Танец с чашами. Исход Благодати - О. Зеленжар

Кеан объехал все театры Певчего, срывая репетиции и постановки, методично опросил всех, от прим до последних полотеров. Про такого актера, как Асавин Эльбрено, никто ничего не слышал, но одна из актрисок, завлекательно хихикая в кулачок, сказала:

– Ну что вы, господин протектор, он вовсе не актер. Роль у него одна-единственная. Это Сводник. Время от времени цепляет молодых парней-чужестранцев, разводит на золото. Многие в Певчем знают, но ничего не делают – больно много денег приносит его игра. Если хотите подробностей, наведайтесь в бордель «Негодница», что на Копье Любви, поспрашивайте его владельца, Адира Салмао…

Бордель под вечер полнился гостями. Некоторые, увидев протектора, притихли, другие поспешили на поиски заведения, посетители которого не носят масок. Кеану было физически неприятно находиться в этом гнезде порока. Казалось, что дерево стен потемнело от копоти падших душ. К нему вышла красивая рыжая женщина. Ее зеленые глаза были холодными и злыми, хрипловатый грудной голос пропитан желчью, и сама она, несомненно, была черна от душевной грязи. Кеан не бил женщин, но эту без лишних слов приложил бы об пол, если б она посмела хоть пальцем коснуться его.

– Адир Салмао был моим отцом, – ответила рыжая. – После его исчезновения я взяла семейное дело в свои руки. Никакой Асавин Эльбрено к нам не приходил. Возможно, он и вел какие-то дела с моим отцом, но не со мной.

– Говорите так, будто вашего отца нет в живых, – холодно заметил Кеан. – Дайте взглянуть на ваши бумаги.

В ее ядовитых глазах что-то мелькнуло, но она послушно принесла помятую стопку.

– Здесь доверительная на мое имя и бумаги о наследовании. Уж очень долго он отсутствует, а дело не требует простоя. Боюсь, в живых его уже нет.

Кеан провел пальцем по бумаге.

– Документы искусственно состарены, нет печати гильдии.

Девушка непонимающе захлопала рыжими ресницами:

– Что вы хотите этим сказать?

– Что ваши бумаги не стоят и черствой краюхи. Подделка.

– Под-под-делка? – испуганно проблеяла она.

– Я вынужден задержать вас для дальнейшего разбирательства.

У девушки закатились глаза, и она мешком свалилась под стойку. Шлюхи заголосили, бегая вокруг бессознательной хозяйки. Одна из них наклонилась так низко, что заслонила упавшую пышным телом, а затем вскинулась:

– Госпожа очень плоха! Ей требуется лекарь!

Кеан скрипнул зубами. Женские штучки способны даже камень вывести из себя.

– Так отправьте за лекарем, – прорычал он.

Пышка метнулась из борделя, все это время рыжая лежала без движения. «Не померла бы», – подумал Кеан, но никак не мог заставить себя прикоснуться к ней, больно было мерзко. Подделка бумаг – преступление, достойное сизых плащей, но что-то подсказывало ему, что насчет Эльбрено девушка безбожно врала. Время тянулось. Она что, побежала за лекарем в соседний город?

Дверь распахнулась, в бордель завалилась группа сизых плащей во главе с грузным мужчиной. Знаки отличия выдавали в нем начальника стражи Медного порта. Вот так встреча. Кеан привстал, чтобы доложить стражнику о случившемся, но тот ринулся прямо к лежащей на полу девушке. Какого?…

– Уна! Что с тобой?!

– Лишилась чувств и до сих пор не пришла в сознание, – участливо поделилась одна из шлюх.

– Что здесь происходит?! – грозно пророкотал начальник стражи, а затем обратил внимание на Кеана. – Протектор?!

– Эта женщина владеет заведением без надлежащих бумаг. Подделка документов… – начал было Иллиола, но толстяк его оборвал.

– Разве это не юрисдикция стражи? Она что, обвиняется в ереси? Колдовстве? Борьбе против власти?

Кеан скрипнул зубами. Формально начальник стражи был прав, да еще обладал большими полномочиями, а у Кеана не было сейчас на руках необходимых бумаг, чтобы тягаться с ним в силе.

– Она подозревается в пособничестве похищению представителя императорской крови.

– Эта женщина? – стражник указал на бескровное лицо хозяйки борделя. – Надеюсь, у Протектората есть веские доказательства помимо слов?

В этот самый момент вернулась шлюха. Она привела с собой узкоглазого старика, от которого пахло табаком и какой-то приправой. Оттеснив в сторону и начальника стражи, и протектора, он низко склонился над женщиной, и после каких-то непонятных манипуляций она пришла в себя.

– Ах, господин лекарь, я снова упала в обморок…

– Моя дорогая, я же велел вам отойти от дел. В вашем положении стоит беречь здоровье.

– Уна? – толстяк склонился над женщиной, помогая ей встать.

Так безвольно повисла на нем, а затем и вовсе положила растрепанную голову на плечо.

– Иноло, я не хотела говорить, да и сейчас, когда выяснилось, что кто-то похитил мои бумаги, заменив подделкой… Я совершенно не вправе.

– Что случилось? – прошептал стражник, обнимая рыжуху за талию.

– Иноло, я беременна.

Кеан подумал, что его сейчас стошнит. Не только от духоты и вони табака лекаря, но и от приторности произошедшей перед глазами сцены. Кровь отхлынула от щекастого лица Иноло, а затем глаза заблестели собачьей преданностью. Этот мужик, безусловно, был безнадежно влюблен в свою рыжую потаскуху.

– Нам совершенно нечего здесь делать, – проворковал он, укрывая плечи женщины своим серым плащом, а затем грозно взглянул на протектора. В темно-карих глазах горел злой огонек. Таким глядят звери, защищающие свое потомство. – Эта женщина под моим личным покровительством, господин протектор. Стража разберется с этим бумажным недоразумением, но по поводу прочих обвинений требуются куда более веские аргументы. Лучше всего, доверенные бумаге с необходимыми печатями.

Кеан ничего не ответил, лишь потемневшим взглядом проводил уплывающую из-под носа зацепку. У Протектората больше власти, чем у стражи, но здесь и сейчас он потерпел поражение. Что-то подсказывало: даже подготовив необходимые бумаги, он не сможет ничего добиться от этой твари. Что только ни сделает влюбленный мужчина ради своей женщины. Рискнет положением, преступит закон, лишь бы ее глаза лучились счастьем…

В этот момент Кеан понял, почему разозлилась Настурция, почему назвала трусом, и от этого понимания лицо заполыхало, словно прижатое к раскаленной решетке. Какой же он дурак! Как можно быть таким слепым!

Он клял себя всю дорогу в Протекторат и всю бессонную ночь, разглядывая каменный потолок. На следующий же день Кеан с самого утра затаился у корзин с грязным бельем, что стояли в углу купальни. Наконец он дождался, когда придет Настурция, схватил за руку и затащил в бархатный мрак. Она хотела было закричать, но он зажал ей рот:

– Тише, это я. Нам надо поговорить, – и тут же скривил губы от боли – ее зубки со всей дури впились ему в пальцы.

– Да не кусайся ты, – устало вздохнул Кеан, – знаю, что злишься… Прости, я идиот…

Она замычала ему в ладонь, и он отнял руку.

–…кинул, словно рваную рубашку… Я не хочу тебя видеть. Знать тебя не хочу. Зачем пришел? У меня много работы.

Кеан обнял ее извивающееся от протестов тело, прошептал:

– Я пришел попросить прощения. Сказать, что я во всем был