Марк Бернес в воспоминаниях современников - Коллектив авторов Биографии и мемуары

Высоцкий В. Стихи. Проза. Ашхабад, 1988. С. 60–61.

…«Братские могилы» в этом фильме («Я родом из детства». — К. Ш.) — в исполнении Марка Бернеса, которого я считаю своим кумиром.

Из выступления в Калининграде.

18 июня 1980 года.

ЛИЛИЯ БЕРНЕС-БОДРОВА

Ни с кем я не сравню…{125}

«Как это все случилось?..» Пожалуй, начать надо с той известной истины, что все люди живут — каждый в каком-то своем круге: поэты, композиторы, актеры… Я никогда не была близка к актерам и никогда их не знала, не интересовалась ими. Мне нравились разные фильмы, разные роли в них. Но кто их исполняет, меня это мало занимало. Я была совсем не похожа на тех своих сверстниц-фанатичек, которые бегают за актерами. Коренная москвичка, я жила когда-то в Студенческом городке — там, где стоит сейчас гостиница «Космос». Окончила курсы машинописи и стенографии. Несколько лет работала в таких госучреждениях, как секретариат Министерства сельского хозяйства, Госснаб СССР, Управление советским имуществом за границей. Уехала было на работу в Венгрию, но очень заскучала по дому и, не выдержав срока договора, вернулась в Москву. Начала занятия на курсах французского языка. В общем — была далека, как это уже видно из сказанного, от актерской среды…

Первого сентября 1960 года, когда мы с мужем Люсьеном привели нашего семилетнего сына Жана в единственную тогда в Москве французскую специализированную школу в Банном переулке, я в школьном дворе сказала мужу: «Смотри, вон стоит Крючков с дочерью». Муж мне ответил — явно с намеком, что знаменитостей надо знать в лицо: «Это не Крючков, это — Марк Бернес». Тогда он тут же — знакомый со всем миром людей искусства (он был сотрудником французского журнала «Пари-матч»), представил меня Бернесу, который, как и мы своего Жана, привел в первый класс дочь Наташу. Вскоре детей повели в школу, а мы поехали домой.

Дом был безрадостным. Во всяком случае, для меня. Моя первая семейная жизнь тянулась уже десять лет. А началась она с того, что мой будущий первый муж, увидев меня на улице, потом два года, как выяснилось, разыскивал меня по Москве. И вдруг случайно мы встретились на пляже в Серебряном бору, где он поплыл за мной, догнал и тут же объяснился. Звали его Люсьен. Но он был французом по отцу — тоже журналисту, корреспонденту агентства «Франс Пресс», а по матери приходился внуком композитору Семену Чернецкому, автору известных маршей, дирижировавшему в дни парадов военным оркестром на Красной площади. Через два года я вышла за Люсьена замуж.

Я не догадывалась еще, как наивны и моя сумасшедшая влюбленность, и мечты о взаимопонимании. Вскоре свекровь сказала мне: «Лиля, мой сын не может жить с одной женщиной». Она гордилась тем, что ее сын, никогда не знавший ни в чем недостатка, в роскошной четырехкомнатной квартире которого на Ленинском проспекте были две домработницы, владелец единственного тогда в Москве «шевроле», еще к тому же имеет репутацию Дон Жуана. Довольно быстро я убедилась в этом. Я никогда не отвечала свекрови грубостью, но горечь и чувство одиночества — все это откладывалось в сердце. Самыми яркими воспоминаниями об этой внешне столь благополучной жизни были только моменты, когда мой импозантный муж, стоя передо мной на коленях, обращался с мольбой об очередном «последнем» прощении.

Шли сентябрьские дни учебного года… Когда я приходила в школу, чтобы забрать сына — ведь жили мы очень далеко от проспекта Мира и Банного переулка, — Наташа Бернес, подходя ко мне, несколько раз говорила: «Лилия Михайловна, звонил папа. Он спрашивал, как вы себя чувствуете. Передавал вам привет». Чужой человек интересуется моей судьбой… Я не придавала этому никакого значения.

Через месяц состоялось первое родительское собрание. Я пошла на него больная, с температурой, огорченная и даже ожесточенная очередными домашними невзгодами. Ведь у мужа опять не было времени ни на меня, ни на собственного сына-первоклассника… Преподавательница сказала, чтобы все родители сели на места своих детей. Таким образом она хотела зрительно познакомиться с нами, узнать: кто чей родитель. И так случилось, что мы с Марком Наумовичем Бернесом сели за одну парту, потому что наши дети сидели вместе. Только впоследствии выяснилось, что ради этого родительского собрания — и потому, что он обожал свою дочь, которая с трех лет росла без матери, умершей от тяжелой болезни, и для того, по его признанию, чтобы увидеть меня, — он специально примчался в Москву с гастролей!

После окончания собрания, когда мы вышли из класса, Марк сказал мне: «Вы знаете, я только что приехал из Парижа, привез пластинку Азнавура. Не хотите послушать?» Я сказала, что сначала позвоню домой, чтобы узнать, что там происходит, тогда и отвечу. Позвонила домой: мужа, как всегда, не было дома. И тогда я, с испорченным уже настроением, сказала Бернесу: «Да, хочу послушать». И мы поехали на Кутузовский проспект к каким-то его знакомым. Выпили немного вина, сидели, слушали пластинку… Домой я приехала довольно поздно, кажется, уже ближе к двум часам ночи.

Все, казалось, на этом и должно было закончиться. Но Марк Наумович начал иногда звонить мне и приглашать на закрытые просмотры фильмов, которые не шли тогда на экранах. Это были фильмы Феллини, Антониони, Бергмана. Марк очень красиво ухаживал за мной, был очень внимателен. Это длилось месяца полтора, не больше.

И вновь, когда я приезжала в школу за сыном, Наташа говорила мне: «Папа сейчас в Ташкенте (или еще где-то). Он звонил, спрашивал, как вы, хорошее ли у вас настроение, как вы выглядите. Он передавал вам большой привет…»

Прошел октябрь. Мы иногда виделись, но я никогда не была у Марка дома. Он жил с Наташей и с домработницей. Время от времени он приглашал меня в ресторан, где мы ужинали, виделись с кем-то из его приятелей. Когда он звонил мне, свекровь подслушивала в другую трубку, чтобы понять, насколько происходящее серьезно. Желая быть предельно осведомленной, она не вмешивалась и выжидала.

Безусловно, как человек опытный и тонко чувствующий людей и ситуации, Бернес сразу же понял, что мой муж, занятый своими бесконечными похождениями, не уделяет мне никакого внимания. А сам Марк Наумович уже четыре года был вдовцом и — тоже человеком одиноким. Мало того, в момент нашего знакомства, когда ему исполнилось всего 49 лет, он продолжал переживать в творческом плане тяжелейший период. У него был ершистый характер, он органически не мог никому льстить и лебезить перед кем-то. Всего год-два тому назад прокатилась несправедливая травля его в газетах, его перестали снимать в кино, редко приглашали выступать. У него были постоянные сердечные приступы. В этот период «небытия» ему иногда казалось, что наступает конец. Таким он встретился мне на грани нашей новой, теперь уже общей жизни. Позже он пел — и о себе тоже: