Князь Лавин - Ольга Погодина

Вокруг него уже образовалось почтительное пространство, – монахи отошли, а другие,вытягивая шеи, норовили рассмотреть его. Илуге быстрым движением поднялся на ступени дворца рядом с матерью. Поднял руку.

– Хайбэ Юэ! – громко крикнул он, – Вы принесли присягу князю Ургаха. Князь Ригванапади мертв. Я полагаю, что с этим все вы переходите под мое подчинение. Я готов принять вашу присягу.

Это было то, что нужно. От изумления рот Юэ слегка приоткрылся. Куаньлины заволновались, и Илуге едва заметно улыбнулся: ему нужно было отвлечь их от ясной уверенности в том, что сейчас им предстоит ринуться в атаку, и преуспел. Если он правильно понял то, что говорил ему Ли Чи, такой поворот событий вполне в рамках куньлинских традиций. Теперь, пока Юэ не вынесет своего решения, ни один из них не тронется с места, боясь быть впоследствии обвиненным в мятеже.

– Я не могу принести присягу без прямого указания моего командующего, – наконец, вывернулся Юэ, – И я…не могу отвечать за весь гарнизон. Я не был должным образом утвержден в этой должности.

Отлично, пока они говорят этим странным языком куаньлинских церемоний, напряжение на площади начинает спадать.

– Тогда позвольте спросить, кому вы подчиняетесь и по какому праву находитесь здвесь? – Илуге бил безжалостно, и знал это.

Повисло долгое молчание, прежде чем Юэ вынужден был ответить:

– У меня нет ответа на этот вопрос.

– В этом случае правила могут быть какими угодно, верно? – Илуге краем глаза заметил, как Ицхаль сцепила за спиной руки, чтобы не выдать своего волнения. В глазах стоявшего с ней рядом Дордже Ранга Илуге прочитал…одобрение?

Не дожидаясь ответа Юэ, Илуге крикнул:

– Хайбэ Юэ, как князь Ургаха я приказываю вам покинуть мои земли. Немедленно.

Эти слова были встречены одобрительным ревом все увеличивающейся толпы, в которой одобрительные выкрики звучали едва ли не тише чем нечто вроде: " Убить их! Смерть куаньлинским кровососам!"

– У тебя еще не больше прав на княжество, чем у меня – на распоряжение куаньлинским гарнизоном, – парировал, приходя в себя, Юэ. Его рука судорожно стиснула меч.

О да, ты прав. Но чаще всего вождем становится тот, кто в критической ситуации ведет себя как вождь и сумеет повернуть ее в нужное русло.

– А что, у тебя есть другие кандидатуры на примете? – промурлыкал Илуге, – Я не сомневаюсь, что ваши " люди за ширмой" уже готовились осуществить переворот.

В точку! Толпа разразилась новыми воплями, и на этот раз " Смерть куаньлинам!" звучало намного громче. Илуге заметил, что хайбэ слегка побледнел и нервно обвел взглядом площадь.

Ты хочешь уйти… Ты сам говорил мне это. И вам нечего больше делать под небом Ургаха – теперь, когда ситуация, наконец, изменилась Тебя удерживает только стыд, только страх того, что твое отступление можно расценить как трусость.

Решение пришло в этот самый момент, и было таким простым, что Илуге чуть не рассмеялся.

– На моей… в степях говорят, что когда правила установить невозможно, решают боги, посылая воину удачу в поединке. Я вызываю на бой тебя или любого, кого вы признаете главным над собой, хайбэ Юэ. В случае моей победы куаньлинский гарнизон сдает оружие и покидает Ургах через плоскогорье Танг до захода солнца. В случае твоей победы вам будет даровано соизволение остаться до того момента, пока вопрос о вашем пребывании здесь будет согласован между мной и вашим императором.

Теперь мой черед бросить вызов. Попробуй отказаться.

Ответ он знал. Никто из куаньлинов не горел желанием поменяться местами с Юэ, и через какое-то время тот медленно, осторожно кивнул.

Монахи, повинуясь незаметным командам своих предводителей, начали отступать в переулки, освобождая место. Теперь их глаза, – сотни, тысячи глаз, не отрывались от Илуге: узкие, черные, непроницаемые. Но, – Илуге чувствовал, – с какими бы мыслями они не пришли в это утро на площадь, сейчас все они будут желать ему победы. Неплохое начало для самозванца.

Ему подвели коня, – небольшого, но быстрого и горячего серого жеребца, вложили в руки меч. Илуге чувствовал, как в нем нарастает горячее возбуждение, граничащее сликованием. Это был его бой. Насколько труднее управлять событиями руками других людей, – людей, совершающих ошибки или действующих вопреки твоей воле, руководствуясь даже соображениями высшей преданности.

В какой-то момент рядом оказался Дордже Ранг. Илуге не отвел вгзляда: сейчас, в это самое мгновение, он чувствовал, что никто в Ургахе не сможет дергать его за ниточки, преследуя какие-то свои неясные цели.

Лицо Дордже Ранга было непроницаемым, глаза смотрели жестко и прямо:

– Если до этого момента я и сомневался в том, что собирался сделать, – сказал он, – Но сейчас я благодарю Падме за свое решение. Ты мудр, угэрчи Илуге, хотя и странно это видеть в таком молодом человеке. Ты избежал ненужной крови и подчинил себе Ургах одним этим своим решением. Никто более не осмелится оспаривать твое право на престол. Этот поединок решит больше…он решит все. Я буду молить Падме о твоей победе.

Илуге молча кивнул старому монаху. Его мысли были уже далеко.

Оба всадника безо всякой команды выехали друг другу навстречу. Юэ снял свой красный плащ хайбэ, чтобы не затруднял движения. Он, как и Илуге, был вооружен только мечом. Щиты оба не взяли. Толпа, замерев в завороженном молчании, казалась похожей на одно существо.

Юэ сделал быстрый пробный выпад. В него было преимущество, – его чалый конь хорошо слушался и доверял хозяину. Серый Илуге, напротив, чувствуя на себе непривычную тяжесть, нервничал и пританцовывал на месте. Илуге отбил выпад и погладил коня по шее, успокаивая. В этой схватке реакция коня столь же важна, как действия всадника.

Они обменялись еще несколькими сериями ударов. Битва на плоскогорье Танг была во всех отношениях слишком необычной, чтобы и тот, и другой сумели оценить манеру боя друг друга. И сейчас, чувствуя гибкость, быстроту и силу своего противника, Илуге невольно ощутил восхищение. Они кружили по брусчатке площади в каком-то странном величавом танце Казалось, оба способны одновременно предугадать действия друг друга – и друг друга удивить. После того, как Юэ отразил его ложный выпад в живот и длинной серией ударов вынудил попятиться, Илуге почувствовал, как на его губах расплывается улыбка удовольствия: он сделал бы точно те же движения, точно также воспользовался бы собственной нерешительностью, вызванной непривычными движениями коня. Эта схватка была настоящим вызовом, настоящим наслаждением.

"Ты – тот самый," – он читал это в глазах Юэ, читал в смеси азарта и восторга, отражавшихся в глазах хайбэ. И знал, что сам чувствует то же самое.