Фабрика офицеров - Ганс Кирст

А Катер между тем уже обрушился на Ротунду, нисколько не сдерживая себя, так как, обвиняя хозяина кабачка, намеревался привести в движение лавину, которая, как он надеялся, поможет ему смести Крафта, а возможно, и Федерса вместе с их учебным отделением «X».

Этот Ротунда, объяснял далее Катер, просто бросил его в беде. Он бесхребетный и ненадежный человек, склонный к резким колебаниям. Короче говоря, он не из тех настоящих людей, которые нужны стране в такое время, как сейчас.

«Он рассчитывает, видимо, на мою помощь, — подумал бургомистр. — Но ведь я не какой-нибудь изверг или чудовище, а человек, способный поддержать любое стоящее начинание. В военной школе я его поддерживаю, заступаюсь за него, а что делает этот Ротунда? Он вдруг идет на попятную. Он поддается уговорам влиятельных фенрихов и делает вид, что ничего особенного у него в кабачке не случилось. И тут на тебе — вдруг выступаю я, как какой-нибудь дурак, который, видите ли, еще раз решил выступить в защиту требований местного населения и за свои усилия не получил ничего, кроме неблагодарности и осуждения».

Хундлингер придал лицу задумчивое выражение. Он хорошо понял сложившуюся ситуацию, из которой мог извлечь для себя не ахти какую выгоду: самое большее — это выпросить на неделю военный грузовик. По-видимому, капитан Катер очень заинтересован в этом деле. Не будь у него личных причин, этот хитрый лис отнюдь не стал бы плести столь сложные интриги из-за такого пустяка. Он вполне мог бы обойтись телефонным разговором. Так что же, собственно, кроется за всем этим? Хундлингер решил незамедлительно добраться до сути.

— Разрешите мне лично уладить это дело, — сказал он великодушно. — Я сейчас же переговорю с Ротундой и дам ему понять, что этот инцидент он должен урегулировать исключительно так, как вы считаете необходимым.

— Это, — перебил его Катер, — не совсем соответствует моим желаниям.

Хундлингер опустил свои дородные телеса в кресло. И тут же автоматически решил про себя повысить ставку: он потребует за эту услугу не один, а два грузовика, и на две недели, вместе с водителями, сопровождающими и запасом бензина.

— Все это можно утрясти, — пояснил он. — Для вас, дорогой капитан, я всегда готов! В конце концов, в этом заключается наше сотрудничество. Так было и так должно быть в будущем. Короче говоря, я лично намекну Ротунде, что и как следует сделать, разумеется, не упоминая при этом вашего имени.

— Мы прекрасно поняли друг друга, — с признательностью произнес Катер. — Мне осталось только напомнить, я подчеркиваю — это очень важно. Ротунда должен обратиться лично к генералу. Прямо к самому генералу! Не забудьте об этом, прошу вас.

К обоюдному соглашению они пришли очень быстро. Военная школа предоставляла сроком на две недели в распоряжение бургомистра города Вильдлингена-на-Майне господина Хундлингера рабочую команду с двумя военными грузовиками для проведения так называемых общественных работ. Бензин — за счет лимитов военного училища. А господин Хундлингер, со своей стороны, обязался уладить дело, о котором они только что говорили.

Они расстались так же, как и встретились: как братья по духу, повторяя про себя: «Еще не перевелись у нас немцы, на которых вполне можно положиться! Как приятно это сознавать!»

Все, что произошло вслед за этим, лишний раз свидетельствовало о том, что господин Хундлингер является полноправным повелителем гражданского населения города, умеющим успешно и быстро добиваться своего; для этого ему достаточно снять телефонную трубку и поговорить с кем нужно и как нужно.

— Я, разумеется, не собираюсь давить на вас, партайгеноссе Ротунда, — проговорил Хундлингер тоном, каким подобает говорить окружному руководителю партии. — Однако я намерен дать вам хороший совет.

— Я слушаю вас, крайслейтер, — послушно сказал Ротунда.

— То, что вы сделаете, вы сделаете совершенно добровольно. Я вам отнюдь не приказываю, так как, если я начну приказывать, партайгеноссе Ротунда, мне придется быть жестким, очень жестким. В этом случае я буду говорить с вами не как друг, а как руководитель партии. Надеюсь, вы этого не хотите, не так ли?

— Разумеется, не хочу, крайслейтер.

— Вот видите, мой дорогой Ротунда, мы с вами прекрасно поняли друг друга. Другого ответа от вас я и не ожидал. Теперь идите к генералу, лично к генералу, и все ему изложите. Большего от вас не требуется.

— Я вам очень благодарен, господин генерал, за то, что вы любезно согласились принять меня, — сказал хозяин кабачка Ротунда, оказавшись в кабинете генерала.

— Будьте добры, без церемоний, — произнес в ответ генерал-майор Модерзон. — В чем, собственно, дело?

Ротунда в мягких выражениях коротко изложил суть дела, заключавшегося в драке, порче инвентаря, оскорблении гражданских посетителей кабачка, совершенных фенрихами из учебного отделения «X». При этом Ротунду не оставляло крайне неприятное чувство. И совсем не потому, что его мучила совесть. Удручало его главным образом то, что ему казалось, будто он разговаривает не с живым человеком, а с каменным изваянием.

Модерзон сидел в кресле не шевелясь, в своей привычной позе. Лицо его казалось окаменевшим, взгляд был неподвижен, но направлен на Ротунду. Когда тот наконец закончил, Модерзон спросил:

— Господин Ротунда, все сказанное вы изложили письменно?

— Так точно, господин генерал! — оживившись и почти с облегчением воскликнул Ротунда, обрадовавшись тому, что молчаливое могущество может не только слушать, но и разговаривать. Как-то само собой Ротунда принял положение «смирно». Надежный инстинкт гражданина Германии подсказал ему, что он должен проникнуться полным уважением к представителю военных властей. С дрожью, но счастливый от сознания, что поступает так, как хочет вышестоящий начальник, он положил перед генералом свою бумагу. — Я позволил себе изложить случившееся в форме информационного заявления.

Не изменив положения корпуса, всего лишь протянув руку, Модерзон взял листок и, положив его перед собой, сказал:

— Я дам вам знать о своем решении, господин Ротунда.

Хозяин кабачка и виноградника моментально понял, что аудиенция окончена. Он поспешно вскочил со стула и выкинул вперед и вверх правую руку, но для генерала он, казалось, уже перестал существовать: Модерзон был занят — он внимательно читал поданную ему бумагу.

— Хайль Гитлер, господин генерал! — выкрикнул Ротунда.

— С богом! — ответил генерал, так и не поднявшись с места.

— Фрейлейн Бахнер ко мне! — коротко распорядился Модерзон.

Сибилла, с длинными волнистыми локонами, в бежевом, хорошо сшитом платье, танцующей походкой пересекла кабинет и, грациозно отставив левую ногу чуть-чуть в сторону, произнесла:

— Слушаю вас, господин генерал.

Модерзон скользнул удивленным взглядом по машинистке, которая за последнее время заметно похорошела. Однако Сибилла не заметила во внимательном взгляде шефа ни капли неудовольствия или неодобрения. Это обрадовало ее. Однако спустя три секунды она поняла, что радость ее была преждевременной и беспричинной.

— Вот это переписать, — деловито распорядился генерал, — и направить начальнику второго курса. Срочно. Пусть доложит свое мнение.

Генерал переложил заявление Ротунды на правую сторону стола, что означало — с этим делом покончено. По крайней мере, генерал Модерзон не имел обыкновения отдавать своей секретарше бумаги в руки.

— Это все, — бросил он в заключение.

А спустя каких-нибудь полчаса эта щекотливая бумага уже лежала на столе у начальника второго курса майора Фрея, который первым делом прочел резолюцию генерала. Она представляла собой обычную формулировку и мало что говорила: «Доложите свое мнение».

И лишь после этого майор прочел заявление хозяина кабачка Ротунды. И прочел не без душевного смятения. Фрей даже немного изменился в лице.

Причину проступившей на лице майора бледности, когда он читал бумагу, было нетрудно понять. Тут имелись по крайней мере две причины: во-первых, в ней излагалось дело, которое майор Фрей уже считал решенным; во-вторых, майору вдруг стало ясно, что речь снова пойдет об ужасно неприятном приказе № 131. А это могло принять нежелательный оборот! Если генерал вдруг сообразит, что непосредственным поводом драки послужило появление несчастного приказа, могут возникнуть осложнения, которые свалятся на его, майора, голову одно за другим.

Однако майор и сам был человеком, мыслящим по-военному; он хорошо знал заповеди военной службы. Они не только давали ему передышку, но и особенно удачливым, а майор относил себя к таким людям, предоставляли возможность переложить ответственность за любое дело на другого, желательно на нижестоящего подчиненного.

Исходя из этого принципа, майор Фрей украсил лежавшую перед ним бумагу следующей резолюцией: «Весьма срочно! Передать для немедленного исполнения начальнику шестого потока».