солдат и тот видит меня насквозь, несмотря на мое переодевание. Боюсь, капитан, что из меня никогда не выйдет хорошего заговорщика. У меня характер такой же открытый… такой же… как у вас. Лучшего сравнения я и придумать не могу.

— Кто слышал хоть раз голос вашей светлости, тот его никогда не забудет! — ответил я.

— Особенно, когда этот голос говорит о веревке и тюрьме, — усмехаясь, произнес герцог, — я вас обидел, посадив в тюрьму, но вы должны признаться, что я загладил обиду, вытащив вас из тюрьмы самолично. Я вытащил вас удочкой, словно пескаря из бутылки… А теперь скажите мне, как это вы решились отдать мне это письмо в присутствии совета?

— Я сделал все, от меня зависящее, чтобы передать вашей светлости это письмо наедине, — ответил я.

— Это правда, — подтвердил герцог, — но беда в том, что тайных аудиенций добиваются решительно все: и солдаты, торгующие своими саблями, и изобретатели с длинными языками и пустыми кошельками. Почему я могу знать, что вы приехали с действительно важным делом?

— Простите, ваша светлость, но я боялся упустить удобный случай. Мне говорили, что вы очень заняты и что доступ к вам затруднен. Я мог не добиться свидания с вами.

Герцог, шагавший взад и вперед по комнате, ответил:

— Я вас не порицаю, но вы все-таки вели себя неловко. Положим, я мог бы спрятать ваше письмо в карман, но это бы возбудило подозрения. В конце концов пронюхали бы о цели вашего приезда в Бадминтон. Есть много людей, которые завидуют моей блестящей карьере; эти люди не преминули бы воспользоваться удобным случаем и очернили бы меня в глазах короля Иакова. Особенно сильно преследуют меня Сондерланд и Сомерес. О, это ловкие люди, и они изощрялись в искусстве делать-слона из мухи. Мне ничего, одним словом, не оставалось, как только показать бумаги совету и обрушиться на их подателя. Я вел себя так, что ни один недоброжелатель не может сказать против меня ни слова. Скажите, как бы вы посоветовали мне поступить при таких обстоятельствах?