Простреленный паспорт. Триптих С.Н.П., или история одного самоубийства - Леонид Влодавец

— А кто же утверждает, что я его бил? — поинтересовался Серега.

— Да никто, кроме его дружков. Причем, как они утверждают, больше, кроме вас и «беретов», некому было! Я считаю, что у них это явно спланированная акция, а вы?

— Да, — не моргнув глазом, согласился Серега, — похоже. Из-за какой-то ерунды они затеяли спор с дневальными рядом с моим кабинетом, потом этот тип за мной шел, оскорблял. Ну я и двинул его по пьяной роже, тоща он схватился за какую-то железяку. Подошли, спасибо, ваши осодмильцы и утихомирили его.

— Вообще-то, — вполголоса произнес Иван Федорович, — вы уж не болтайте, что били его. Мои-то ребята ничего не скажут — умницы. А вы можете вообще отрицать, что виделись с ним. «Береты» написали в объяснительных, что подобрали его уже лежащим на проезжей части. Они вас не видели, и вы их не видели. Верно?

— Само собой, — по-приятельски улыбнулся Серега, — давайте тогда все согласуем, чтобы не путаться. Верно?!

Согласовали. Решили, что Серега вообще не видел Софронова, кроме как в клубе, а все, что он скажет, этот Софронов, суть белиберда и бред.

Потом явилась Аля и вежливенько, даже нежно, предложила завклубу отпустить Серегу с работы. Это было часов в двенадцать, когда Серега собирался на обед. Как оказалось, в Доме пионеров Аля уже оговорила этот вопрос. Заехали домой, где Серега нарядился в парадный костюм, Аля проконтролировала его побритость и умытость, а затем повезла на «званый вечер с итальянцами». Так Серега про себя именовал предстоящее мероприятие. Видел он когда-то такую пьесу, правда, уже забыл, кто ее написал и о чем в ней рассказывалось.

— Все на мази, — сказала Аля, — дело передают в суд. Немного страшно, что эти двое так легко все приняли на себя. Они подписали все, что требовали. Показания такие детальные и убедительные, что ни один не подкопается. Баллистическая экспертиза оружия — уж, казалось бы, на что невероятное дело — и то… Пули и гильзы заменены. Отпечатки пальцев, еще что-то… Высший класс! И всего за двадцать пять кусков.

— Просто… — вздохнул Серега. — Значит, не за понюх табака…

— Оставь ты все эти самокопания. Сделали дело. Или тебе охота на их место?

— He-а. Но неприятно.

— Неприятно одевать штаны через голову.

— Молчу.

— Ну не сердись. Просто это не только твое дело. Сам понимаешь, что кооператив вовсе не должен за все отчитываться.

— Вообще не должен. Правильно?!

— Кривляка ты, хоть и старый. Лучше ремень пристегни. А то тормозну — и мордой об стекло.

— Такого итальянцам будешь показывать?

— Буду, обязательно буду.

Доехали довольно быстро, уже не вспоминая о серьезных и страшных вещах. Болтали о всяких глупостях.

— Дома никого нет, — объявила Аля, когда они ехали в лифте. — Отец, как ты знаешь, укатил на новое место службы, а мать вчера взяла отпуск за свой счет и поехала к нему. Очень вовремя, правда? Дед с бабкой все еще на даче. Так что нам будет вполне вольно.

— Ты уже все приготовила? — поинтересовался Серега.

— Кока-колу, сигареты, водку, торт, пару салатиков. Сейчас бутерброды сделаю, и все. Будешь помогать?

— Так точно!

По сравнению с прошлым разом квартира была приведена в совершенно божественный вид, хотя и тогда нельзя было упрекнуть хозяев в беспорядке.

На кухне Аля доверила Сереге нарезать хлеб тонкими ломтиками, а сама пластала колбасу, сыр, а также прочие продукты, намазывала игру и паштеты. Потом Серега таскал все в Алину комнату и прятал в холодильник, где стояла водка «Золотое кольцо», виски «Уайт хорс», армянский коньяк, а также сифон с газированной водой и какие-то маленькие пузатые бутылочки, о содержимом которых Серега не догадывался, потому что никогда и нигде раньше не видел.

— Это чего такое? — спросил он.

— Тоник. Его добавляют в джин для вкуса. Сам по себе похож на смесь минералки типа боржоми с лимонным или грейпфрутным соком. Ну, джина мне не достали, поэтому будем пить «водка энд тоню».

— И где вы все это берете? — удивился Середа. — Прямо как до революции — буржуи жрут, а народ… лапу сосет.

— Ты, пролетарий, — притворно насупилась Аля. — При твоих тысячах ты бы мог не хуже кушать. А где взять, я бы тебе подсказала. Думаешь, что сейчас и правда ничего нет?

— Да нет, конечно, только очень уж боюсь, что кого-нибудь на раскулачивание потянет.

— Все, — уверенно сказала Аля, — отраскулачивались.

Едва успели все прибрать на кухне, снять фартуки и поглядеть на часы, как соловьем запел дверной звонок. Аля открыла.

На пороге стоял подстриженный, с офицерскими усиками времен первой мировой войны стройный брюнет с букетом чайных роз, а рядом с ним пышноволосая, высокая дама в ослепительно белой нейлоновой куртке, фирменных варенках и коротких сапожках. Глаза, вопреки Серегиным представлениям об итальянцах, у нее были нежно-голубого цвета, а волосы — каштановые с медным оттенком. Брюнет-спутник прибыл в теплой темно-зеленой куртке и черном беретике набекрень, отчего был еще больше похож на военного. Лишь когда он снял ее, то оказалось, что под ней бежевый пиджак и голубая рубашка с черным галстуком.

— Здравствуйте! — очень чисто произнес Серджо.

Только тут Серега прикинул, что Серджо — это значит «Серега», только по-итальянски.

— Здравствуйте, — произнесла и дама. И она сказала это чисто.

— Проходите, — улыбаясь, произнесла Аля с каким-то акцентом.

Серега только кивнул. Улыбка у него отчего-то не вышла, хотя иностранцев ему доводилось и раньше видеть.

— Давайте знакомиться, — прощебетала Аля, — это — Серджо, это — Джулия, а это — Сережа Панаев.

— Из тех Панаевых? — спросил Серджо, имея в виду литераторов ХIХ века.

— Нет, — сказал Серега, — из советских.

— Браво, — улыбнулась Джулия, распахивая куртку.

Аля мигнула, и Серега тут же проявил джентльменство: помог эту куртку снять и повесил на вешалку. Будь Джулия в пальто, он не сомневался бы в правильности своих действий, но насчет куртки в его познаниях по этикету все сведения отсутствовали.

Тем временем Аля сбегала за вазой, поставила в нее букет роз, который ей вручил Серджо, установила на маленький столик в прихожей и пригласила гостей в комнату.

— Слушайте, — начал Серджо, — вы только не будьте скованные. Мне все время кажется, что я на приеме в посольстве. Си, Джулия?!

— Си! Это все: русское гостеприимство, улыбки — мы уже видали. Мы же не аппаратчики, верно? Четверо самых простых людей, почти ровесники… Панаев, вы не из КГБ? Впрочем, он теперь не кусается. Или нет?

— Чего «нет»? — спросил Серега вполне натуральным голосом.

— Вас не беспокоит КГБ?

— Не-ет… — удивился Серега. — Меня и раньше он не трогал.

— Понятно, — пристально поглядел на него Серджо и что-то протарахтел по-итальянски. Джулия ответила не менее длинной очередью, а затем улыбнулась.

— Этот Серджо сказал, что вы не Панаев, а КГБ.

— У него мания преследования? — спросил Серега.

— Нет, но он дурак.

— А она очень много говорит, — смущенно пояснил Серджо, — когда не надо. Вы будьте проще. И как это дальше? Люди будут тянуть…

— Будь проще, и люди к тебе потянутся, — подсказала Аля.

Уселись за столик. Начали с водки, первый тост предложила Аля, и он был стандартным:

— За знакомство!

Первая рюмка пошла хорошо, это был благой знак.

— Вы серьезно Панаев? — спросила Джулия. — Это не розыгрыш?

— Могу паспорт показать, — предложил Серега и достал свой бордовый, в полиэтиленовой обложке, с золотистым тисненым гербом «Паспорт гражданина СССР».

— Не надо! — замахала Джулия. — Я верю. Просто не верится, что вижу такого мастера и пью с ним водку.

— Меня уже знают в Италии? — удивился Серега с иронией.

— В Италии не знают. Но я видела «Откровение», «Гагарина», «Салюто ди Витгориа», «Красный след» — это вещи. Иконы-барельефы тоже — мажестик! Это все можно выставлять у нас. Будет много народа и много захочет купить. Если вас выставить там, у нас, — вы будете известны как Репин.

— Уже хорошо, — произнес Серега без улыбки, — но на Тинторетто я уже не потяну.

— Сколько у вас омонимов и идеом! — наморщила лоб Джулия. — Я знаю: можно тянуть кота за хвост — это значит тянуть время. Можно «тянуть», то есть лезть в драку. Тянут пиво, дым, и это значит… всасывают. Можно тянуть что-то за собой, как те же бурлаки у Репина. Мне казалось, я знаю все. Теперь — не понимаю. Что можно тянуть на Тинторетто?

— Имеется в виду, что я не дотянусь до его высоты, — пояснил Серега.

— Не знаю, — сказал Серджо, — вы — двадцатый век, а он — шестнадцатый. Это очень разница. Надо сравнивать с теми, кто жил тогда. Если бы вы сейчас сделали «Спасение Арсинои», все бы сказали — у-у! Может быть, сказали: бамбино, делай дальше, еще что-то выйдет. Но вы делаете «Откровение», а до этого «Истина» — новое. Хотя и похожие черты: очень полные женщины…