Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке - Борис Григорьев

Кстати об орденах. При награждении русским орденом один португальский губернатор неожиданно попросил освободить его от такой чести. На недоуменный вопрос Мейендорфа португалец ответил, что король Дон Карлос обложил иностранные награды крупным налогом (от двух до трёх тысяч французских франков) и приравнял их в этом отношении к обычным делам по продаже титулов и званий. Министерство иностранных дел Португалии открыто торговало титулами герцогов, графов и баронов и аккуратно пополняло королевскую казну за счёт их тщеславных приобретателей.

…Мейендорф всё-таки регулярно появлялся в канцелярии, приветствуя Коростовца стандартной тирадой:

— А, вы опять пишете? Разве это действительно нужно? Впрочем, в Петербурге любят писак, хотя всё уже известно из газет… Да могут ли там интересоваться тем, что происходит в маленькой Португалии? Впрочем, вы, пожалуй, правы, нужно изредка писать, чтобы там знали, что мы живы и следим за событиями.

«Дипломатическая деятельность Мейендорфа не лишена была интереса и пикантности, — признаёт Коростовец, — но я поневоле делался пессимистом и мизантропом, а вдобавок совершенно отвык от работы».

Единственным делом за всю командировку Коростовца было дело отставного морского офицера Залесского, проживавшего в Анголе. Моряк купил в Анголе ферму, занялся охотой, завёл там себе негритянскую жену и жил припеваючи, пока на его жену не положил глаз местный губернатор. Жену у моряка отняли, его самого посадили, а хозяйство полностью разорили. Коростовец подал жалобу в МИД Португалии и, к своему удивлению, обнаружил, что власти проявили необычную ретивость и усердие: скоро Залесский был выпущен на свободу, получил обратно жену и был восстановлен во всех правах. «Значит, обаяние России было велико, и нескольких слов было достаточно, чтобы уладить дело», — заключает Коростовец.

«Жизнь в Лиссабоне представляла какую-то дипломатическую обломовщину, то есть большинство просто коптило небо», — писал Коростовец. Положение в некотором смысле спасал тот же барон Мейендорф. Он предложил секретарю заняться переводом произведений Тацита. На возражение, что он уже давно переведен, посланник сказал, что «чтение римских классиков полезнее писания бессмысленных донесений в министерство, где их, конечно, никто не читает». И скоро Коростовец признал правоту аргументации начальника и углубился в Тацита. За Тацитом последовали Светоний, Саллюстий и Тит Ливий. Но скоро и римские классики надоели, а Коростовец попросился в отпуск. Мейендорф заартачился, но в конце концов был вынужден уступить.

Временным заместителем уезжавшего домой Коростовца стал приехавший из Парижской миссии только что перешедший в русское подданство князь Радзивилл, сын адъютанта кайзера Вильгельма II. Мейендорф встретил князя с распростёртыми объятиями — общение с представителем такого знатного польско-прусско-русского рода было для него большой честью.

При попытке Коростовца сдать дела князь презрительно сказал:

— Вы принимаете меня за простого писаря?

На вопрос, что побудило князя сменить подданство, Радзивилл честно и без обиняков сказал, что сделал это по совету папеньки. У Радзивиллов в Витебской области находилось имение, но согласно законам Российской империи, иностранцам запрещено покупать земли в приграничной полосе. Теперь у Радзивиллов руки были развязаны.

Что ни говорите, а салонные дипломаты сильно украшали чопорную и казённую обстановку, культивируемую Певческим Мостом, и вносили в дипломатическую практику некую экзотическую нотку.

Глава шестая. Дипломаты-разведчики

Мы все, мой друг, лжецы,

Простые люди, мудрецы…

В условиях отсутствия регулярной разведывательной службы русские дипломаты, как и многие их европейские коллеги, выполняли функции разведчиков. Военный министр Александра I Барклай де Толли создал при министерстве нечто вроде отдела военных атташе, называвшихся тогда военными агентами, но действовали эти агенты в основном на главном направлении — сбора информации о планах Наполеона, намеревавшегося пойти войной на Россию. Так что большинство дипломатов — от посла до атташе — также занимались агентурной разведкой и приобретали в странах своего пребывания тайных осведомителей.

Скромный советник русского посольства в Париже по финансовым вопросам К. В. Нессельроде в начале XIX века наладил получение регулярной и чрезвычайно важной информации от самого важного агента Ш. М. Талейрана-Перигора, светлейшего князя и герцога Беневентского, великого камергера императорского двора, вице-электора Французской империи, командора ордена Почётного легиона, предложившего свои услуги Александру I ещё на Эрфуртском конгрессе[138] и подписывавшего свои донесения псевдонимом «Анна Ивановна».

В своих донесениях царю Нессельроде зашифровывал Талейрана псевдонимами «кузен Анри», «красавец Леандр» или «юрисконсульт», Наполеона — русским именем «Терентий Петрович» или «Софи Смит», Александра I называл «Луизой», а себя — «танцором». Для полной конспирации Нессельроде посылал свои шифровки на имя М. М. Сперанского, а уже Сперанский передавал их царю. Когда «красавец Леандр» стал «втёмную» использовать министра полиции Ж. Фуше (1759–1820), проходившего в секретной переписке по ведомству «английского земледелия», то Нессельроде именовал его в своих разведдонесениях «Наташей», «президентом» или «Бержьеном». Внутреннее положение во Франции называлось «английским земледелием» или «любовными шашнями Бутягина» (настоящая фамилия секретаря русского посольства в Париже). Сухарь и педант Нессельроде не был лишён остроумия и живого воображения! За свои услуги Талейран в сентябре 1810 года потребовал ни много ни мало 1,5 миллиона франков золотом, но царь отказал ему в этом, справедливо опасаясь, что «красавец Леандр» начнёт сорить деньгами направо и налево, не заботясь о том, что они значительно превышали его легальные доходы, и расшифрует себя.

Другим важным русским разведчиком в Париже эпохи Наполеоновских войн был военный дипломат, а позже генерал-адъютант, генерал от кавалерии, военный министр, председатель Государственного совета, светлейший князь Александр Иванович Чернышёв (1785–1857). Формально своё пребывание во Франции он оправдывал тем, что выполнял между Александром I и Наполеоном роль посредника и перевозил их послания друг к другу. В марте 1809 года, во время боевых действий французской армии в Австрии и Пруссии, Чернышёв стал личным представителем царя в военной ставке Наполеона, ас 1810 года он подвизался уже при дворе императора во Франции. В великосветских салонах о посланце русского царя судачили как о жуире и волоките, не пропускавшем ни одной хорошенькой женщины. С ним дружила сестра Наполеона Каролина, а с другой сестрой императора, легкомысленной Полиной Боргезе, он, согласно молве, находился в любовной связи. На самом деле полковник являлся сотрудником Особенной канцелярии (разведки) и одним из семи русских военных агентов военного министра Михаила Богдановича Барклая де Толли, командированных в разные столицы Европы. А. И. Чернышёв вошёл в доверие к самому Наполеону и в короткое время создал в Париже разветвлённую сеть информаторов в правительственной и военной сфере страны. Известны точные и подробные портреты (характеристики) большинства генералов и маршалов Франции, составленные 26-летним флигель-адъютантом и направленные им в Петербург.

Маршал Наполеона Ж. Б. Бернадот, князь Понте-Корво, потом король Швеции Карл XIV Юхан (1763–1844), не входил в число агентов, завербованных Чернышёвым, но они, по всей видимости, «пересекались» на светских раутах и знали друг друга. Известно, что летом 1810 года, когда Швеция осталась без наследника, Понте-Корво встречался с русским разведчиком, и о первой такой встрече Чернышёв доложил в Петербург канцлеру Н. П. Румянцеву. Согласно этому отчёту Бернадот, ещё не получив для себя никакого приглашения от шведов и имея в виду предстоящие выборы наследника трона в Швеции, сказал:

«Я буду говорить с Вами не как французский генерал, а как друг России и Ваш друг. Ваше правительство должно всеми возможными средствами постараться воспользоваться этими обстоятельствами, чтобы возвести на шведский престол того, на которого оно могло бы рассчитывать. Такая политика правительства тем более для него необходима и важна, что, если предположить, что России придётся вести войну либо с Францией, либо с Австрией, она могла бы быть уверенной в Швеции и совершенно не опасаться, что та предпримет диверсию в пользу державы, с которой России придётся сражаться. Она извлечёт неизмеримую выгоду от того, что сможет сосредоточить все свои силы в одном месте».

Уже в этой первой беседе Бернадот недвусмысленно намекает Чернышёву на свою кандидатуру в качестве претендента на шведский трон и на то, что Россия могла бы на него рассчитывать. Потом князь сделает вполне однозначные и конкретные обещания в случае избрания на шведский трон проводить дружественную по отношению к России политику и попросит русского царя поддержать его кандидатуру.