Жестокая охота - Виталий Гладкий

— Смотри, — передал бинокль старшине.

— Ого! — вырвалось у Татарчука. — Вот это дура…

— Чего там? — подполз и Кучмин.

— Таких еще видеть не приходилось. Держи, Степа, — Татарчук протянул бинокль Кучмину. — Полюбуйся, что фрицы нам приготовили. Сюрприз.

— Да-а, — протянул Кучмин. — Сюрприз… Может, мы с ними поближе познакомимся? — спросил он у Маркелова.

— Взять “языка”?

— А почему бы и нет? По крайней мере доложим в штаб по всей форме.

— Нельзя. Переполошим фрицев до крайности. Пересчитаем, пометим на карте и будем срочно уходить. Нужно немедленно выйти на связь: сведения у нас теперь вполне достоверные.

— Как с остальными пунктами, где были обнаружены макеты? — спросил Татарчук.

— Теперь доложим все, как есть, все наши сомнения. И то, что гитлеровцы затеяли с нами крупную игру. Пусть в штабе делают соответствующие выводы. Но проверить весь наш маршрут мы обязаны.

Последним сквозь проход в проволочном заграждении полз Ласкин. Впереди мелькали стоптанными каблуками сапоги При-годы, шитые по спецзаказу — богатырский размер Петра был далек от армейского стандарта. “Все…” — обрадованно вздохнул Ласкин, когда куски обрезанной проволоки остались позади.

Неожиданно раздался полный ярости крик Пригоды:

— Тикайтэ! Фрицы! Ух!..

Звуки схватки вмиг разрушили хрупкую тишину; кто-то застонал, затрещали ветки кустарника, словно по ним прошелся ураган, где-то в лесу, недалеко от заграждений, раздались выстрелы.

Ласкин вскочил на ноги и рванулся к Приходе. Откуда-то сбоку на него бросились сразу три эсэсовца. Ласкин с разворота полоснул по ним короткой очередью и, перескочив через одного из них, который свалился прямо под нош, выбежал на прогалину, где ворочался клубок тел. Двумя ударами ножа Ласкин помог окровавленному Пригоде встать на четвереньки; взмахнув прикладом, уложил еще одного гитлеровца, который попытался было завалить Пригоду обратно на землю.

И тут сильный удар в спину швырнул Ласкина в высокую траву. Тупая, всеобъемлющая боль парализовала все мышцы тела; Ласкин попытался закричать, но крик застрял в горле — ткнувшись головой в землю, Николай завалился набок. Уже теряя сознание, с невероятным усилием поднял автомат и выпустил последние патроны в группу немецких солдат, которые окружали прогалину…

Ласкин лежал на нарах, прислушиваясь к дыханию соседа, Кузьмы Ситникова. Судя по вздохам, тот тоже не спал, несмотря на то, что было уже далеко за полночь.

— Крендель! Спишь? — не выдержал Ласкин.

— Умгу… — промычал Кузьма и заворочался.

— Слышь, Крендель, неужели правда?

— Ты о чем?

— А то ты не знаешь, — разозлился Ласкин. — Тебя тоже на беседу вызывали.

— Вызывали…

— Неужели на фронт пошлют?

— Еще как…

— И винтарь дадут?

— А то как же…

— И форму?

— Чего захотел…

— Обещали…

— Жди…

— Ты что, не веришь?

— В лагерной робе сподручней на тот свет шлепать.

— Да ну тебя!

Ласкин укрылся с головой и попытался уснуть. Но сон упрямо не приходил. Ласкин отшвырнул одеяло, покопался в кармане фуфайки, нашел окурок.

— Крендель, а Крендель!

— Ну…

— Неужто и срок скостят?

— У тебя срок — кот наплакал.

— Обещали всем.

— Слушай, Колян, пошел ты!..

Ситников тоже закурил. Затянулся несколько раз и уже поспокойней сказал:

— Ты, это, не обижайся… У меня мать и сестренка в Питере… Фрицы бомбят… Плевать мне на срок, лишь бы на фронт отправили.

Утром после завтрака заключенных построили в колонну и вывели за ворота лагеря.

— Братва, гляди, без конвоя идем! — крикнул кто-то.

— Бежать надумал? — спросил Кузьма Ситников, оборачиваясь.

— Да вы что, кореша! Кто от свободы бежит?..

— Ну и помолчи, шустрило…

Крикун умолк: тяжелую руку Кренделя уважали…

После бани выдали обмундирование.

— Гляди, Крендель, новенькое! — радовался Ласкин. — А ты говорил — в робе…

— Новенькое, новенькое, — ворчал по привычке Кузьма, а у самого глаза подозрительно заблестели. — Кх-кх, — притворно закашлялся, отворачиваясь.

— Когда оружие дадут? — спрашивал Ласкин у командира отделения.

— Что, не терпится? — посмеивался сержант. — Дадут, не сумлевайся…

После очередных стрельбищ — вновь сформированные роты перед отправкой на передовую обучали всего неделю (больше не позволяла фронтовая обстановка под Ораниенбаумом, куда их должны были направить), осенним, промозглым вечером их роту отправили на передовую. Ночью они были в расположении 48-й стрелковой дивизии, где вновь прибывших провели в траншеи.

Спать на сырой земле было жестковато и холодно; некоторые помянули даже добрым словом лагерные нары — под крышей все-таки, — но выбирать не приходилось. Утешились фронтовой нормой спиртного — всем выдали по сто граммов водки, которую загрызли сухарями; с тем и уснули.

С рассветом опять зарядил нудный, осенний дождь.

— Бр-р… — Ласкина бил озноб, он запрыгал, пытаясь согреться. — Слышь, Кузьма, давай глянем на фрица, — и полез на бруствер траншеи.

— Дурак, — прокомментировал тот выходку Ласкина. — Слазь, а то шлепнут, как младенца.

— Ну, ты скажешь… — засмеялся Ласкин. — Они сейчас кофий пьют. И нам не мешало бы подбросить чего-нибудь вовнутрь, да посущественней.

— Балаболка… — проворчал в ответ Кузьма.

Примеру Ласкина последовали еще несколько солдат из пополнения. Неожиданно дробно застучал немецкий пулемет, бойцы посыпались обратно в траншею. Некоторые были ранены — послышались стоны и злая ругань.

Ласкину повезло: он только ушиб колено и расцарапал в кровь лицо.

— Схлопотал? — едко спросил Кузьма. — Специально ради вас, придурков, фрицы завтрак отложили. И не боятся, что ко-фий остынет.

— Ну, паразиты! — взъярился Ласкин, передернул затвор и принялся стрелять в сторону немцев.

Выстрелы затрещали по всей траншее — обозленные донельзя таким “горячим” приемом со стороны гитлеровцев, вновь прибывшие не жалели патронов. Ответили и немцы: возле траншеи начали рваться мины. Перестрелка разгоралась все больше и больше. Гитлеровцы встревожились не на шутку — обычно в условиях обороны передний край безмолвен, за исключением редких одиночных выстрелов или пулеметных очередей, выпущенных в основном для острастки, а тут такая пальба.

Вдруг из немецких траншей выскочили автоматчики и бросились вперед; за считанные минуты они преодолели нейтральную полосу и обрушились на опешивших новобранцев…