Обезьяны - Уилл Селф

— А как же Саймон «хуууу»?

— А что Саймон? У него масса собственных версий насчет причины срыва. Иногда он показывает, что все из-за автобуса, который сбил его в детстве, иногда — что из-за наркотиков. Ныне он благополучно выздоравливает, и думаю, в этом свете я совершенно не обязан распоказывать ему об инклюзии, тем более что в конце концов она может тут быть совершенно ни при чем.

На этом два медика и порешили, выбив тем самым карающий меч из лап, уже было занесших его над их головами. Буснер известил ГСМ о своем созначии дать показания по возвращении из Африки, а до тех пор не выступать на публике по столь щепетильному вопросу.

Что же до Прыгуна, Филипса и Уотли, которым в союзе друг с другом удалось-таки стрясти Буснера с профессиональной ветки и навсегда скомпрометировать его имя, то их победа оказалась совершенно пирровой. Филипс скончался спустя неделю после судьбоносной чистки в ресторане «Человеческий зоопарк», оставшись в блаженном неведении относительно судьбы своего удара по компании — та, разумеется, бросила на чашу правосудия весь свой корпоративный вес, что привело к предпоказуемому результату: «Крайборг фармасьютикалс» полностью оправдали.

Уотли, едва узнав, что ГСМ выслал Буснеру официальное письмо, отправился прямиком в больницу «Хит-Хоспитал» и подал заявление на вакантное место старшего научного консультанта. Его он, конечно же, и занял, однако не ранее, чем Арчер, директор больницы, получил от Буснера подтверждение, что тот собирается по собственному желанию уползти на пенсию раньше срока. Да и после этого правление Уотли протекало не без эксцессов. Сотрудники психиатрического отделения привыкли, что их вожак — шимпанзе гибкий, однако во всем, что касается иерархии, беспощадный; Уотли же, напротив, был одновременно физически слаб и донельзя авторитарен. Пациенты знали об этом не хуже врачебного и медсамочьего персонала, так что никто не удивился, когда однажды некий маньяк, которого Уотли вознамерился поколотить, изорвал научного консультанта в клочья. Раны заживали шесть месяцев, и после выздоровления Уотли был уже не тот. Некоторое время спустя он занялся семинарами на тему «Бросайте курить» совместно с Алленом Карром. А затем новости о Кевине Уотли, докторе медицины и члене Королевского общества психиатров, навсегда перестали поступать.

На его место в больнице «Хит-Хоспитал» запрыгнула д-р Джейн Боуэн, чьи тщательные и нежные наблюдения за Саймоном Дайксом и его психозом превратились в большую статью, написанную в весьма изящном стиле.[169] Скрупулезное описание симптомов, патологии и этиологии болезни Саймона, как и преддоказывал Буснер, дало медицинскому сообществу возможность диагностировать массу аналогичных случаев, и наука признала заслуги Джейн, присвоив человекомании по типу Саймона Дайкса официальное обозначение «болезнь Боуэн».

А Прыгун? «Хууууу» Прыгун. Наш сухопарый бледномордый экс-пятый самец, низвергнувший Буснера с дерева почета прямо на усыпанную гнилыми пальмовыми ветвями землю! Прыгун, некогда страстный поклонник именитого психиатра, а затем хитроумный и завистливый Яго, решил, конечно, что приползла пора бросить психиатрию и заняться вторым по мерзости после нее делом — написать о психиатрии роман. Основанная на жизни Прыгуна с Буснером книга под заглавием «По ту сторону сознания», главный герой которой носил обозначение «Жак Сумнер», стала бестселлером и целое лето лидировала по продажам. Литературный мир подхватил Прыгуна и повлек его от приема к приему, от встреч с читателями к четвертым обедам в его честь, кружа экс-пятого самца в головокружительном танце славы. Он вступил в клуб «Силинк» и в очередях к свежим седалищным мозолям переместился с последних позиций на первую.

Не стоит даже и показывать, что эта фаза быстро закончилась. Исчерпав доступный ему материал — все, что было в жизни Прыгуна интересного, ограничивалось Заком Буснером и его методом, — новоиспеченный писатель не сумел завершить вторую книгу, на которую, однако, успел заключить контракт. Выплаченный аванс он потратил на шикарную жизнь, а снова устроиться на работу по старой специальности не смог — история с «Крайборгом» оставила у всех слишком неприятный осадок, чтобы иметь дело с ее участниками.

Не прошло и нескольких месяцев, как Прыгун превратился в бедного, сломленного, всеми забытого самца. Литературный мир выбросил его на помойку так же быстро, как в свое время вознес до небес. Все его недолговечные союзники по перу и критике показывали, что, по их мнению, нет ничего более благородного, ничего более романтичного, чем писать, не надеясь на славу, не рассчитывая на читателей, в холодном доме на дереве — разве не так поступали все великие? — на самом деле имея в виду, что времени на общение с неудачниками у них не больше, чем у любых других шимпанзе в любой другой профессиональной сфере.

Таким образом, за исключением Джейн Боуэн, единственным шимпанзе, который по окончании печальной истории с Саймоном Дайксом переполз на более высокую ветку, оказалась Сара Пизенхьюм. То последнее, счастливое, солнечное спаривание с любимым самцом в Галерее Саачи окончательно разрубило цепи, приковывавшие Сару к художнику. По неясной причине после означенного спаривания Сара почувствовала, что больше не обязана заботиться об этом экзальтированном и странном самце. Когда по окончании долгой-долгой течки она обнаружила, что беременна, несмотря на применение влагалищного колпачка размером с вантуз, то отправилась к Брейтуэйтам и предложила им составить группу.

Стив и Кен были на седьмом небе от счастья. Они взяли в группу Эрла — своего старого, очень старого союзника — третьим самцом, побочным четвертым ухнули своего дядю Маркуса, пятым назначили знакомого по имени Кутберт и прихватили еще двух братьев, Пола и Дел роя, соответственно шестым и седьмым.

Так что Сара наконец получила столько спаривания, сколько хотела, — теперь в нее регулярно входили длинные, мощные и молниеносные члены, которых ей так не хватало в юные годы. А когда, много лет спустя, у ее собственных дочерей начали набухать седалищные мозоли, для Сары не было большей радости, чем видеть, как дочурок мощно трахают с бесконечной любовью на мордах все их родители-самцы, по очереди и вне очереди. Когда она изредка вспоминала об экс-художнике, на ее морде всегда обозначалась неизбывная тоска, но перед глазами у нее вставал не сам Саймон, сексуальный атлет, молниеносный самец, а его рисунки, подарок Тони Фиджиса. Рисунки, впоследствии проданные за солидную пятизначную сумму частному коллекционеру.

Пятизначность суммы особенно радовала Сару — она хорошо понимала, что, как только в Суррее узнали, какая вокруг нее сложилась группа, все мосты были немедленно сожжены.

— «Хххууу» как вы думаете, надо ли нам чистить и шофера? — настучал побегушка Боб на плече у Саймона, трясясь в кузове.

— Не знаю, — ответил он, — возможно, не стоит, вы же знаете, в этих местах все кишмя кишит ВИШем «хуууу».

— «Уч-уч», — кашлянул Буснер с переднего сиденья, показывая; — Не думаю, что можно заразиться через чистку, так что давайте-ка я «чапп-чапп» попробую помочь бедняге.

Именитый натурфилософ, как он до сих пор любил себя обозначать, запустил пальцы в заляпанную грязью шерсть на пузе у бонобо, сидевшего за рулем, и тот сразу же отозвался радостным поклацыванием зубов и даже поцеловал Буснера в морду. Психоаналитику-радикалу потребовалось все его самообладание, чтобы не отпрыгнуть.

Перелет из Лондона оказался невыносимо долгим, вдобавок самолет все время трясло. Буснер так и не понял, почему регулярные рейсы из столицы Великобритании в Дар-эс-Салам совершает только компания «Эр-Ланка». Единственное объяснение — считать, что шимпанзе на этом краю мира, раздираемом гражданской войной, только и хотят, что узнать, как себя чувствуют шимпанзе на другом краю мира, где происчетверенькивает аналогичное бедствие.

В столице Танзании группа Буснера — Дайкса застряла на три дня, ожидая выписки разрешения на поездку внутрь страны и выделения водителя-проводника, который доставит их к озеру Танганьика — там, в восьмистах милях от океанского побережья, и находился лагерь Раушутц. Эти три дня группа провела в попытках приспособиться к стране, где беспорядки в тот момент были куда беспорядочнее обычного. Резня в Руанде еще не закончилась, и беженцы оттуда добирались даже до далекого Дар-эс-Салама, совершенно запруживая улицы. Шимпанзе с деньгами селились в первых попавшихся домах, шимпанзе без денег просто забирались на еще не занятые деревья. Группе Буснера — Дайкса пришлось устроиться в борделе, где с них требовали почасовую оплату за комнаты.

Это обстоятельство дало Буснеру повод категорически запретить спаривание на период, пока группа находится в Африке, а равно устроить подчиненным по сему поводу лекцию.