Золотые слезы - Лори Макбейн

Дженни провожала Мару долгим задумчивым взглядом. Возможно, им не суждено больше никогда свидеться. Ведь эта прекрасная ирландка не оставляет в Сан-Франциско ничего, кроме печальных воспоминаний и могилы брата.

Николя Шанталь сгреб с зеленого сукна свой выигрыш и вышел из казино на улицу, с наслаждением вдыхая полной грудью прохладную свежесть ветра, особенно приятную после долгих часов, проведенных в духоте и табачном дыму. Он шагал по тротуару, без труда расчищая путь среди толпы прохожих, которые предпочитали разойтись в стороны, нежели натолкнуться на его массивный торс или плечо. На его лице светилась довольная улыбка сильного, уверенного в себе мужчины.

На углу Николя задержался, чтобы купить свежие новоорлеанские газеты, доставленные накануне пароходом. Просматривая заголовки, он прямиком направился в ресторан на Дюпон-стрит, где договорился встретиться со Шведом и позавтракать. Его друг задерживался, и Николя погрузился в чтение газеты. Когда Швед появился, он уже почти расправился с ней. Присев за столик, Швед налил себе вина из бутылки и с интересом взглянул на Николя, который пребывал в глубокой задумчивости.

— Прочел что-то любопытное? Новоорлеанские новости? Только не рассказывай мне о том, что Миссисипи снова вышла из берегов! — весело заявил Швед.

— Я купил газету просто так, — ответил Николя. — А теперь получается, что я возвращаюсь в Новый Орлеан как можно скорее.

— Ты собираешься назад домой?! — воскликнул ошеломленный Швед. — Ты же поклялся никогда больше не переступать порога родительского дома! Что заставило тебя так неожиданно изменить свое решение?

— Я получил письмо от отца. Его переслала из Лондона Дениза, потому что моя семья понятия не имеет, в какой части земного шара меня искать. Впрочем, немудрено. Меня бросает по странам и континентам вот уже пятнадцать лет.

— Отец написал тебе? — недоверчиво переспросил Швед.

— Удивительно, да? — печально улыбнулся Николя.

— После того как он выгнал тебя из дому. Действительно, есть чему удивляться. Впрочем, время залечивает любые раны, — признал Швед, которому всегда было невдомек, как может отец ненавидеть собственного сына. Однако близкое общение с Николя убедило его в том, что креолы не похожи на других людей, им свойственно невероятное самомнение и щепетильность в вопросах чести, которая подчас доходит до абсурда. Они готовы биться насмерть по самому ничтожному поводу, и иметь такого человека, как Николя, в числе своих врагов Шведу не хотелось бы.

— Время здесь ни при чем, — возразил Николя, доставая из кармана конверт. — Дело в том, что правда выплыла наружу. Только это дало отцу возможность написать мне. Честь и долг не позволили ему обвинять меня несправедливо. Так что ему пришлось переступить через самого себя и написать, — заключил он, протягивая другу письмо.

— Ты хочешь сказать, что он тебе поверил? — Швед отставил бокал с вином.

— Да, — коротко подтвердил Николя и нахмурился. Швед принялся читать, и за ровными строчками письма возник живой образ почтенного, удрученного допущенной по отношению к сыну несправедливостью старика.

«II сентября 1850 года.

Дорогой мой сын Николя, я был жесток и несправедлив к тебе. Недавно открылась ужасная правда о трагической гибели Франсуа. Я пишу это письмо с чувством боли и радости, поскольку понимаю теперь, что только безутешное горе побудило меня, выжившего из ума старика, отторгнуть и изгнать из сердца тебя, любимого сына. Я прошу о прощении, Николя. Я хочу, чтобы ты вернулся домой и вступил в законные права наследства. Как только ты вернешься, я перепишу завещание. Если мне не суждено будет дождаться твоего приезда, я изложу свою волю в дневнике. Это поможет тебе добиться справедливости. Прости меня и приезжай скорее. Я очень без тебя соскучился.

Твой любящий и кающийся отец

Франсуа Филип де Монтань-Шанталь».

— Если бы я не увидел письма своими глазами, никогда бы не поверил в то, что оно существует, — отозвался Швед, возвращая листок Николя. — Интересно, что именно стало известно твоему отцу и подвигло его на такой шаг?

— Не знаю. Мне в не меньшей степени, чем тебе, хотелось бы знать, кто на самом деле убил Франсуа и подвел под подозрение меня. Поэтому я и еду в Новый Орлеан.

— Ты хочешь, чтобы я отправился с тобой? — поинтересовался Швед.

— Тебе решать, а не мне, — ответил Николя аккуратно, видя смущение друга. — Может быть, у тебя есть веские основания остаться здесь? Ты вроде бы хотел вернуться на прииски и еще раз попытать счастья?

— Да нет, — покачал головой. Швед. — Я подумываю о каком-нибудь своем деле в Сан-Франциско. Небольшой ресторанчик или что-нибудь в этом роде. Может быть, гостиница. Одним словом, хочется осесть.

— Ты собираешься обосноваться в этом городе? — насмешливо переспросил Николя.

— Честно говоря, я уже подумываю об этом, — ответил Швед, не обращая внимания на усмешку на лице друга. — Сан-Франциско мне вполне подходит — здесь много виски и женщин. А теперь, когда у меня есть кое-какой капитал, я хочу принять участие в строительстве этого города. Со временем он станет гордостью страны, если, конечно, его судьба окажется в надежных руках.

— А ты уверен, что хочешь остаться именно по этой причине? — неожиданно спросил Николя. — Не увлекла ли тебя заносчивая ирландка, в медовых глазах которой отражается сияние твоего золота, а не любовь?

— Знаешь, Николя, не будь ты моим другом, валялся бы сейчас на полу со сломанной челюстью, — признался Швед, невольно сжимая кулаки. — Но я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы простить твое жестокое, мстительное и просто глупое отношение к Маре О'Флинн.

— Ну-ну, не горячись! — рассмеялся Николя. — Значит, все же ты потерял голову. И когда же свадьба?

— Это не я, а ты потерял голову, Николя. Ты обманываешь самого себя, не желая признать правду. Что еще Mapa должна сделать, чтобы доказать тебе, что является порядочной и достойной женщиной? Ты ведь нарочно отрицаешь это, не так ли? Еще бы, ведь только в таком случае ты можешь найти в себе оправдание для ненависти к ней и обманывать себя, утверждая, что она тебе совсем не нравится! А на самом деле ты просто влюблен в нее, Николя!

— У тебя появляется страсть к философии, Швед. Не увлекайся ею, а то рискуешь прослыть среди друзей Патером.

— По-твоему, ты сильно изменился за последние пятнадцать лет? Перестал быть заносчивым и ограниченным зеленым юнцом, который некогда покинул родительский дом, громко хлопнув дверью? Я разочарую тебя, Николя, ты все такой же. Пора тебе взрослеть, а то как бы не было поздно. — Швед остановил пробегавшего мимо официанта, сделал заказ, потом внимательно посмотрел на своего друга и добавил: — Заявляю официально, только чтобы тебя успокоить: я не собираюсь жениться на Маре О'Флинн.