Метель или Барыня-попаданка. Мир (СИ) - Добровольская Наталья
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позже, когда пришел владелец книжной лавки, Нифонт похвастался визиткой Миши и тому пришлось взять и для него заказ на их изготовление, записав адрес и фамилию купца. Вот и еще одна хорошая идея на будущее – такого тоже ни у кого нет.
Книги, игры, рецепты и песни знакомый Нифонта забрал, не торгуясь, сразу отсчитав запрошенные Мишей четыреста рублей. Он еще и боялся, что дорого запросил, но тот и глазом не моргнул – видимо, знал, что в прибытке останется. А увидев у Василисы бумажных кукол, тут же загорелся и прямо умолял, что если такой товар еще будет, он весь заберет!
Миша рассказал и ему о ювелире и о том, как он хотел его обсчитать, да своих бугаев на него натравил на улице и в гостинице. Купцы переглянулись, а Нифонт сказал:
– Знали мы про то, что Лев Ильич нечист на руку, но чтобы на своего брата-купца молодцов напустить, да в комнату к нему лезть, такого никогда не было. Расскажем мы о его делах всем знакомым, никто с ним и дел больше иметь не захочет!
После был плотный обед, а потом, увидев, что Миша клюёт носом, Никифор со смехом отправил его в спальню, где его уже ожидали Никита и Минька, уютно устроившиеся на одном матрасе. Миша с удовольствием растянулся на кровати, предварительно убрав всю свою выручку и решив после все пересчитать и записать. Но своей первой торговой поездкой, несмотря на все приключения, он остался доволен.
Глава 55. "Усыновление" Миньки и окончание путешествия Миши
С утра пораньше, собрав все вещи и продукты, среди которых были и пирожки от Матрены Васильевны, одуряюще пахнувшие свежей сдобой, Миша спустился к возку. Сунула купчиха и какую-то одежонку для мальчишки, видимо, от своего сына. Никита сел на облучок, конь мотнул гривой – он тоже хорошо отдохнул и был накормлен вкусным овсом. Минька прижался в уголке повозки и что-то шептал, видимо, молился о положительном решении своего дела.
До Минькиной деревушки долетели в две минуты и чуть ее не пропустили – она была едва видна с дороги. Хорошо, Минька закричал:
– Вот моя деревня, вот она!
Домишки были маленькие, вросшие в землю, ветхие, люди, вышедшие на звук колокольчиков – худыми, плохо одетыми, они щурились на яркий свет и искрящийся снег. Миша сравнивал их с крестьянами, живущими в Васино и Деревенщиках и видел, что эти бедные крестьяне живут гораздо хуже них.
Миша решил разговаривать с крестьянами спокойно, доброжелательно:
– Здравствуйте, люди добрые. Хочу поговорить я с вами. Кто тут у вас староста? Покажись нам!
– Я, Ваше благородие, – с опаской сказал один из мужчин, согнувшийся в поклоне до самой земли.
– А почему так выходит, уважаемый староста, что у тебя в деревне беглые? Почему за своими людьми не следишь?
– Никак нет, все на месте, не извольте гневаться, барин!
– А вот и нет, не все! А это кто? – и он вытолкал вперед Миньку, которого выволок из возка. – Мальчишка говорит, что здесь жил. Мы его в Смоленске подобрали, а ты говоришь, что все здесь!
– Минька, ты ли это! – ахнул мужчина и продолжил еще жалобнее. – Смилуйтесь, Ваше благородие, наш это мальчонка, сбежал на днях. А мы решили, что он замерз по дороге, уж и начальству сообщить хотели!
– Хотели они, – заворчал Миша. – Вот скажите спасибо, приютил я вашего мальчишку, хочу слугой своим сделать.
– Так как же быть, ежели он живой, нам за него подушную подать платить надо, да и в списках он значится, как ему без пачпорта?
– Насчет паспорта это не ваша забота, будет ему документ. А налог за него я внесу. И ежели его в рекруты захотят записать, и кто его заменит, тоже отступные получит. И за дорожные работы тоже заплачу. Лучше скажите, согласны вы его отпустить?
– Согласны-то мы согласны, но…, – и тут мужчина выразительно посмотрел на Мишу.
– Вы ведь три рубля налога в год платите, верно?
– Верно, барин, в прошлом годе еще два рубли платили, а нонче уже больше.
– Так вот – вот вам налог за Миньку за пять лет вперед, да и еще купите на всех корову да лошадь, муки, продуктов каких, – и Миша подошел к мужчине и дал ему три ассигнации по десять рублей. Крестьянин ахнул, когда увидел такие деньги.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Миша продолжил:
– Значит так, в Смоленске напишут бумагу, что ваша община согласна отпустить мальчишку, да расписку в получении денег в уплату налога, там же и выправим ему документы. Поедешь со мной сейчас в город, там все у чиновников уладим. Ты грамотный? Расписаться сможешь?
– Маленько грамотный, подпись накарябаю.
– Вот и славно, садись на облучок к кучеру, поедем побыстрее! – и Миша зашел в возок, а Минька, которого оставили в покое, тут же снова спрятался в уголок – боялся, что его оставят здесь.
Доехав вновь до Смоленска, они нашли управу и обратились к Федору Федоровичу, который уже ждал их. Чиновник утвердил расписку о получении денег в счет уплаты налога, оформил согласие общины на выбытие мальчика и дал подписать эти документы старосте. Потом он стал старательно оформлять документы на Миньку. Так как Минька покидал деревню надолго, то в паспорте было указано, помимо данных Миньки и описания его внешности, что он может отлучаться от деревни далее 30 вёрст и сроком более чем на полгода. Паспорт решили пока оформить на год, за что Миша уплатил пошлину в шесть рублей ассигнациями.
Как только все было сделано, Федор Федорович передал все бумаги Мише, раскланялся с ним и ощутив оказавшиеся в его кармане еще две монеты, расстался с ними очень довольный.
Довольны были и Миша с мальчиком, а также крестьяне его деревни – за какого-то сироту, никому не нужного мальчишку, они получили большие деньги, которые можно истратить на всех.
Минька, получив от Миши на руки свой драгоценный документ, повалился ему в ноги и все попытался поцеловать руки. Он плакал от счастья и, задыхаясь, шептал:
– Ваше благородие, барин Михаил Иванович! Во век не забуду вашу доброту! Вы не сомневайтесь, самым лучшим слугой вам буду, отработаю все ваши затраты, сделаю все, не пожалеете, что меня взяли!
– Ну, будет, будет, – Миша тоже был взволнован от души, – полно, успокойся! Я и так не жалею, ты вон как нам в гостинице помог! Но пора уже ехать, дорога дальняя, время поджимает! – и с этими словами они уселись в возок и вновь выехали из Смоленска.
На этот раз дорога до ближайшей станции в Курдымово была спокойной, накатанной, погода хорошей, морозец небольшим, и лошадь одолела дорогу в 35 верст очень быстро. Но как бы то ни было, ей требовался отдых – это же не машина, которой нужен только бензин. Да и самим путешественникам требовался и обед, и отдых.
В это время сельцо было небольшим, всего в один двор, в котором проживало двое мужчин и девять женщин. Одна из версий о происхождении названия деревни рассказывает о том времени, когда местные жители занимались углежжением – изготовлением древесного угля. Поэтому над этим местом стоял темный, едкий дым – "курный дым". Возможно, так и появилось название "Курдымово", со временем превратившись в "Кардымово".
Станция была тихой, так что Миша со своей компанией смог и перекусить и отдохнуть немного. До Соловьево оставалось еще около двадцать верст, и Миша решил посоветоваться с Никитой – ехать дальше или не рисковать и остаться здесь ночевать. Никита решил осмотреть лошадь и потом решить, стоит ли продолжать дорогу. Через некоторое время он вынес вердикт, что лошадь устала не сильно и вполне способна одолеть оставшуюся дорогу. Так и сделали – всем хотелось добраться домой поскорее.
Никита сильно не гнал свою верную помощницу, но и она сама торопилась скорее добраться до места, так что и остальная дорога была завершена благополучно, хоть и уже поздно вечером. Все так устали, что смогли только раздеться, поужинать наскоро и лечь спать в небольшой комнатке почтовой станции в Соловьево.
Утром им предстояло переправиться через Днепр по льду, так как моста здесь еще не было. Место это было древнее, первые поселения появились ещё во втором тысячелетии до нашей эры. Сама Соловьёва переправа была известна с XV века как Соловьёв перевоз, через который переправлялись войска литовцев, в XVII веке через этот перевоз переправлялись уже поляки. Почти три века в домах соловьевских мужиков хранились и использовались в хозяйстве якоря, оставленные литовцами. Позже они пригодятся в войне 1812 года и будут использованы для строительства мостов, по которым будет переправляться русское войско.